Bummer Friend / Никчёмный друг

Oh Bummer Friends Really can't stand you guys Even though I try and try But I don't even have to lie I'll be with you till I die

Мир вокруг Стэна ярко-фиолетовый, отвратительная рок-музыка Ричи бьёт его волнами. Он прячется в ванной комнате дома Каспбрака, оформленной в морском стиле, и как можно плотнее закрывает уши руками. Он чувствует, как его зубы скрежещут друг о друга, чувствует неумолимый топот и стук по полу, по стенам, по тарелкам, по подставкам на столе. Там окно. Маленькое, узкое, но всё же окно. Стэн рассматривает варианты. Шагнуть прямо за стену звука или сбежать через отверстие в стене? Испортить праздник, проталкиваясь сквозь толпу, и выбить входную дверь или исчезнуть и появиться утром, когда у каждого будет лёгкое похмелье, и они забудут, что он отсутствовал в самые громкие, пьяные моменты? Он также осматривает окно: оно маленькое, но он может его открыть. Он делает глубокий вдох через нос и выдох через рот и снимает суккуленты с окрашенного в белый цвет подоконника. Он наступает на крышку унитаза и делает ещё один вдох. Рок-музыка, прыжки и смесь голосов за запертой дверью, кажется, исчезают. Урис отпирает окно и собирает всю силу своих жилистых-жилистых рук, чтобы оттолкнуться. В комнату врывается прохладный ночной воздух, и парень высовывает голову. Вот дерево, на которое он может спрыгнуть и спуститься; а вот земля, достаточно мягкая, чтобы приземлиться. Он думает, что может контролировать своё падение. Стэнли продолжает идти, карабкаясь через отверстие, рука за рукой, потом за ногой, следуя за долгим воздушным порывом. Он перепрыгивает небольшое расстояние до дерева и чувствует себя самым долговязым пауком в мире, когда царапает и царапает воздух. Кудрявый справляется с приземлением, крепко схватившись за ветку, и выпрямляется, попадая в намеченное место. Громкие звуки превращаются в гул, и он глубоко вздыхает. Парень закрывает глаза, чувствуя, как его охватывает спокойствие. Стэн шагает вниз, потом ещё раз, потом ещё. Он всё ещё находится в гуще ветвей, когда прохладный ветер проносится мимо и сучковатая ветка бьёт его по лицу. Это шокирует Уриса, заставляет карабкаться, пока внезапно он не теряет хватку. Еще одна ветка царапает его лицо, когда он начинает падать, и протыкает кожу. Его рот открывается для слишком громкого крика, и он падает на землю. Проходит четверть секунды, а затем он чувствует, как глухой удар приходится на всё его тело, и проваливается в темноту. - Когда Стэн просыпается, он обнаруживает себя в больнице, и яркий белый свет кажется таким громким, что захватывает его. Ни в нём, ни на нём ничего нет, только свет и смутное ощущение холода и тревоги. Он сдвигается на миллиметр, и в нём расцветает боль. Одна сторона его лица, кажется, прошла через измельчитель, а остальное тело оказалось в ловушке тупой гудящей боли, как синяк, который распространился по всему телу. Его зрение немного проясняется, пока всё не становится не всего лишь белой бумагой для принтера. Тени становятся чёткими, и он видит очертания оборудования и потолка. Внезапно всё его тело оказывается захваченным врасплох, и он издаёт влажный кашель, причиняя боль каждому дюйму тела, что вызывает незнакомые звуки в ушах. Эта какофония вздохов и преувеличенных аплодисментов заставляет его съёжиться, делая только хуже. Стэн издаёт прерывистое «стоп», сопровождаемое шёпотом и шелестом оборок одежды на пластиковых стульях, прежде чем замолкает. Стэн не прилагает никаких умственных усилий, чтобы оказаться в замешательстве, он просто устал. Его глаза снова слипаются, и дверь открывается и закрывается, но это происходит только в его голове. - Стэн чувствует себя совершенно разбитым, когда просыпается; он двигается на миллиметр и понимает, что, вероятно, так и есть. На секунду он задумывается, как попал в ослепляющий лимб [1], в ловушке которого он оказался, и слышит слишком громкий голос своего друга по радио, крутящемуся в его голове. — Стэн Супермен? Бро? Брошка? Бротатуля? Бротаныч? — говорит Ричи, и он явно один в комнате. Вопрос, одни ли они и в какой комнате, поднадоел уже. Какая комната может быть такой белой, такой болезненной и такой монотонно громкой, как эта? — Что случилось? — хрипит Стэн и понимает, что в его словах не хватает пары букв, но не может сказать, каких именно. — У тебя амнезия? Ты знаешь, кто я? — спрашивает Ричи, и у Стэна нет сил повернуть голову, чтобы посмотреть в его большие глупые глаза. — Нет, придурок. — Это мой мальчик! Так ты правда ничего не помнишь? — спрашивает Ричи, и Стэн чувствует, как в комнате меняется энергия, но не знает, куда она направляется. Он подозревает, что Тозиер, возможно, приближается, но его разум слишком затуманен, чтобы быть уверенным. — Ты выпрыгнул из окна Эдди. Ты определённо сломал ногу и у тебя синяки повсюду. Все сейчас на обеде, я просто обязан был проверить, проснёшься ли ты в любой момент. — Круто, — Стэн снова заставляет себя отвечать беззаботно. Это кажется нереальным, и он думает, что он, должно быть, в больнице. — Я в больнице, да? — Нет, ты в Придурколэнде. Ну, а где, по-твоему, ты находишься? — ворчит Ричи, и его голос звучит отдалённо. Слышится шорох и звук трения ткани о ткань. — В больнице? — слабым голосом спрашивает Стэн, прежде чем слышит скрип открывающейся двери и топот ног по кафелю. Затем до него доносится смесь криков и восклицаний, с шёпотом на фоне: «Тсс!» и «Вы, ребята!». Он смутно различает голос матери и некоторых друзей. Билл там? Конечно, Билл там. Ведь так? От умственной разминки, когда он пытался угадать, кто к нему приходил, у Стэна снова начинает болеть голова, и это похоже на удар кулаком в лоб и затылок одновременно. — Где медсестра? — вопрошает Урис, и в комнате воцаряется тишина. — Мы можем позвать её? — спрашивает Беверли, а Стэн лишь думает о том, что никогда не знал её такой. Ее голос звучит так тихо и так дрожит. От этого у него немного болит грудь, но он не может сказать, болит ли она из-за падения или потому, что Бев сейчас не разрывается от идей и страсти. Девушка даже не встревожена, при этом оставаясь холодной, как умеет только она, она напугана. — Да, позови, — стонет парень и старается изо всех сил не поддаваться тяжести в веках, которые грозятся закрыться в любой момент. — Стэн? Ты всё ещё… эм… п-п-просыпаешься? — спрашивает Билл, и Стэнли выдыхает с облегчением, потому что да, он здесь. — Да, — снова стонет кудрявый, чувствуя, что ему требуется вся сила в мире, чтобы выдавить этот слог. — Тебе надо поспать, Стэн. Ты выглядишь разбитым, — говорит