...
Брюс просыпается оттого, что ему тяжело дышать. Грудь сдавило так, как если бы на ней лежал осколок от бетонной плиты, а горло словно засыпало землёй, поэтому всё, на что он способен, это беззвучно открывать и закрывать рот в попытках глотнуть как можно больше воздуха.
В ушах стоит звон, сердце колотится где-то на уровне нёба, отдаваясь глухой болью в висках и сосущим чувством под ложечкой. По всему телу градом струится холодный, мерзкий пот, своими липкими, невидимыми лапами утягивающий Брюса на самое дно кошмаров.
Ему снилось, как обрушаются здания, разваливаясь на его глазах, точно пряничные домики на Рождество, и обломки плит хоронят под собой десятки и сотни невинных жертв. Вокруг — тьма и хаос. Бетонная крошка, стёртая в пыль, густым и плотным слоем накрывает улицу — ни вдохнуть, ни выдохнуть без боли. Состояние удушья вызывает тошноту и временное помутнение в глазах. Над городом виснет непроходимый смог из гари и пепла, под ногами хрустит битое стекло; громко и страшно взвизгивают тут и там изувеченные и погрязшие под развалами домов брошенные в спешке машины. Некоторые из пассажиров всё ещё находятся внутри и отчаянно пытаются выбраться из деформированного, горящего салона.
Брюс стоит посередине улицы и растерянно оглядывается по сторонам. Он слышит крики, стоны, обрывки фраз, заканчивающиеся мольбами о помощи; он видит напуганные лица детей, оставшихся без родителей, мужчин, погребённых под завалами, женщин, застрявших в засыпанных камнями и металлическими балками переулках. Он хочет помочь, но собственное бессилие сковывает его, не давая пошевелиться. Ноги будто налиты свинцом, и Брюсу приходится приложить гигантское волевое усилие, чтобы сдвинуться с места, но он лишь падает наземь, подгибая одно колено. Он бесполезен.
Все они бесполезны. Военные, пожарные, армия спасения... Ведь они всего-навсего
люди. Что они могут против того, кто пришёл из Космоса? Того, чей скелет прочнее титана, а глаза извергают пламя, способное напополам разрубать высотные здания, испещрять в крупу заводы и обваливать котельные. Того, кому под силу в одночасье обрушить Великую Китайскую Стену и стереть в порошок древние пирамиды... Что они могут против него??
Брюс изо всех сил стискивает пальцы, собирая последнюю волю в кулак, и медленно, но решительно поднимается с колен, а затем запрокидывает голову назад, чтобы посмотреть в лицо тому, кто разрушил его дом. Всё, что он видит, это сверкающие дьявольским огнём глаза и ярко-алый плащ, кровавым флагом развевающийся над Готэмом...
...Он приходит в сознание, сидя у себя в кровати. Подушка — влажная от пота; пальцы, всё ещё стиснутые в кулаки, мёртвой хваткой сжимают простынь. Тяжёлая, “ватная” голова, будто огретая обухом. На столике рядом — две опустошенные бутылки из-под дорогого, качественного вина и пачка лекарств. Анаприлин, флуоксетин, тразодон. На упаковке каждого жирным шрифтом отмечено: «не совмещать с алкоголем!»
Брюс смотрит на эту заметку пустым, равнодушным взглядом. Он спит на антидепрессантах с детства, и за все эти годы ощутимый эффект от лекарств давно себя исчерпал.
Если бы только Брюс был сверхчеловеком...
Но он не сверхчеловек. Он
просто человек — такой же, как все, — который ломается точно так же, как и другие.
С трудом поднимаясь с постели (полная борьбы с преступностью ночь и три часа кошмаров вместо полноценного сна, увы, не способствуют хорошему отдыху организма), он идёт в ванную, спотыкаясь на каждом шагу и по пути включая телевизор. ТВ — его личный наркотик. Хотя Брюс давно не смотрит фильмы, передачи, телевикторины, программы «Дискавери» и уже почти забыл, как выглядит реклама. Все его каналы — новостные. Двести пятьдесят в сумме. На разных языках и из разных регионов мира. И лишь один —
самый важный — с вещанием из Готэма.
