День Благодарения (Thanksgiving Day)

***

 — Не думаешь, что это странно, что вы будете там… вдвоём? — осторожно интересуется Хосок, открывая дверь подъезда и пропуская друга вперёд.  — Чего странного-то? Мы больше не встречаемся, а значит будет так, как и было до этого, — хмыкает Тэхен, поднимаясь по ступенькам. — Мы просто отпразднуем День Благодарения в кругу друзей. Тебя что-то смущает? — вскидывает бровью, резко останавливаясь. Хосок врезается в чужую спину и поднимает растерянный взгляд.  — Вообще-то, я думал, это тебя должно что-то смущать, но…  — Но мне, вот, насрать, запомни. Я больше не хочу иметь ничего общего с Чонгуком, поэтому прекрати говорить мне о нём, — снова принимается подниматься по ступенькам, разглядывая свои кеды и пытаясь унять недовольство внутри. — И ни что в мире не изменит моего решения, даже тот факт, что он будет присутствовать на этом празднике. Надеюсь, тема закрыта?  — Ну…да, — нехотя соглашается Хосок, и тянет руку к звонку. Расстались они с Чон Чонгуком в конце августа, когда Тэхен вдруг поймал младшего на измене. Точнее, не то чтобы поймал прям, но…серьёзно так засомневался в верности своего парня, которому и прохода не давали — вечно пытались навязать свою компанию, случайно коснуться его или пофлиртовать. А Чон, казалось, мог смотреть только лишь на Тэхена. Но если Ким вдруг начал подозревать его в чём-то, то, вероятно, Чонгук не такой уж и верный. Но всё это было пару месяцев назад. Сейчас же он отошёл от всего и начал новую жизнь. Наверное, только по этому и согласился отпраздновать День Благодарения в привычном кругу друзей, в который, кстати, входил и Чонгук. Ну, что поделать, если друзья у них общие?  — Приветик, — натянуто улыбается хозяин квартиры, пытаясь не встретиться взглядом с Кимом, а другой, по всей видимости, пытается сделать то же.  — И тебе, Куки, — здоровается Хосок с улыбкой на лице, занося пакет с алкоголем внутрь. Чонгук закрывает дверь на замок, поджав губы, после чего разворачивается к парням и пытается засунуть руки в карманы чёрных джинс.  — Все остальные уже пришли? — удивлённо выкидывает бровями самый старший, вдруг услышав за дверью гостиной весёлый смех ребят.  — Да, пришли, ждали только вас, — отвечает хозяин квартиры, помогая Хосоку снять пальто.  — И да, кстати, моя мама обещала зайти под конец вечера занести флешку мне. Поэтому не сильно нажираться, ясно? Хосок пожимает плечами, мол, ничего не обещаю, но постараюсь, и заходит в гостиную, где, обсуждая что-то, находятся его друзья. А Тэхен так и остаётся стоять возле входной двери рядом с полкой для обуви. В прихожей практически ничего не изменилось с его ухода: полка для обуви всё так же набита кроссовками и чёрными чоновыми ботинками, а тэхенов постер с Билли Айлиш так и весит на дверце шкафа с куртками.  — Проходи, — обращается к нему Чонгук, видя небольшое замешательство на чужом лице, и указывает на дверь комнаты.  — Мне бы тапочки, — заявляет другой, переминаясь с одной ноги на другую. Не думал Тэхен, что просто слышать от друзей что-то о Чон Чонгуке всерьёз отличается от того, что бы видеть его собственной персоной.  — Ай, точно, забыл, — вспоминает Чон, и тянется к полке с обувью, доставая тапочки с Микки-Маусом и бросая их под ноги Киму. Тэхен ненадолго замирает. То ли из-за того, что ему настолько не нравятся эти тапки, то ли из-за того, что это те самые тапочки с Микки, которые когда-то ежедневно носил он, когда ещё жил здесь, а потом, даже не собрав свои вещи, навсегда ушёл. И не то чтобы он надеялся, что Чонгук оставит его вещи в целости и сохранности, но…именно так оно и есть. «Плакат и тапки ничего не значат», — думает он, проходя в комнату к остальным. И как же он рад, что на диване в гостиной лежит новый, совсем незнакомый ему плед, а старый шкаф хозяин квартиры заменил на совершенно новенький, без единой царапины. Значит, Чонгук тоже начал новую жизнь. На душе аж полегче стало. Наверно.  — Вы смотрели новую часть «Мстителей»? — с интересом спрашивает Джин, накладывая говядину себе в тарелку и наблюдая, как Намджун разливает по бокалам шампанское.  — Я ходил в кино, — отзывается Чонгук, закидывая в рот кусочек лимона. — Смотреть можно, но задница за три часа жутко болеть начинает. В ответ улыбаются и принимаются уплетать еду за обе щеки.  — Один ходил, что ли? — глядит Хосок в его сторону, пережёвывая мясо.  — С Минсоком, — отвечает другой, беря в руку бокал. «И сколько же у тебя этих Минсоков было, кобель?!», — усмехается Тэхен своим же мыслям, на что получает сразу три непонимающих взгляда. А после Джин предлагает сыграть в бутылочку на желание, тем самым разбавляя обстановку. И если бы Тэхен знал, что одним из таких желаний окажется мытьё огромного количества посуды за всеми ними, то, вероятно, не согласился бы на подобное. Но сегодня вселенная говорит ему «надо» буквально на все его «не хочу, не буду». Поэтому после всех этих посиделок, он, бурча что-то под нос, отправляется на кухню и принимается мыть посуду. «Какое-то дежавю», — проносится в голове. За готовку и уборку в этой квартире был ответственен он, когда жил с Чонгуком. А сейчас он настолько отвык от всего домашнего, что даже ест из одноразовой посуды. Слышится ужасный скрип двери, а значит кто-то вошёл на кухню. «Действительно дежавю». Потому что дверь скрипит точно так же, как и два месяца назад, когда Ким ещё обитал здесь.  — Слушай, — зовёт Чонгук, вошедший секундами ранее. Он опирается на столешницу рядом с раковиной, в которой Ким поласкает посуду, одновременно делая мыльные пузыри из пены. — Мама зайти должна…  — И? — вскидывает бровью другой, не прекращая елозить тарелку в пене, и старается не думать о том, что его бывший сейчас находится непозволительно близко к нему, да и вообще, зачем было заходить в комнату именно к нему, когда за стенкой толпа друзей?  — Она, вроде, к тебе, а не ко мне.  — Ты не мог бы…ну, быть где-то рядом со мной. Постоять, приобнять и всё такое…?  — Что ты несёшь? — недовольно проговаривает Ким, направляя непонимающий взгляд на парня рядом, а затем выстраивает логическую цепочку в собственной голове и очень надеется, что она окажется ложью. — Только не говори, что ты не рассказал родителям о том, что мы с тобой уже не… Останавливается он, когда сам понимает, что его слова сейчас действительно правда — Чонгук и вправду ничего не рассказал родителям об их разрыве в отношениях, и это пиздец, если честно. Тэхен громко сглатывает и едва ли не со всей силы ударяет по смесителю, из-за чего вода прекращает вытекать, и недовольно разворачивается всем корпусом к Чону, что, поджав губы, глядит куда-то вниз. Его взгляд не такой уверенный, как обычно.  — Ты…ты…  — Я знаю. Конченный дебил, у которого вместо мозгов опилки. Ты это уже говорил, и много раз, — поднимает взгляд Чон, становясь напротив парня. — Ты же помнишь, как им было трудно принять наши отношения, а если я им скажу, что всё кончено, то это разобьёт их. Прошу, помоги, и я не стану никогда ни о чём больше просить. Чонгуку даются с большим трудом эти слова, потому что уговаривать кого-то что-то сделать противоречит его жизненным уставам, а просить о чём-то своего бывшего парня — верх унижений, по его мнению. Тэхен сжимает губы в узкую полоску и хмурится. Конечно, ему жаль чоновых родителей, потому что мама у него замечательная, а отец просто мастер на все руки, не то что сынок. Но их вот этот вот сынок всегда и всё умудряется испортить. Как и сейчас. В этом Ким уверен. Чонгук просто придурок, который не может нести ответственность за свои действия и слова.  — И когда ты им собирался сказать? Когда меня вдруг не окажется на твоём дне рождения у них на даче? Или как сейчас — когда они захотят заглянуть в гости, а мы сидим по разным углам этой долбаной квартиры?! — срывается он, часто дыша и зло глядя на парня. Его просто выводит из себя такое поведение младшего. «Идиотина. Настоящая», — думает он.  — Тэхен, я хотел! Правда, хотел, но…  — Но ты трус, которого ещё поискать надо. Я знаю, — обрывает он, тыча в грудь парня указательным пальцем. — Даже когда изменил, не соизволил в этом признаться.  — Потому что я не изменял, тупица!  — Ах, ну да. Ты святой, прости, придурок.  — Да ты… Договорить не даёт звонок в дверь, что уж явно ничего хорошего не сулил.  — Мама, — повествует Чонгук и судорожно сглатывает, не спеша открывать. Он замер на месте, глядя в глаза Киму, не в силах и пошевелиться. Он буквально просит лишь одним своим взглядом о помощи, из-за которого Тэхен готов согласиться абсолютно на всё. Но он никогда в этом не сознается. Хосок, до этого сидевший в гостиной, выглядывает из-за угла комнаты, ища глазами друзей.  — Это доставка? — интересуется он.  — Мама… — тише повторяет Ким, беспокойно переводя взгляд с Чона на входную дверь. Хосок как-то понимающе закрывает дверь гостиной, крича остальным в той комнате, что следует убрать все пустые бутылки из-под алкоголя и вытереть стол, потому что «матушка — это святое». В конце концов, входная дверь открывается, а чонгуковы огромные глаза сейчас настолько широко распахнулись, что похожи на две огромные картошины. Он глядит ими на Кима, что со своей квадратной улыбкой идёт встречать ЕГО маму. Вот он протягивает ей руку, вот здоровается, затем просит зайти, а после обнимает. Крепко. И Чонгуку вообще не понятно всё это. Он просил, вообще-то, его обнимать и ему улыбаться, а тут он ни с того, ни с сего вдруг полез к его матери. «Как в старые добрые», — проносится в чоновой голове. Но с этим ладно. Чонгуку это только на руку, потому что Ким играет просто великолепно. Жаль, что в театральное так и не поступил, а стал работать в какой-то забегаловке с Чимином. Перспективка так себе, но Тэхен не особо против.  — Сынок, ты чего как не родной? — обращается к Чонгуку женщина, разводя руки в стороны. — Поучись у Тэхена. Просто золотой мальчик, — ругается она, но с улыбкой на лице. «Знала бы ты, что он не от большой любви это делает, а лишь потому, что Я его попросил, тогда бы ты этого «золотого» мальчика впечатала в стенку», — снова мелькает мысль в чоновой голове, когда он испепеляет взглядом Кима, матерится про себя и натянуто улыбается матери, что крепко обнимает его. Чонгук указывает на дверь гостиной, где их ждёт компания друзей, и женщина с радостью заходит, здороваясь и присаживаясь на предоставленное ей место.  — Никакого руко- и, уж тем более, губоприкладства, — шепчет Ким, обращаясь к Чонгуку, и проходит следом.  — Я смотрю, ты пыль с телевизора так и не вытирал, — констатирует женщина, поглядывая на сына.  — Ну мам, — обиженно протягивает Чон, садясь на своё место, а потом вспоминает, что ЕГО место сейчас рядом с Ким-истеричка-Тэхеном, и сразу же пересаживается поближе к нему. Он закидывает руку на кимову шею и улыбается. Ну, а что? Чтоб всё по-настоящему было. У Тэхена внутри готово зажечься пламя. И нет, не от вспыхнувших забытых вдруг чувств, а от такого нахальства с чужой стороны. Он хмурится сильнее обычного, но всё же отвечает на жест, кладя руку на чужое бедро, сильно ударив по нему, и натянуто улыбается матери.  — Вы простите нас, госпожа Чон, Куки обязательно уберётся, как только запомнит, что тряпка для пыли находится в ванной комнате. Правда? — скалится он, поворачиваясь к парню.  — Правда, любимый, — улыбается в ответ Чон, сжимая руку на чужом плече сильнее, и другой чувствует, как чонгуковы ногти врезаются ему в кожу, едва не пробивая ткань его лёгкой футболки. Атмосфера в комнате не совсем доброжелательная. Хосок, Джин и Намджун уж точно не могут понять в чём дело. Их друзья навсегда и точно расстались, а теперь они вдруг видят то, что полностью противоречит их заявлению. И не то чтобы они прям недовольны — наоборот. Просто, довольно странно, что некогда кричащий о своей нелюбви к Чонгуку Тэхен внезапно в таком порыве нежных чувств. А тот самый Чонгук, что и рядом не хотел находиться, сам присел с парнем, так ещё и обнял впридачу.  — Может, шампанского? И вот тут эта парочка готова ноги Чон Хосоку целовать за предоставленную возможность расслабиться и отвлечь внимание матери от них. Хосок разливает по бокалам алкоголь и говорит что-то о том, как же хорошо, что сегодня они собрались именно здесь в такой компании и замечательно отметили День Благодарения. Короче, выговаривается, как может, потому что алкоголь бьёт в голову, а рот начинает открываться для новой речи с благодарностью. Он благодарит всех за то, что они просто существуют, и ещё много-много чего, тем самым отвлекая всех от новоиспеченной парочки в виде Чонгука и Тэхена.  — Тэхен-и, — вдруг зовёт женщина, — а вы с Чонгуком в парк хризантем ездили? Не зря же я билеты вам купила, да?  — А-а, — пытается вспомнить парень то, чего они с Чонгуком уж точно не делали, как бы сильно не хотели. Парк хризантем? Кажется, те билеты сам Тэхен и порвал, а после кинул остатки от них в лицо Чонгуку, когда вдруг заприметил чужой парфюм на рубашке своего парня. — Конечно! — Нет. Вдруг говорят они одновременно, а после сразу же нервно переглядываются, пытаясь научиться общаться мыслями и жестами, которых не очень-то и много, вообще-то.  — То есть…мы собирались…  — Да, да. Мы собирались поехать, но… — останавливаются оба, нервно сглатывая и закусывая нижнюю губу. Тэхен вжимается в кресло, на котором сидит, и пытается не закричать от того, насколько ему сейчас неловко. Типо, почему он не остался сегодня дома, а пришёл сюда — к чёртовому, блин, Чон Чонгуку?! А ведь его мама говорила ему остаться дома, потому что друзья — это, конечно, хорошо, но то, что на этом празднике будет его бывший парень — такое себе, если честно. Очень странно и рискованно. И даже мать Тэхена поняла это раньше, чем сам Тэхен.  — Но ТэТэ приболел, мам, знаешь, и мы решили не ехать никуда, чтобы не было осложнений, да, — встревает вспотевший Чонгук, что нервно зачесывает пряди волос назад.  — Боже, что-то серьезное, Тэхен-и? — беспокойно поглядывает женщина на парня.  — О, нет, госпожа Чон, всё было совсем не серьёзно, просто Куки — мастер придумывать, я говорил? — отзывается Тэхен, начиная прожигать парня рядом своим взглядом, в котором читается старая обида и злость.  — Ох, милый, ты ведь сам такой же, — посмеивается Чонгук, начиная поглаживать тёмные волосы парня и оттягивать их, дабы дать понять, что ему тоже есть что сказать, и чтобы тот прекращал.— Ты просто никогда меня не слушаешь, а иногда надо бы, — улыбается во все тридцать два он, прижимая Кима ближе к своей груди. — Помоги мне на кухне, сладкий, — облизывается парень, беря в руки грязную миску из-под салата. — Нужно маме салат нарезать. И здесь Тэхена можно по частям собирать, потому что от этого «сладкий» аж передернуло и внутри странно закололо. То ли от злости, то ли из-за чего-то другого…  — Чонгук, я ведь всего флешку отдать приехала. Салат я могу и дома поесть. К тому же, твой папа обещал мне сегодня барбекю, — с полными счастья глазами заявляет она.  — Поэтому я, пожалуй, дома и поем. А вы развлекаетесь, голубки, — подмигивает она и встаёт с места, направляясь в сторону выхода из комнаты. Она дружелюбно прощается с остальными, что до сих пор прийти в себя не могут от такого спектакля их друзей, и также улыбаются в ответ. Чонгук поворачивает замок на входной двери и громко выдыхает, припечатываясь лбом к ней. Теперь-то можно спокойно дышать… …если бы не злющий и вечно недовольный Тэхен, стоявший позади него, сложивший руки на груди и явно жаждущий объяснений.  — Ты охренел? — разрывает тишину старший. — Ты охренел, — сам же отвечает на поставленный вопрос. Его дико бесит то, что он только что был облапан своим бывшим парнем без какого-либо разрешения на это. Наоборот — на это был запрет. Чонгук, поджав губы, разворачивается к парню всем корпусом и глядит в ответ, совсем не зная, что ответить. На его лице нет ни капли сожаления или хотя бы виноватого взгляда.  — Что ты хочешь услышать? Прости? Или, может, спасибо? — вскидывает бровью он. — Ну так спасибо тебе, Ким Тэхен, — в своей манере отвечает парень, направляясь в сторону кухни. Тэхен в полнейшем шоке следует за ним. Ему точно есть что сказать этому наглому мальчишке, который не ценит доброты с чужой стороны. — И вообще, это теперь мои тапки. Ну-ка снимай! — серьёзно заявляет младший, поглядывая на ноги парня. Тэхен в каком-то недоумении снимает сначала один тапок, кидая его в Чона, а после и второй летит в него. — Носи, скотина, — шикает старший, стоя босиком на холодном кафеле. — С большим удовольствием! — натягивает тапки, при этом хмурясь и собирая губы в узкую полоску. — Чон Чонгук, ты наглая залупа, которая не способна даже на искреннее спасибо в сторону своего хёна! — вылетает из чужих уст. Тэхен зол. Чертовски зол. И Чонгук видит это, поэтому и продолжает вести себя, как самый законченный человек на земле, потому что тоже зол. И так же сильно. То ли из-за этих тапок с Микки-Маусом, то ли из-за недопонимания в их некогда романтических отношениях — не понятно. — Ох, сладкий, — улыбается младший, — ты забыл ещё 'конченный мудила' добавить, — поправляет другого он, складывая руки на груди. Внутри Тэхена не способно уместиться что-то другое помимо огромного негодования, обиды и ненависти к этому парню. Наверное. А ведь когда-то он его любил. Души в нём не чаял. Обнимал тысячу раз на день, целовал со всей нежностью и трепетом, перебирая тёмные чоновы пряди каждый вечер и прижимаясь сильнее каждую ночь. А потом всё это куда-то ушло. Наверное, вместе с доверием, когда в очередной раз Чонгук пришёл со своих съёмок, а у него красовался бордовый засос на гладкой шее. Вот тогда Тэхен и психанул. Сорвавшись с места, покинул эту квартиру без каких-либо вещей и больше не видел Чона эти месяцы, пытаясь навсегда выкинуть его из головы. И, казалось, что да, получилось, но у Кима не может всё идти так гладко. И зачем он вообще припёрся на этот долбаный праздник?! Чтобы в очередной раз почувствовать, как ему обидно из-за поведения Чонгука и его слов? Потому что да, блять, обидно. Очень. Несмотря на то, что Тэхен, вроде как, избавился от любви к Чону, ему всё равно не приятно слышать в свой адрес такие слова от него. Вероятно, что старая рана начинает пробиваться сквозь толстую корочку крови, которую он чуть ли не по молекулам выстраивал все эти два месяца без него. — Ты ещё хуже, чем я говорил, — выдавливает он из себя, пытаясь сдержать себя, чтобы вдруг не дать слабину и не расплакаться. — Зачем тогда связался с таким, как я? — с