Майк тёплым как мёд голосом. Стэн сдаётся. Он слышит только смутное бормотание «Конечно, он выглядит разбитым: он выпрыгнул из грёбаного окна прошлой ночью», и он снова падает в сладкие объятия сна без сновидений. - На следующее утро его глаза открываются и сердце начинает выпрыгивать, потому что внезапно какие-то громкие, будто неоновые, воспоминания врываются в его голову, и это до невозможности худший момент, потому что в комнате только он и его мать, факты и жужжание мониторов. — Стэнли, ты проснулся? — спрашивает она пронзительно и напряжённо. Стэн понимает, что она плакала, и ему приходится взять себя в руки, чтобы паника его не накрыла. На секунду ему приходит в голову мысль притвориться, что он всё ещё спит, но глаза уже открыты, и он вскакивает. — Да. Ты в порядке? — спрашивает парень, и женщина выглядит так, будто снова вот-вот заплачет. Стэн вернул бы всё назад, если бы только мог понять, что он сделал не так. — Вечно беспокоишься о других. Хочешь поесть? — спрашивает она, пытаясь держаться формально и буднично. Стэн задумывается, пытаясь прислушаться к желудку. Не получается. — Нет, у меня голова болит, — отвечает Стэнли, чувствуя, как половина его головы горит огнём. — Тебе надо поесть, — повторяет миссис Урис. Она почти смущена: как будто её мозг просто не может отвлечься на что-то другое. — Поем. Между ними повисает тишина. Ни один из них не знает, кто виноват и что делать. Его мама не знает всей истории, даже не знает, хочет ли она услышать всю историю. Он сам ещё не до конца разобрался в деталях, всё было так запутано. Стэнли не может сказать, который час, голоден он или нет. Мир кажется таким далёким от его понимания, что он чувствует странное желание закричать так громко, насколько это возможно. - — Стэнли, могу я тебя спросить кое о чём? — спрашивает женщина, и его мысли возвращаются к маме, которая всё ещё находится в комнате. Он мысленно ругает себя за то, что не замечает маму, свою плоть и кровь, а думает лишь о себе. Он пытается отвлечься, думать о другом, как сказала ему Бев, пытается быть добрее к себе. Он кивает маме, и она продолжает, даже не зная, что происходит в его голове: — Зачем ты это сделал? — спрашивает мама, и голос у неё так дрожит и надломлен, что Стэн понимает: она во всём винит себя. — Слишком громко. Не было другого выхода. Она нажимает кнопку вызова медсестры, и Урис полагает, что разговор окончен. - Медсестра делает Стэну перевязки, увеличивает дозу обезболивающего и выдаёт список травм. Одна вывихнутая лодыжка, глубокие царапины на одной стороне лица, требующие минимальных швов. На боку, от бедра до чуть выше грудной клетки, веером раскрывается огромный синяк. По словам врачей, он «удачливее четырёхлистного клевера». Одно сходится: Урис чувствует себя зелёным. Изумруды вспыхивают в его глазах ярко-зелёными шестиугольниками, когда он двигается слишком быстро. Стэнли чувствует себя зелёным за зубами, когда гримасничает и шутит, что с едой что-то не так. Он чувствует себя так отвратительно, будто под кожей грязь. Он не знает, как рассказать об этом докторам, поэтому просто позволяет зелени застыть на губах, как холодному воску. Ему накладывают швы, наносят липкие пахнущие бальзамы, а лодыжка выпрямляется и бледнеет, пока не перестаёт отекать. Он чувствует себя призраком, как будто кто-то может просунуть руку ему в живот, и та пройдёт насквозь без всякого сопротивления. Стэнли настолько желейный, что когда его выписывают из больницы, он едва замечает это. Стэн должен идти домой, должен лечь спать в свою кровать, которая кажется слишком чистой для его потной, будто песочной кожи, зудящей под бинтами. Мама спрашивает, всё ли с ним хорошо, снова и снова. Сын не знает, как ответить, поэтому просто придерживается примитивного «Я устал». Первый человек, который навещает его на выходных после больницы, — это Билли, потому что Билли мягкий и добрый и рисует на его неповреждённой руке маркером. Он даже не спрашивает Стэна и не предупреждает его, что было бы бесполезно, потому что телефон Стэна сдох день назад, и у парня нет сил или желания зарядить его снова. Билли рисует мультяшек и пишет небольшие реплики, всё что угодно, чтобы занять место. Билли также позволяет Стэну бродить извилистыми кругами, что похоже на какую-то эпическую, непознаваемую услугу. Когда у него есть кто-то, кто кивает и угукает на его истории, дышит рядом и использует обычные слова в речи, это успокаивает. Это заставляет Стэна вспомнить, что он не умер, когда выпал из окна, он просто немного изменился. — Это была адская вечеринка даже без твоего выпада из окна, — шутит Билл спустя три часа, как пришёл к Стэну. Полдень, телевизор включен, глаза Стэна закрыты. Слова заставляют резко открыть глаза. — Что-нибудь ещё произошло? Что-нибудь, о чём я должен знать? — Да, наверное. Эдди типа напился «Капри-Сан» [2], выпил четыре стакана подряд. Я думаю, что это как-то связано с его мамой и бунтом, или чем-то ещё. Через пять минут его вырвало, и он ещё некоторое время плакал. — Прикольно. — А ещё Майк сделал сальто назад. — Круто. — Я поцеловал Беверли, — говорит Билл, и Стэн понимает, что по какой-то причине это последнее в списке «Что надо знать». — О, — выдаёт Стэн, пытаясь контролировать мрачные нотки в голосе. Это не работает, понимает он, поскольку шум пропитал воздух вокруг него, и глаза Билла безнадёжно сверкают по каким-то неведомым Стэнли причинам. Денбро опускает голову, и Урис чувствует, как у него что-то опускается в животе: он подвёл Билла каким-то невообразимым образом. — Это было… интересно, — констатирует Билл, закрывая глаза, как будто хочет потеряться в воспоминаниях. Стэну приходит в голову несколько несправедливая мысль: Билл желает уйти в воспоминания, чтобы избавиться от него, и образы прошлого отпечатываются огненной меткой на его веках. — Почему? — спрашивает Стэн, пытаясь избавиться от единственного оставшегося образа Билла и Беверли в каком-то летнем моменте, когда на плечах нет груза и всё хорошо. Стэн застревает в воздухе, хотя физически он давно испарился и теперь вынужден прорастать в цветах и оседать с пылью. Он не что иное, как пыль, и у него миллион глаз, обречённых наблюдать, но никогда не быть свободными, как Билл. — Мы разговаривали. Ей стало грустно, и она начала плакать в комнате мамы Эдди, так что мы поговорили об этом. Одно за другим, и… — говорит Билл, и Стэн может себе это представить: размытая чёрная подводки Бев и большие добрые глаза Билла. — Итак, вы двое вместе или что-то типа того? — спрашивает Стэн, хотя ему уже всё