Брюс помешан на новостях, как жители Готэма помешаны на наркотиках, воровстве и грязной торговле, будь то торговля телом, оружием или чужими органами. Он не может пропустить ни одного выпуска: он должен
знать всё о том, что угрожает его городу. И эта болезненная одержимость мало-помалу делает из него настоящего психопата — одного из тех, кому он привык противостоять.
— Мастер Уэйн? — из-за приоткрывшейся двери в спальню слышится голос Альфреда.
— Я в ванной.
Брюс набирает над раковиной полные ладони ледяной воды из-под крана и стремительно окатывает ею лицо. Вода ручьями струится вниз, пока он смотрит на своё отражение в зеркале. В глазах мерцают одинокие вспышки и частые прострелы от тразодона.
— Мастер Уэйн. — Альфред вырастает за его плечом. И хотя голос его звучит беспристрастно, всё же во взгляде дворецкого чувствуется обеспокоенность.
Он протягивает Брюсу утреннюю газету с фотографией человека, помеченного Бэтменом, на первой полосе.
“Марко Феллини скончался в окружной тюрьме, не дождавшись слушания...” — кричит заголовок.
Брюс, пробежавшись глазами по первым строчкам, отдаёт газету обратно Альфреду.
— Туда ему и дорога.
Но дворецкий не торопится забирать печатное издание у него из рук.
— Вы знали, что супруга Марко создала фонд в поддержку детей, больных синдромом Аспергера в Метрополисе?
— На грязные деньги, полученные путём страдания беспризорных детей в Готэме, — холодно напоминает Брюс.
— В своём интервью газете она говорит, что её мужу неоднократно угрожали террористы, которые, по её словам, буквально запугали его, шантажом вынудив действовать против закона.
Брюс переводит на мужчину полный горькой иронии взгляд.
— Все они такие, Альфред. Меценаты, благодетели, филантропы... На публике — законопослушные и держащие своё слово граждане с высокими моральными принципами. А стоит чуть припугнуть, как грязь лезет из ушей.
— И правда, — соглашается дворецкий, но в его твёрдом, как сталь, голосе слышится ледяной укол: — Просто поразительно, как страх превращает хороших людей в
монстров.
Брюс оборачивается, чтобы ответить на это что-нибудь, но застаёт лишь спину Альфреда, выходящего из комнаты.
Возможно, он прав. Возможно, именно
страх порождает преступность. Страх умереть с голоду. Страх оказаться на мели. Страх всю жизнь провести в нищете и закончить никем.
Но у Брюса было несколько
иное отношение к страхам. Он знал, что лишь заглянув своему страху в лицо, можно его преодолеть.
Когда-то он боялся летучих мышей... смертельно.
Панически — так, что один их вид вызывал в нём полное оцепенение и приступ неконтролируемого, животного ужаса. Ему казалось, что летучие мыши — это дети Сатаны, которые по ночам выбираются из Преисподней, подгоняемые жаждой крови. Марта и Томас Уэйн много сил и средств потратили на то, чтобы помочь их сыну побороть в себе эту маленькую фобию, но ничего не помогло. Брюса возили по специалистам, назначали курс препаратов, пробовали самовнушение и, казалось, прогресс был... Но стоило в их саду (или, не дай бог, в доме) появиться хотя бы одной летучей мыши, как всё лечение шло насмарку, и мальчик, с расширенными от ужаса зрачками, замирал на месте, схватывая свежий приступ паники.
Он смог справиться с этим только со смертью родителей. В тот день — в день похорон — он убежал с кладбища, чтобы спрятаться в укромном месте, где бы его никто не нашёл, и вдоволь поплакать. В мире, в котором он рос, среди светских бесед, влиятельных людей и бизнесменов, являющихся друзьями его отца, мужские слёзы считались чем-то постыдным — их презирали, за них наказывали, мальчиков в частных школах из-за них дразнили. Считалось, что сильные мужчины не плачут, поэтому демонстрация слёз на людях унижала их достоинство.
Однако отец Брюса всегда говорил ему, что плакать не стыдно. Люди есть люди. Слабы
все.
И в тот день Брюс дал волю своей слабости, поэтому сбежал ото всех. И в первую очередь — от могилы отца, потому что не хотел, чтобы даже после смерти тот видел, как он плачет.