каким-то упрёком говорил Чонгук, облокачиваясь на столешницу рядом с раковиной. В этот момент же слышится скрип двери, а следом она закрывается с громким бахом, заставляя других прервать беседу. Тэхен подходит ближе и дёргает за ручку, но дверь не открывается. — Только не говори, что ты не починил её?! — хмурится старший, поглядывая на другого. За дверью слышится какое-то шуршание и перешептывание друзей, что до этого сидели в гостиной, а как услышали беседу голубков, решили немного помочь им. И до Тэхена доходит, что те всё подстроили, специально заперев их в комнате с Чонгуком. — Да ладно тебе. Разве это не шанс выговориться? Тебе наверняка есть что сказать мне, поэтому давай, я готов, — младший с вызовом глядит на Кима, продолжая раздражать того. — Лучше бы дверь починил за всё это время, а не придумывал обидные словечки в мой адрес. — То есть, тебе обидно? — хмыкает Чонгук, будто собираясь вывести хёна на чистую воду. Ким ненадолго задумывается, пытаясь перестать идти у парня на поводу, ведь тот точно хочет, чтобы Тэхен психанул, сорвался и накричал. Вот только зачем? — Мне обидно, что я встречался с такой подлой скотиной, как ты, Чон Чонгук, — серьёзно отвечает парень, складывая руки на груди, что вздымается вверх-вниз. — Был бы у меня шанс, я никогда не подсел бы к тебе в тот вечер в кафе, где мы познакомились. И тут у младшего будто крышу сносит. Одним движением руки он скидывает все те вымытые Тэхеном стаканы на кафель, и все они превращаются в мелкие кусочки стекла, не более. Ким немного пугается такой реакции младшего на свои слова, потому что никогда прежде не видел парня в таком состоянии, а то, с каким остервенением тот глядел ему в глаза, нельзя передать или понять. Чонгука вообще было сложно понять, но Киму это, на удивление, удавалось, и лучше всех. Вероятно, за это младший и полюбил парня с красивыми шоколадными волосами, от которого всегда пахло какой-то свежестью и лёгкостью. А сейчас, глядя в тэхеновы глаза, хочется просто ударить по его идеально ровному носу, на кончике которого красуется одна единственная родинка, чтобы тот навсегда понял, что Чон Чонгук никогда в своей жизни… — Не изменял я тебе, пидораса ты кусок, — шипит он сквозь зубы. На висках можно разглядеть маленькие капли пота, а в душе — огромную рану, оставленную этим самым «куском пидораса», что сейчас находится в каком-то замешательстве. — Даже помыслить не мог о таком, — немного тише признаётся он. — Почему....почему я должен тебе верить, если тот засос на шее говорит совер… — Ты ведь мне даже тогда объясниться не дал. Выбежал из квартиры босиком, оставив свои тапки с Микки и меня одних здесь, — с обидой проговаривает младший, опуская взгляд на осколки, что хаотично разложились на кафеле. Ему кажется, что каждая из этих мелких деталей на полу врезается ему в самое сердце, снова и снова раня его, как некогда сделал Ким. По его мнению, не дать человеку объясниться — самое ужасное, что есть в отношениях между людьми. И ему, Чонгуку, не дали этого шанса. — А что тогда значило то пятно у тебя на шее? — намного спокойнее интересуется старший, глядя на парня. Почему-то внутри становится стыдно за то, что он не дал и шанса Чонгуку, чтобы оправдаться. — Это может показаться бредом. Полнейшим. Мы…мы спорили с Минсоком, может ли от пылесоса остаться засос, и я проиграл, — поджимает губы парень, поднимая виноватый взгляд. — А чужой парфюм… — делает паузу, громко выдыхая, — ты же знаешь, где я работаю. Множество различных людей приходят на съёмки вместе со мной, поэтому я весь под конец дня начинаю пахнуть чем-то до пизды ужасным и чужим. А ты…ты просто сам по себе очень ревнивый и вспыльчивый, но, конечно