равно. В его глазах Билл уже ушёл, а он привязан к своей кровати. — Я не знаю. — Хмм. По-трикстерски, — отвечает Урис, и Денбро ослепительно улыбается ему, но у Стэна нет ощущения, будто на него опускается весенний туман, как это обычно бывает при улыбке Билла. Он просто спокойно принимает весь этот рок и погружается немного глубже в матрас. — Я люблю слова, которые ты используешь. По-трикстерски? Что-то новенькое, — выдаёт Билл, и Стэнли борется с желанием застонать от его упрямой солнечности. — Спасибо. Я считаю, слова — это круто, — говорит Стэн, чувствуя, какой ужас давит на его грудь, как это часто случается при страхе быть обузой. Он не хочет портить эту новость своим грузом, той частью себя, которая чувствует себя вечно связанной с Биллом. Он знает, что это глупо, все эти объятия, нежные поцелуи и детские увлечения — знак прошлого, а он больше не прошлое. Он вырос во всех смыслах. Он взрослее и печальнее, если верить доктору. (Не прямая цитата, но когда доктор рассказывает ему о его быстром росте и ставит ему диагноз, Урис не может вспомнить ни одного имени, потому что большая часть его памяти кажется размытой.) — Что-нибудь ещё произошло? — спрашивает Стэн, потому что хочет заполнить тишину не своими мыслями. Билл начинает говорить, но Стэн отключается. Он как будто окунул голову в воду, его восприятие так запутано и взволновано. В конце концов Билл заканчивает рассказ, и Стэн не отвечает. Он просто позволяет себе гнить на кровати, пойманный в ловушку собственного молчания. Урис считает, что лучше оставаться молчаливым последователем, чем обузой. - — Ты знаешь, когда вернёшься? В школу, я имею в виду, — спрашивает Эдди, нервно отхлёбывая малиновый чай, который заварил Стэн, явно стараясь не обращать внимания на пыль по краям чашки. — Нет. То есть я могу вернуться. Люди ходили в школу и с худшими травмами, конечно, но… — Тогда почему ты ещё не вернулся? — интересуется Эдди, прерывая Стэна с некоей резкостью в более высоком и обеспокоенном голосе. — Мои родители считают, что мне следует сделать перерыв в… психическом плане. По-видимому, их страх исходит из этого «прыжка из окна». Я не совсем не согласен, — отвечает Стэнли, не сводя глаз со стола. Он изо всех сил старается избегать зрительного контакта или любых других визуальных сигналов, которые могли бы сделать это ощущение более реальным или более напряжённым. — Окно было чем-то… моральным? Это не было самоубийством, верно? — спрашивает Каспбрак, выглядя более беспокойным и взволнованным, чем обычно (что, честно говоря, было высокой планкой). — Нет, ничего подобного. Я просто… испугался и выпрыгнул, чтобы выйти, но это была не нормальная реакция. Если ты ещё не понял. Значит, я имею право на перерыв? — Да, в этом есть смысл. Снова повисает тишина, в которой Эдди и Стэн заходят в тупик с невысказанными вопросами и другими странными делами, которые ни один из них не хочет затрагивать. — Я слышал, ты выпил тонну «Капри-Сан», — говорит Урис, слегка улыбаясь. Каспбрак съёживается, и Стэн сразу понимает, что это не то, о чём нужно было говорить. — Звучит действительно глупо, не так ли? — сильно смущается Эдди, но это не выглядит весело. Это просто грустное смущение. — Ты что-то сделал? Я знаю, Билл и Бев сделали кое-что… э-э… — Сыграли языками в хоккей [3]? — уточняет Эдди, и Стэн видит по его глазам, что это какая-то цитата из Золотого Фонда Цитат Ричи Тозиера, от которой его сердце разрывается на части. — Да. Сыграли языками в хоккей. Тебе перепало что-нибудь? Или леди слишком устали от «Капри-Сан»? — спрашивает Стэн, хотя прекрасно знает, что Эдди замкнут и не интересуется девушками. Сам Стэн был не настолько скрытным, поскольку упоминал о влюблённости в парней, но никогда не говорил и не проронил слова об этом. С другой стороны, Эдди был закрытым, как шкаф на ключ. — Не-а, боюсь, девчонок там не было. Ричи, ну, поцеловал меня в лоб. Когда я плакал. Это было мило, — говорит Эдди, делая еще один волнительный глоток из своей чашки, когда глаза Стэнли немного сужаются, думая о том, как Ричи дарит Эдди мягкость. — Звучит неплохо. Похоже, у нас обоих была та ещё ночка. — Ага. — Ага. Вскоре после этого Эдди ушёл и некоторое время не появлялся в доме Стэна. Урис знает, что его избегают, но Ричи единственный, кто сказал ему, почему. По-видимому, в этом старом-старом доме было слишком много напряжения, которого Эдди просто не мог вынести. Бев утверждает, что дом чувствует себя проклятым, и Эдди не верит в колдовство так, как Бев (если судить по её впечатляющей коллекции кристаллов), но впервые в жизни он ощущает то, что она подразумевает под «негативной энергией». Майк упоминает об этом в разговоре со Стэном однажды в смс, когда они вдвоём болтают и притворяются, что всё не так уж плохо. Он предлагает пожечь в доме какой-нибудь шалфей, изгнать всех демонов, которые вертятся под ногами, но через неделю Стэнли возвращается в школу, и Хэнлон считает это уже ненужным. Тем не менее, это всё ещё остаётся в его голове: удивительно, что есть что-то ещё, что-то нематериальное, что заставляет его чувствовать себя так. Бен думает, что этот неосязаемый дух — психическое заболевание, в то время как Бев думает, что это призрак, и Стэн честно не может сказать, какой вариант он предпочёл бы. - День, когда Стэн возвращается в школу, ярко-жёлтый, ноющий от напряжения. На самом деле ничего не происходит, с другой стороны, можно догнать своих учителей и убедиться, что выполнение домашнего задания онлайн прошло правильно, и он всё наверстал. Академически всё хорошо. Физически, психологически, социально? Всё немного дерьмово. Для начала, боль в костях не прошла. Теперь он почти ощущает её частью себя самого, и каждый шаг вызывает тупое жжение в теле. Эдди учит Стэна некоторым упражнениям «гимнастики», и это кажется таким же глупым, как и звучит. В общем он чувствует себя отягощенным и тонущим, но это ещё не самое худшее. Больше всего он ненавидит обед. Каждый понедельник весь Клуб Неудачников заваливается в комнату своего любимого учителя, чтобы поиграть в шашки, и все они чертовски хорошо проводят время. Это смесь шуток, смеха и игр, что было бы абсолютно нормально, если бы Стэн не потерял способность быть весёлым парнем, когда он упал с дерева. Он не может удержаться, чтобы не провести пальцами по бугристым контурам шрамов, которые покрывают его лицо, и это служит тихим напоминанием о том, кто он теперь. Он «Парень, Который Выпрыгнул из Окна Эдди», бесконечная никчёмность и разрушитель вечеринок. Он всегда круто играет, когда его просят присоединиться