Он хорошо запомнил тот момент, когда на бегу споткнулся и упал, продолжая катиться вниз по склону, пока, пролетев футов десять в темноту, не плюхнулся в лужу. Первым, что он увидел, когда открыл глаза, был земляной потолок пещеры, который кишел летучими мышами и их гнёздами, точно улей пчёлами. Подобной картинки Брюс не мог вообразить себе даже в самом кошмарном сне. Застывший от ужаса, он с широко раскрытыми глазами наблюдал за тем, как стаи летучих мышей, которых вспугнул шум его неловкого приземления, отслаиваются от потолка и со свистом проносятся у него над головой, громко хлопая крыльями и издавая пронзительный писк, точно маленькие исчадия ада. С каждой минутой их становилось всё больше и больше: те, что подняли панику, принялись расталкивать остальных, и, в конце концов, всё спящее племя было разбужено, а Брюс оказался в эпицентре кружащего по пещере тёмного вихря.
В то мгновение он понял, что есть лишь один способ выбраться из этого кошмара — позволить этим тварям убить себя. Это было спонтанное, по-детски наивное и отчаянное решение, но впервые в жизни Брюс осознал, что больше не боится смерти, ведь смерть означает скорую встречу с родителями, а значит бояться глупо — можно лишь раскинуть руки в стороны и ждать...
...что он и сделал.
Вихрь был достаточно плотным и сильным по сравнению с массой тела восьмилетнего мальчика. В конечном итоге его просто подняло вверх.
Когда он очнулся, то лежал на траве, над поверхностью пещеры, и за плечо его аккуратно тряс склонившийся над ним и не на шутку встревоженный Альфред.
Так Брюс выяснил для себя две вещи. Во-первых, узнал о наличии подземной пещеры в непосредственной близости от особняка Уэйнов, что, спустя столько лет, объяснило периодическое возникновение в их саду и доме незваных «крылатых» гостей. А во-вторых, постиг неожиданную истину о том, что иногда
именно страх позволяет людям делать самые смелые вещи в их жизни. Достаточно лишь перестать прятаться.
***
“Пора перестать прятаться”, — решил про себя Брюс, в спешке выходя из офиса в середине рабочего дня и, на ходу одевая пиджак, резво сбежал по ступенькам крыльца корпорации вниз к машине.
Был обеденный перерыв, и ему предстояло многое сделать, чтобы уложиться за это время. Успеть съездить к Альфреду и проверить состояние бэтмобиля, отследить некоторых людей, найти нужную информацию. Брюс привык сталкиваться со своими врагами лицом к лицу, будучи во всеоружии. Тем более осторожным и подготовленным следовало быть при столкновении с таким сильным и безжалостным противником как сверхчеловек. Или
Супермен, как нарекло его человечество.
Воистину люди слепы. Они верят в Бога, но не видят
Дьявола у себя под носом. И Брюс втайне гордился тем, что всегда — в любую минуту — оставался бдительным и замечал то, на что другие часто не обращали внимания.
Как, например, сейчас, когда он, ещё на выходе из здания, на фоне вечно спешащих по делам горожан заметил одинокую мужскую фигуру, замершую под одним из деревьев в городском парке прямо через улицу от него. Молодой человек, задрав голову кверху смотрел на что-то и явно был обеспокоен. Вокруг сновали пешеходы, но никто из них не остановился и не спросил, нужна ли ему помощь, в то время как мужчина выглядел крайне растерянным. Впрочем, среди жителей Готэма сострадание и участие встречались редко, особенно по отношению к не местным (каковым и являлся этот парень — достаточно было бросить на него всего один взгляд). Только не местный способен
так носить сумку на плече, что из неё проще простого вытащить бумажник, а то и вовсе срезать с лямки.
Брюс улыбнулся, подходя ближе.
— Проблемы? — спросил он обывательским тоном, заставив незнакомца вздрогнуть.
Тот обернулся, быстро смерив его взглядом. За линзами очков с тонкой и изящной оправой, его глаза, казалось, излучали небесно-голубое свечение. Прежде чем он ответил, что-то пискнуло у них над головами.
Брюс перевёл взгляд наверх и увидел котёнка, застрявшего между ветками на высоте примерно двадцати футов. Он прицокнул языком. Теперь понятно, почему никто не остановился: в городе, где каждую ночь свершаются жестокие убийства и неприглядные преступления, судьба котёнка — последнее, что волновало его жителей.