же, не хочешь этого признавать, — грустно улыбается он. — Знаешь, я даже научился готовить рис, когда остался без тебя. Правда, первые десять раз сгорала кастрюля, а потом и сам рис, но… — Замолчи, — обрывает другой своим дрожащим голосом. Киму ужасно не хочется признавать, что он был не прав, что действительно чертовки ревнивый и иногда вспыльчивый, поэтому и не делает этого. И, кажется, это ещё хуже, чем то, что позволял себе Чон- мелкий-засранец-Чонгук. Внутри старшего что-то щёлкает. Тэхен ступает своей босой стопой вперёд, тем самым ощущая каждый мелкий осколок, что впивается ему в кожу. У младшего готово сердце выскочить от увиденного. — Ты чего удумал, бестолочь?! Вернись обратно. Я подмету, — нервно произносит парень, указывая рукой другому вернуться туда, где стоял. Но Тэхен плевать хотел на эти запреты, по всей вероятности, потому что он смело делает ещё один шаг на встречу к другому. — Это будет опытом, — объясняет Ким, шипя от боли и продолжая сокращать расстояние между ними. — Каким опытом, дубина?! Прекрати! — чуть ли не молит парень. На его лице явное непонимание с примесью жалости. Кажется, он никогда так не был напугал чужими действиям, а сейчас он готов даже пустить слезу из-за увиденного. Он буквально чувствует каждый мелкий осколок, будто это происходит с ним. — Чтобы я никогда тебя не…не отпускал больше, — еле проговаривает Тэхен, подходя совсем близко к почти плачущему Чонгуку и раздирая стопы в кровь. — Если я позволю себе хотя бы мысль о том, чтобы отпустить тебя, сразу буду вспоминать, как было больно сделать каждый этот шаг. Но ради твоего прощения, Чонгук, я готов сделать тысячу таких шагов по стёклам… Сейчас младший готов расплакаться, иначе почему по его щеке катятся две прозрачные дорожки? «Чтобы я никогда не отпускал тебя больше…», — будто на повторе звучит в чоновой голове, а сердце из-за этого бьётся удивительно быстро, часто. Боже, как же он любит Тэхена. «Ради твоего прощения я готов сделать тысячу таких шагов по стёклам…», — мысленно повторяет он, пытаясь понять, запомнить и никогда больше не позволить Киму засомневаться в своей верности к нему, потому что Чонгук тоже готов сделать эти тысячу шагов к Тэхену, лишь бы оказаться рядом с ним. Потому что как бы он не пытался забыть и ненавидеть старшего — не смог. Пытался скрыть свою привязанность и любовь за грубыми фразами и поведением, что изрядно выводило Кима из себя. Пытался обмануть всех вокруг. Но себя не обманешь и не убежишь. Старший тянется за поцелуем, чувствуя, как тянутся к нему, и потому становится как-то вдвойне приятнее, когда он чувствует чужие губы на своих, что с напором целуют в ответ. На душе стало чуточку легче от этого. Чонгук сам отстраняется, потому что не может просто существовать, когда Тэхену больно; когда его ноги разодраны в кровь, и стоять ему, наверное, очень неприятно, больно. — Подожди, — шепчет младший, проводя ладонью по чужому лицу, будто заново изучая его. Он скучал. Ужасно скучал. — Я обработаю раны, — собирался было уйти он, но крепкая рука Кима на его запястье остановила, не дав пройти и метра. Тэхен, пересилив боль и слабо подпрыгнув, садится на столешницу рядом с раковиной, притягивая парня ближе к себе и обнимая ногами чужую талию. Он утыкается в шею, слегка прикасаясь губами к ней, потому что Чонгуку это понравится. Ему всегда это нравилось. В такие моменты он буквально забывал, как дышать. — Да, обработай меня, Чонгук. Всего и полностью, — шепчет на ухо, протяжно выдыхая, тем самым заставляя младшего слегка покраснеть и покрыться толпой мурашек. Конечно же, он выполняет просьбу старшего, и не раз, потому что предан одному лишь Ким Тэхену. На этом точка.