к игре. Стэнли закатывает свои воспалённые, напряженные глаза и говорит, что слишком хорош, чтобы играть против всех, он хочет вызова. Кудрявый просто опускается на мягкий небольшой диван учителя английского, тот, что стоит в углу комнаты, предназначенный для спящих учеников. — Поиграй со мной, Стэн! — кричит Бев, стуча кулаками по столу так сильно, что некоторые шашки покидают стол. Это заставляет Билла хихикнуть, далеко от глаз Стэна, но так близко в его ушах, что от этого его голова начинает болеть ещё больше. Он чувствует такую усталость, такую слабость, что говорит: «Да, думаю, можно». Никто, кроме Бев, не замечает этой перемены в поведении Стэна, поэтому, когда он садится по другую сторону стола и рассматривает красные шашки, ему не кажется, что за ним наблюдают. — Ты первый, старый добрый, — говорит она, устало опустив глаза. Стэн ощущает единство с ней, когда проводит рукой по шашкам, пытаясь придумать лучший ход. — Старый добрый? — да, он сделал ход. — Ты — вернувшийся чемпион, прозвище показалось подходящим, — говорит она, внимательно глядя на доску, прежде чем походить. — Давайте просто надеяться, что вы, маленькая выскочка, не узнали слишком много новых трюков, — парирует Урис. Наступает тишина, и каждый делает свой ход, медленно и уверенно, именно так, как любит Стэн. Через два стола Майк и Эдди пытаются играть в шашки, и их хриплый смех и болтовня обеспечивают хороший саундтрек к тихой игре. — Как школа без меня? — спрашивает Стэн. Он вернулся достаточно давно, чтобы могло устаканиться что-то новое и нормальное, но он не может сказать, что было нормальным и новым, когда его просто не было. — Странно. Мы единое целое, понимаешь? Это как потерять ногу. — А я нога этой группы? Я всегда считал себя скорее левой рукой, — отвечает Стэнли. Это соответствует тому, что он о себе думает: необходимый, но не существенный, ничего, что действительно мешало бы росту, если бы он исчез. — Мы все ноги, — произносит она мудро, как будто в этих словах заключены все тайны Вселенной. Стэн вздыхает. Марш знает, что он имеет в виду, просто не собирается отвечать. Это лучше, чем ничего, думает он. — Хороший ход, — говорит парень, переключая тему и уставляясь на доску. Ей стало лучше, пока его не было. — Я знаю. Затем наступает тишина. Ничего, кроме тихих и полузабытых воспоминаний, пока они играют на чёрно-красной доске. — Ты играл в шашки во время «перерыва»? Жизнь с онлайн-шашками абсолютно безумна, — говорит Бев, делая ход, в котором отнимает у Стэна две фигуры. Он тихо ругается, прежде чем сообразить, что ответить. — Немного. Больше всего на свете я спал. Готов оплатить все налоги на сон, если это имеет смысл. — Так ты не играл ни в какие игры? Даже в глупые приложения для телефона или, например, классные математические шарады? — интересуется Марш, и Урис делает удачный ход: осторожно убирает шашки с доски, будто оперирует. — Иногда, когда я болел, я смотрел детские шоу и всегда играл в игры. Идеальное бессмысленное развлечение, — отвечает Стэн. Он рассматривает доску, и у него в голове прокручивается момент сладкой победы, потому что он выигрывает. — Звучит неплохо. Стэн делает еще один ход и выигрывает без лишней помпы. — Вот твой выигрыш, — Беверли толкает через стол пакет со смесью. В её глазах вспыхивают искорки, от которых Стэну становится немного не по себе. — Мы никогда не ставили на такое, Б… — Забирай свой выигрыш. И съешь его. Ты становишься слишком тощим, — говорит она и уходит, прежде чем Стэнли успевает ответить, а он не хочет тащиться за ней. Не тогда, когда она разговаривает с Майком и чувствует себя как дома. Он запихивает смесь в коробку для ланча. Он не съест это. - Его учитель английского назначает проект, где они должны написать стихотворение с ключевым словом «полёт». Учитывая тот факт, что Стэн просто выпрыгнул из окна, отправив тем самым себя в больницу и заставив мать спрятать все отбеливатели в доме по причинам, о которых Стэн не любит думать, то, о чём он написал, показалось немного очевидным. Судя по всему, его учитель английского не согласился, поэтому снова обратился к школьному психологу через несколько часов после того, как Стэн сдал стихотворение и получил 86 баллов. — Зачем ты написал это? — спрашивает миссис Мейерс голосом, спокойным и ровным больше, чем не потревоженное озеро. Стэн чувствует полный диссонанс. — Потому что нам это задали. Я не знаю, почему я здесь, и я не хочу быть здесь. Я скучаю по физике, и я уже отстаю и… — Успокойся, милый, — говорит миссис Мейерс, выглядя немного переутомлённой, — у тебя есть возможности и шансы наверстать упущенное. Ты прекрасен в физике. Однако я хочу поговорить о стихотворении, написанном тобой для английского, которое вызывает гораздо больше беспокойства, чем твоя успеваемость по физике. — Нам дали это стихотворение на урок. Я не знаю, почему меня наказывают за то, что я сделал то, о чём меня попросили, — говорит Стэн и чувствует себя капризным ребёнком, как будто никто не понимает, что он говорит, как бы громко он это ни говорил, и его единственный вариант — сказать это громче. — Ты не наказан, Стэнли! Мы просто хотим обсудить, что сейчас тебя беспокоит. Очевидно, ты переживаешь что-то… — Очевидно? О чём вы вообще говорите? — перебивает Урис. Ему кажется, что голова вот-вот взорвётся, потому что он в порядке. — Что ж… ты похудел, твои оценки снизились, ты недавно долго отсутствовал… похоже, у тебя были тяжёлые времена. Я здесь ради тебя, Стэнли, мне просто нужно, чтобы ты поговорил со мной, — сочувственный голос психолога пропитан мёдом. — И это очень похоже на недоразумение. Я в порядке, я недавно подхватил грипп, поэтому мне пришлось взять отгул, я не мог удержать еду, поэтому я похудел, и чертовски трудно делать домашнюю работу, когда ты не можешь двигаться, ничего не чувствуешь, когда тебя только что ударили в живот, — лжёт Стэн. В глубине души он считает, что это идеальная ложь для данной ситуации, и он решает следовать ей. — Я проверила твои больничные записи. Ты пропускал школу не из-за гриппа. — Ну, а что сказал Большой Брат [4], почему я пропустил школу? — вопрошает Стэн и скрещивает руки на груди, как будто это защитит его сердце от ещё большей боли. — Потому что выпрыгнул из окна. И это выглядит как крик о помощи, между прочим. Помоги мне помочь тебе. Ты не сможешь поправиться, если просто скажешь всем, что у тебя грипп. — Хотите поспорить? — спрашивает Стэн, и даже он не может сказать, шутит он по-чёрному или стебётся. Он ненавидит этого психолога, ненавидит то, как она продолжает смотреть на него, словно может видеть его насквозь. Он просто хочет уйти. — Стэн, ты не можешь просто игнорировать свои чувства, иначе всё рухнет. Я видела, как это происходит, и это случилось со мной. Останови машину, пока не произошла катастрофа, Стэн, — говорит она, и Стэнли думает, что если ему придётся разобраться с тем и с этим, у него ещё больше отяжелеет голова, и он выпрыгнет из окна этой комнаты. — Мэм, — произносит Урис, надеясь, что усталость в его голосе больше очаровательна, чем такой не является, — я могу поговорить об этом, но я не могу сосредоточиться, когда так сильно беспокоюсь об уроке. Я пропускаю лекцию, и я хочу поправиться, но, если я пропущу эту лекцию, моя оценка ухудшится, а я не могу себе этого позволить. Мои друзья не могут даже попытаться научить меня этому, потому что я люблю их, но они вообще не могут ничего объяснить, поэтому они дружат друг с другом, а не являются неотъемлемой частью социального организма, — выдаёт Стэн почти слово в слово монолог Ричи, но это не имеет значения. Он позаботится, чтобы не опуститься до уровня Ричи, когда выйдет из этой комнаты. — Хорошо, Стэн, — говорит она на глубоком вздохе, как будто знает, что он лжёт, как и знает, что не может расколоть его скорлупу, когда стены вокруг его разума так высоки. — Возвращайся, или тебя вызовут в другое неподходящее время. Не испытывайте меня, молодой человек. Стэн встаёт, морщась от боли в спине, и идёт к двери. Он слышит ещё один вздох, и, когда поворачивает ручку двери, психолог отвешивает ему пощёчину своей последней мудростью: — Тебе необязательно разбиваться. Это не неизбежно, Стэн, — говорит она, и у Стэна в голове начинает роиться слишком много мыслей, поэтому он просто уходит, отказываясь думать об этом, отказываясь думать, что он начал рассматривать полное разрушение своего психического здоровья как неизбежность. Он не заметил, что его мозг начал думать «когда» вместо «если», и это выбило его из колеи. - На следующей неделе в шашечном клубе все чувствуют себя так хорошо, как только могут, потому что они все вместе. Это один из лучших обедов в Клубе Неудачников: Эдди и Ричи — отличный комедийный дуэт; Стэн наблюдает за всем этим в оба. Он слегка улыбается, и это только подогревает их ещё больше. Майк сидит на столе и что-то вышивает на день рождения дедушки, а Бен наблюдает за происходящим со спокойным, довольным выражением лица. Билл решает, что это идеальный момент, чтобы поделиться новостями с ребятами, так как он держит телефон в одной руке и сэндвич в другой. Смотрится как-то по-ребячески и живо в свете кабинета. — Эй, ребята, у меня есть небольшое объявление, — говорит Билл и переводит взгляд на Бев. — Это каминг-аут? — спрашивает Ричи чересчур громко, сложив ладони рупором, чтобы подчеркнуть свои слова. Эдди хихикает и раз хлопает в ладоши, отчего Ричи улыбается ещё шире. Стэн слишком отвлечён происходящим, чтобы даже думать о том, какие новости Билл собирается сказать. — Мы и Бев… вместе, — произносит Билл и многозначительно смотрит на Стэна, у которого разбилось сердце. Стэн чувствует, что его глаза расширяются, но он едва может переварить информацию. Билл, парень, в которого он влюблён, с Бев? Его друг на протяжении стольких лет? Разве они не должны быть как брат и сестра сейчас? Почему они это сделали? — Так держать, — говорит Майк как можно искреннее. Стэн задаётся вопросом: то ли он просто выдумывает предательский тон в голосе Майка, то ли все остальные чувствуют, что это худшее решение, которое кто-либо мог принять в Клубе. — Да, я рад за вас, ребята, — говорит Стэн и слышит, как слова выходят из его рта, но чувствует, что они принадлежат кому-то другому. — Да, я думаю, мы все очень рады за вас двоих. Я не знаю, как реагировать, если честно. Нет же случайной, неформальной возможности сказать «Поздравляю с отличной хоккейной игрой языками», — выпаливает Ричи и получает от Эдди лёгкий шлепок по руке. Стэнли делает вид, что не замечает, как на лице Ричи расцветает улыбка. (Урис знает, что он не единственный в коллективе, у кого есть какие-то сильные чувства к другим Неудачникам, которые они никогда не смогут реализовать, но при виде этого всегда становится неловко. Ему еще более неприятно осознавать, что такие, как Билл и Бев, могут не только реализовать, но и объявить об этом официально, несмотря на жгучие чувства, разрывающие на части других.) — Я знаю, что я… лично я суперсчастлив за вас, ребята. То есть поздрав… — С отличной хоккейной игрой языками? — Ричи заканчивает со злой усмешкой, и Стэн мгновенно отвлекается, чтобы взглянуть на Бена, на лице которого изображено истинное потрясение. Хэнском и Урис встречаются взглядами, и между ними проскальзывает момент общего понимания. Вскоре разговор снова вернулся к «хоккею языками», и внимание сосредоточилось на центре комнаты, оставив Стэна свободно скользить по краям прямо к одиноко стоящему Бену. — Странное ощущение, — бормочет Стэнли, и голова Бенджамина резко поворачивается в его сторону, что делает последнего ужасно похожим на испуганную птицу. — Угу. Я думал, это было достаточно странно, когда они целовались в средней школе. Это совсем другой уровень, — заключает Бен робко и грубо одновременно. Стэн толкает его плечом в каком-то традиционном братском утешении. — Это было довольно странно, — подтверждает Стэн с фальшивым смехом в голосе. — Не так странно, как-то… э-э… крути-бутылочное рандеву, — напоминает Бен, и Стэнли стонет от ужасного воспоминания о домашней вечеринке, которую Билл провёл год назад, где круг игры в «Бутылочку» состоял наполовину из влюблённых в Билла девушек, наполовину из Клуба Неудачников (по совпадению, многие из которых были влюблены в Билла). Денбро раскрутил на Марш, и они сошлись в неудобном поцелуе. — Пока они не целуются при мне, я думаю, что смогу это пережить, — добавляет Стэн. Они с Беном обмениваются взглядами и слабо улыбаются. — Да уж, звучит как план, — отвечает Бен. — Все остальные провалятся, но ты всегда можешь быть странным со мной, — говорит Стэнли. — Спасибо. Мне придётся когда-нибудь обсудить это с тобой, — у Бена грусть отпечатывается на лице. Он и Урис смотрят на действие в центре комнаты: Билл оживленно рассказывает историю, в то время как Бев вставляет свои собственные дополнения; оба невероятно сияют. — Такой отстой, — морщится Бен. — Действительно. - Стэн проводит следующую пару встреч в шашечном клубе рядом с Беном, обмениваясь понимающими взглядами всякий раз, когда Биллверли делают что-то заметное и обсуждают проблему. Разговоры об этом на самом деле довольно продуктивны, обнаруживает Стэн. У них с Беном много общего, например, глубокая признательность за тишину и неловкость на улице. Бен также приверженец науки, что, по общему признанию, редко встречается в Клубе Неудачников. Они вместе работают над домашним заданием и ходят на свои дерьмовые занятия, и это приятные, неоспоримые отношения. Однажды они устроились на диване, разделяя своё внимание между действием в центре комнаты и особенно неприятной задачкой по алгебре. Бен прерывается, чтобы переключиться на Стэна. — Ты уже виделся с психологом? — голос Бенджамина слишком мягкий и сладкий, чтобы Стэнли впал в панику. Ему кажется, что Хэнском мог бы сказать, что грядёт ядерный апокалипсис, и Стэн всё равно бы чувствовал себя уравновешенным и утешенным. — Да, это было довольно глупо. Она позвонила мне по поводу стихотворения, которое я написал, и рассказала о предупреждающих знаках или типа того. — Ты с ней о чём-нибудь говорил? Типа по-настоящему? — Бен слегка наклоняет голову набок, искренне беспокоясь. — Нет, не говорил. Бену не нужно ничего говорить, потому что-то, что Стэнли хочет сказать, ясно. Бен не начнёт ругать Стэна или даже просто поливать его банальностями о том, как он «беспокоится» (если Стэн снова услышит слово «беспокоится», он предполагает, что может выпрыгнуть из окна Каспбрака ещё раз). Вместо этого он просто уплетает свой обед, выглядя совершенно комфортно в тишине, которая охватывает их. — Хочешь немного? — предлагает Бен, глядя на вытаращенного Стэна. Он поднимает свой бутерброд, и мягкий хлеб с липким арахисовым маслом, запах которых он не чувствует, соблазняют его на секунду, но кудрявый отгоняет эти мысли. — Можно мне украсть морковку? — спрашивает Урис, указывая на маленькую коробочку с крохотной, свежей и прелестной морковкой. — Конечно. Вообрази себя на ранчо, хорошо? Это одна из приятных мелочей, — говорит Бен, и Стэн следует его указаниям, и в конце концов он улыбается, почувствовав вкус на языке. Бен резюмировал это лучше всего, это приятная мелочь. После этого им не нужно разговаривать. Стэн приканчивает обед Бена, отчаянно желая, чтобы он всегда так просто приносил еду. Это тихая боль вины, прорастающая прямо сейчас, потому что Стэн слишком занят, чтобы просто наслаждаться тихой компанией. Простые радости, мысленно повторяет он про себя, позволяя словам цвести в его голове первыми ростками. - — С возвращением, — говорит миссис Мейерс, вертя в руках песочные часы. Стэн решает сосредоточиться на движениях её рук по стеклу, а не на её усталом лице или плакатах, развешанных по комнате. — Мой друг хотел, чтобы я это сделал, — говорит он. Он всё ещё сидит в кресле, и это не очень удобно. — Который? — вопрошает миссис Мейерс. Её голос звучит безразлично, но Стэн видит, что она просто пытается соответствовать его энергетике. Она направляет всю свою дрожь и движения в песочные часы, и он никак не может отвести глаз. — Бен Хэнском, если вы его знаете, — Стэнли по-прежнему избегает смотреть ей в глаза. — Конечно! Он хороший парень. Его стихи — какая-то фантастика, — произносит она, и это единственное, что близко подходит к тому, чтобы успокоить Стэна по причинам, которые он не совсем понимает. — Правда? Он едва показывает их нам, — отвечает парень. В его голове вспыхивают воспоминания о некоторых наградах Бена, которые он получал, робко подавая на конкурсы, и краснел, когда работы были размещены на веб-сайте. — Которые он подавал на конкурс, — даже не самые лучшие. Он написал мне одно на Рождество, — извещает психолог, и Стэн смутно понимает, что Бен действительно знает этого человека и определённо доверяет ему, если хотел поделиться своими стихами. Стэн отрывает взгляд от песочных часов и встречается глазами с миссис Мейерс. — Могу я посмотреть? — Оно на моей стене. С его позволения, конечно, — говорит миссис Майерс, указывая на пробковую доску позади себя и отъезжая в сторону на кресле с колёсиками. Стихотворение написано красивым почерком, как раз таким, какой у Бена. Урис представляет, как Бен нависает над доской и с невероятной осторожностью водит ручкой по бумаге. Такая картинка дарит ему лёгкую улыбку, и он немного наклоняется вперёд, чтобы ясно увидеть слова и придать стихотворению заботу и сосредоточенность, которые, как он знает, оно заслуживает. — История тоскует, сад мира по кирпичику к небу из лаванды, — вслух читает Стэн, щурясь. Он позволяет сосредоточиться на каждой букве стихотворения, которое понятно не полностью. Его успокаивают добрые слова и мягкие петли почерка Бена. — Иногда я читаю его, когда чувствую, что покидаю своё тело. Это оправдывает меня. Что оправдывает тебя, Стэн? — спрашивает миссис Мейерс, и Стэн собирает всю свою волю, чтобы дать ответ. — На самом деле ничего. Я просто позволяю себе воспарить, и я знаю, что в конце концов я спущусь. — Это устойчиво? — Мое внимание сосредоточено не на том, чтобы быть устойчивым, а на том, чтобы быть живым. — И как это работает? — интересуется психолог. Стэн не может найти ответ. - На следующий день, через несколько часов после школы, когда солнце светит достаточно ярко, чтобы казаться сладким на вкус, Клуб Неудачников находится на карьере, отмахиваясь от громко жужжащих жирных мух и закатывая штаны так, чтобы вода, по которой они шлёпают пятками, не оставляла следов. Стэн развалился на длинной, гладкой и белой каменной плите. Он лениво играет речными камнями во рту, то пряча их под язык, то рассасывая как конфету. Это в сочетании с ослепительным солнцем интересная комбинация. Он слышит отдалённую болтовню, но слишком спокоен, чтобы прислушиваться, пока не раздаётся крик. Кудрявый подтягивается, ошеломлённо глядя на происходящее. — Эй, чувак, это подлый поступок! — говорит Ричи даже без тени улыбки в голосе. Стэн смотрит на происходящее и с потрясением понимает, что Ричи разговаривает с Биллом. Что-то новенькое. — Да ладно, это была шутка! И с Бенни все в порядке! — защищается Билл, и Стэн сосредотачивается на группке в центре конфликта: Билл, мокрый Бен. Все остальные расходятся от них, как солнечная система, где Билл — это солнце. — Что ты сделал? — спрашивает Стэн с лёгкой иронией в голосе. Он видит, как Эдди неловко переминается с ноги на ногу, как тут же бросает взгляд на Ричи, но в секунду отворачиваются при виде его лица, на котором отражён нешуточный гнев. Стэн на чужой территории. Эдди смотрит на свои ботинки, а не следит за происходящим, осторожно закрываясь. — Я его обрызгал! В буквальном смысле! — говорит Билл, и стресс начинает заметно сказываться на нём. — Ты толкнул его! Ты его не обрызгал, Билл, а сделал какую-то хероту, — ворчит Ричи, и брови Стэна изгибаются в лёгком недоумении, почему Тозиер так сильно наезжает. Стэн размышляет о том, что, возможно, это не единственный случай, когда Билл так прикалывается, и эта мысль заставляет его встать. Стэн выпрямляется, будто шомпол, и в глубине его глаз плещется волнение: надвигается беда. — Ты толкнул его? — спрашивает Стэн и видит мокрого Хэнскома, тот ушибся о камни. По его коленям текут кровавые струйки, и синяки начинают расцветать. — Я… Почему все вдруг разозлились? — Билл чешет в затылке. Та часть Стэна, которая всё ещё влюблена в Билла, мгновенно замечает, как от этого движения его рубашка немного задирается, но как мысль пришла, так она и ушла. — Потому что это было неубедительно, Билл, — говорит Бев, и её плечи напрягаются в небрежной линии. Стэн видит это по тому, как она держится, по тому, как она притопывает ногой, заставляя мелкую воду вокруг шлёпанцев разбрызгиваться. Он не может понять, раздражена ли она Биллом или реакцией окружающих. — Ладно, так и быть, прошу прощения. — Вообще-то надо извиниться перед Беном, чувак, — говорит Стэн и размыкает первое кольцо круга. — О, ты сейчас защищаешь его честь или типа того? — шутит Денбро, находясь явно не в своей тарелке. — Если требуется, — говорит Стэн, возможно, гораздо спокойнее, чем он себя чувствует. Его грудная клетка делает сальто назад, и голова медленно наполняется хлопковым пухом. Это опасное чувство, понимает он. Это то, что он чувствует, прежде чем сделать что-то действительно чертовски глупое. — Почему ты так з-злишься из-за этого? — заикается Билл, широко раскрыв глаза. Стэн делает ещё пару шагов вперёд. — Потому что Бен важен для меня, и он не заслуживает такого обращения, — говорит Стэнли, и его кулаки сжимаются. — Я не знаю, почему ты… — начинает Билл, но его быстро перебивает кулак Стэна. Парень вскипел и зарядил Денбро прямо по щеке. Урис не знает и не хочет знать, каким был бы конец этого предложения. Всё, что его волнует, — это боль, которая вырывается из него, весь гнев, всё негодование, и… Билл бьёт в ответ. Это почти сбивает Стэна с ног, но он удерживает равновесие. Возмущения его друзей вокруг них — просто белый шум, и Стэн выбирает открытый захват вместо удара. Он хватает Билла за руку и дёргает, пытаясь оттолкнуть, повалить его на землю. Это работает: Билл падает на землю, но забирает с собой Стэна. Они без разбора молотят друг друга. Оба падают в воду. Стэн чувствует это через рубашку в тот момент, когда пытается ударить Билла коленом в бедро. Он может чувствовать боль по всему телу: в плечах, бедре и правой коленной чашечке, но он заглушает её, пихаясь ещё сильнее, пытаясь свободной рукой оттолкнуть Билла, чтобы встать на ноги. Это сбивает его с ног, но потом Денбро оттягивают в противоположном направлении, Майк изо всех сил удерживает его. Билл выглядит по-дьявольски обезумевшим, чего Стэн никогда раньше не видел, но не только гнев льётся из его глаз. Есть и запутанность, и предательство, и что-то ещё, что Стэн не может точно назвать. Стэнли всё ещё лежит в воде на спине, всё его тело обмякло, боль медленно распространяется по нему. Билла оттаскивают Бев и Майк по разные стороны от него. Стэн вглядывается в небо. Он слышит приглушённые звуки происходящего, какие-то движения и бормотание. Он просто открывает и закрывает глаза, глядя на небо, на то самое небо, на которое всего несколько минут назад смотрел по-другому, беззаботно. Перед ним появляется лицо Ричи, заслоняющее солнце. — Эй, Бастер [5]. — Да? — Стэн хрипит, и по его телу растекается новая река боли. — Добро пожаловать в клуб избивших Билла, — говорит Ричи и протягивает руку. Стэн хватает её, не обращая внимания на боль, и позволяет усадить себя у ног Тозиера. — Это лучше, чем шахматы, — мрачно бормочет Урис, и Ричи смеётся от души, как будто всё в порядке. Он хватает аптечку, и Стэн понимает, что карьер опустел. — Я велел всем уйти, чтобы ты не волновался, пока я буду тебя латать, — говорит Ричи, предвосхищая вопрос. — Эдди разрешил мне воспользоваться его вещами. Он бы сделал это, но ему нужно немного поработать над своим врачебным тактом. — Твой врачебный такт сосёт, — стонет Стэнли, чувствуя очередную вспышку жгучей боли. Ричи не может понять, отчего он морщится — от синяков и царапин или от его присутствия, поэтому просто делает то, что у него получается лучше всего: не задаёт вопросов и заполняет тишину: — Мой врачебный такт просто великолепен, если я могу так выразиться. Эдди бы просто напугал тебя прямо сейчас. Он говорил бы об инфекциях и прочем дерьме, о том, чего у тебя никогда не будет, но он говорил бы о возможном. Я имею в виду, это мило, когда он делает это со мной, но я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что моя тупость больше в твоём вкусе, чем паника Эдди. Даже если ты никогда не признаешь этого. Стэн только настраивается на каждое предложение, поэтому большая часть бессвязной речи полностью пролетает мимо ушей. Из того, что он на самом деле слышал, Стэн обнаруживает только один кусочек, действительно поразивший его. За исключением одной детали, всё это превратилось в сладкое ничто. — Ты считаешь Эдди милым? — спрашивает он и скорее чувствует, чем слышит хрипотцу в своём голосе. — Ага. Настоящий милашка, если можно так сказать, — голос Ричи приобретает классический шутливый тон. Что-то не сходится. — Твои сказочки на ночь такая херня. Ты вдруг стал вести себя подозрительно, — заявляет Стэн. Он пытается немного пошевелиться, дотянуться до аптечки, на которую Ричи не обращает внимания из-за отвлечения. Тозиер отшвыривает коробку и прижимает к себе Стэна, у него в глазах тревога, как у дикого зверя. — Я понятия не имею, о чём ты говоришь, — выдаёт Рич. Стэн полагает, что что-то в том, что касается воспитания Эдди и попытки взять аптечку, испугало его, поэтому Урис просто смеряет Ричи спокойным взглядом. Это он делает лучше всего. — Подлатай уже меня, Ричи. Нам не нужно об этом говорить. — Говорить о чём? Дикий блеск в глазах Ричи темнеет, приобретает человеческий характер. Страх всё ещё там, читается на его лице, как будто он вживлён в его кожу. — Ты продезинфицируешь порез или мне придется истечь кровью? — спрашивает Стэн, и это подталкивает Ричи к тому, чтобы наконец достать необходимые предметы. Его лицо опускается, и, когда Стэнли снова видит его, оно становится мягче, более уязвимым. Почему-то Стэну от этого страшнее, чем от гнева. Ричи наливает дезинфицирующее средство на ватный тампон и прикладывает его к разодранной коже на ногах Стэна; кудрявый шипит и гримасничает. — Ничего я сейчас не подозрительный, Стэн, я всегда такой, — говорит очкастый, и на этот раз Стэн слышит каждое слово абсолютно ясно. Урис понятия не имеет, к чему всё идёт, поэтому просто пристёгивается, прикусывает губу, чтобы не задеть царапины и порезы, и готовится к перестрелке. — Тогда что там с Эдди? — спрашивает Стэн, когда тишина становится слишком громкой. — Ничего, о чём ты не догадался. Это классика для Неудачников: я чокнутый и раздражающий, а он… Эдди. Он сильный, весёлый и милый, и… я не знаю, почему я говорю тебе, что… — Что любишь его? — заканчивает Стэнли, и мгновение останавливается, точное и острое, как рука Ричи, всё еще продолжающая действовать. — Да, наверное. Когда ты это понял? — спрашивает Балабол. Стэн сурово смотрит ему в лицо. В этот момент до него доходит, что Ричи выглядит безумно, невероятно усталым. Это занимает всё его внимание, и все следы усталости очевидны: шрамики от прыщей, морщинки от смеха и слабая серебристая полоска шрама прямо над челюстью, напоминающая о падении на острый камень. — Я даже не знаю, Рич. Это просто один из фактов нашей группы. Ты любишь Эдди, я люблю Билла, Бен любит Бев, Эдди… Ричи останавливает его, просто подняв руку. Тишина быстро сменяется шипением, когда Рич наматывает повязку на первый порез. — У меня такое чувство, что тебя подловили, — говорит Стэн, слегка наморщив нос. — У тебя нет доказательств, — бормочет Ричи. Он накладывает другую повязку, на этот раз мягче. — Я хотел сказать, что Эдди тоже тебя любит, — поясняет Стэн. На самом деле он не замечает реакции Тозиера, потому что поднимает руку, чтобы увидеть степень повреждения: лёгкая царапина отмечена более глубоким порезом. Это зрелище завораживает кудрявого. — Господи Святой Иисус, Стэн, перестань смотреть на это, — Ричи одёргивает руку, чтобы немедленно начать оказывать медицинскую помощь. Они не говорят ни об Эдди, ни о том, как Стэну комфортно с такой болью. Они сидят и непринуждённо болтают, больше не позволяя себе замечать слонов в комнате. В последнее время слонам в комнате чертовски душно, но как-то справиться с ними сложнее, чем жаловаться на манеры Ричи. - Следующим днём воздух ощущается тёплым и тяжелым; Стэн прячется в своей душной комнате. Он лениво рисует в блокноте, когда слышит эхо от звонка в дверь. Эти два коротких звонка — сигнал Билла. Когда он распахивает дверь и спускается по лестнице, ему приходится прилагать больше усилий, чем нужно, чтобы выбраться из постели. Вскоре кудрявый показывается у входной двери. Сквозь матовое стекло он видит беспокойный силуэт Билла. Он понимает, что у него есть вариант не открыть дверь, что он может просто вернуться в свою комнату и сделать вид, что ничего не… — Стэн! Я знаю, что ты там! Я тебя вижу! — кричит Денбро. Его голос приглушён за толщей двери, но достаточно чёток, чтобы пронзить живот Стэна пулей. Он открывает дверь, потому что больше ничего не может поделать. Лицо Билла выглядит странно в тени двери, и Стэн стоит в дверном проёме, словно охраняя дом от Билла и от всех сложных чувств, которые тот носит с собой. — Что происходит с нами, чувак? — задаётся вопросом Билл, уныло склонив голову набок и глядя на Стэнли широко раскрытыми глазами. Кудрявому знакомо это чувство. — Заходи. Стэн ведёт Билла через зал в свою комнату. Он оставляет дверь открытой и падает на кровать, всё ещё неловко маневрируя вокруг нежной кожи заживающей ноги. Урис внезапно осознаёт, что его тело, должно быть, всё в бинтах… — Что не так? — снова спрашивает Билл, и Стэн не знает, что ответить. — Хотелось бы знать. Билл пронзает его умоляющим и понимающим взглядом, как будто Билл что-то знает и просто хочет услышать это от Стэна. Взгляд голубых глаз медленно обвивается вокруг горла Стэна, и у того возникает абсурдное ощущение, что его поймали. Стэн вдруг понимает, что Билл, возможно, знает, что он чувствует. Во-первых, его охватывает паника. Мог ли Билл бросить его, превратить его жизнь в ад? Затем Стэнли чувствует гнев, яростно ласкающий его кожу. Знал ли об этом Денбро и продолжал ли он это делать? Встречаться с Беверли, унижать единственного, кому может доверять? — Стэн, мне нужно, чтобы ты сказал, что не так, — повторяет Большой Билл. Стэн чувствует огонь, чувствует юность. Он понимает, что Билл может чувствовать то же самое, что они могут быть вместе, и что всё может быть не так уж и плохо, но… — Я не знаю, что ты хочешь услышать, — отвечает Стэн, чувствуя, как огонь муравьями забирается в дёсны. Стэнли контролирует разговор. Он в своей комнате, и Билл единственный, кто просит ответа. Власть — это хорошо, думает он. Он чувствует себя хорошо, избрав причудливый, щекочущий путь. — Ты меня пугаешь. Я просто хочу, чтобы ты сказал мне правду, Стэн! Я просто хочу знать, что ты в порядке, и что мы в порядке, даже со всей этой историей с Бев и… — Почему, как только ты начал встречаться с Бев, это повлияло на наши отношения? — спрашивает Стэн. Молчание между ними в этот момент становится неприятным. — Я не знаю. Я знаю только, что ты ведёшь себя странно, что ты бьёшь меня и прыгаешь из окон, и я просто не знаю, что не так. Что с тобой случилось? — спрашивает Билл, и эти последние слова звучат в голове Стэна на бесконечном повторе. Что со мной случилось, спрашивает Стэн сам себя. Он не знает ответа. - — Просто мне показалось, что ты единственный, кто знает, что делать, — говорит Стэн достаточно громко, чтобы его голос был слышен сквозь гул мотора. Весь последний час он бесцельно кружит вокруг городского озера, запутывая бесконечные петли. Теперь он летит по одной из самых оживлённых дорог Дерри, усеянной дорожными знаками и фонарными столбами. Он хотел бы, чтобы в его городе было на что посмотреть. — Чёрт, я не знаю, — говорит Майк, и Стэн слышит его недоумение через телефон. — Я просто так потерян, Майк. — Я вижу. Просто включи рок, проорись и напиши мне, когда тебе станет лучше. — Ладно, — отвечает Стэнли и тянется, чтобы бесцеремонно отключить телефон. Уже почти ночь, но почему-то огни вокруг него слишком яркие. Он надевает очки и на мгновение чувствует себя зомби. Это особый вид прекрасного. Он включает радио, переключаясь на самый последний CD, который был на нём. Он не использовал этот CD-проигрыватель вечность, поэтому песня начинается прямо с середины, как если бы она была приостановлена несколько лет назад и теперь наконец заканчивается. Он парит в лучах заката, тёмные очки защищают его глаза, когда он выкрикивает слова и рыдает, преодолев бесконечность.