Котёнок пищал, барахтался и отчаянно пытался выбраться из цепкого плена, в котором непонятно, каким образом оказался. Незнакомец следил за его копошением тревожным взглядом.
— Если его не снять, он разобьётся, — сообщил он, не отводя глаз от испуганно барахтающегося над землёй тельца.
— Правда? — с иронией отозвался Брюс, но мужчина, не обратив внимания на сарказм, продолжил:
— Сам он не выпутается. А если полезть за ним, есть вероятность, что ветка, на которой он застрял, покачнётся, и тогда он может упасть.
Брюс вздохнул. Спасение бездомных котят не входило в его планы, но простота и добродушие этого парня отчего-то тронули его сердце. Он скинул пиджак, а затем, поочерёдно расстегнув манжеты рубашки, снял с запястья ручные часы и вручил всё это добро стоящему напротив молодому человеку.
— Вы собираетесь лезть наверх? — с сомнением спросил тот.
— А у тебя есть идеи получше?
Мужчина промолчал. Лишь когда Брюс, полный решимости, направился к стволу дерева, в спину его догнал голос:
— Не самая привлекательная ситуация для того, чтобы попасть на обложки газет, мистер Уэйн.
— Почему же? — в ответ обернулся Брюс. — Влиятельный директор фирмы спасает беспомощного котёнка. По-моему, лучшей ситуации для освещения моей персоны в газетах не придумаешь.
В уголках губ незнакомца промелькнула легкая улыбка. В ту же секунду в голове Брюса словно что-то щёлкнуло.
— А я помню тебя, — внезапно сказал он. — Ты тот журналист, что был на званом ужине. Кларк...
Кент, кажется?
Молодой человек не ответил.
— Что ж, мистер Кент, надеюсь, вы напишете славную статью об этом в «Daily Planet», — иронично произнёс Брюс, прежде чем уцепиться руками за нижнюю ветку и подтянуть себя на неё.
Несколько минут Уэйн карабкался на дерево, пока котёнок истошно пищал, а Кларк следил за ними обоими, стоя внизу. Наконец, Брюс достиг цели и махнул ему рукой.
— Если упадёт — лови в мой пиджак! — крикнул он.
Кларк кивнул и в тот же миг соорудил из пиджака Уэйна что-то наподобие гамака и подушки безопасности.
Брюс очень аккуратно, ползком, двинулся вдоль самой толстой ветви, свободной рукой пытаясь дотянуться до пушистого тельца. В какой-то момент ему это удалось, и он, резко дёрнув на себя запутанную ветку, высвободил котёнка и притянул его к себе.
— Готово!
С губ Кларка сорвался крошечный вздох облегчения.
Путь назад занял у ребят гораздо меньше времени: как у Брюса, так и у котёнка. Спрыгнув с последней ветки, Уэйн протянул жалобно попискивающее существо Кенту, и Кларк тотчас завернул его в свой носовой платок.
— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Брюс, отряхивая ладони от шерсти и налипших к ним щепок.
— Подарю своей девушке.
Кларк улыбался, с нежностью глядя на котёнка.
— Ясно.
Брюс поднял из травы свои часы и снова надел на запястье, глухо щёлкнув застёжкой. Мужчина, стоявший с котёнком напротив него, протянул ему пиджак.
— Спасибо, — коротко поблагодарил он.
Уэйн покачал головой.
— Ты хороший парень, Кларк. Не стоит тебе ошиваться в Готэме. Это очень жёсткий и мрачный город для такого как ты.
— У меня есть работа, — ответил Кларк.
— Гоняться за Бэтменом? — Брюс горько усмехнулся. — Поверь мне, парень, что Бэтмен — далеко не самый отпетый злодей в нашем прогнившем мире.
Одёрнув на себе пиджак, Брюс поднял взгляд и увидел, что Кларк смотрит ему прямо в глаза — так, словно без труда читает его мысли и знает о нём абсолютно всё.
—
Верю.
Вместо эпилога.
***
Кал-Эл был преисполнен решимости вывести Бэтмена на чистую воду, добиться — желательно
правдой — чтобы люди Готэма восстали против самосуда “Тёмного Рыцаря”, который запугал весь город почище любого бандита. Именно поэтому этим утром Кларк Кент и выпросил у начальства рабочую командировку в Готэм (которая досталась ему с трудом и не без подмоги Лоис), чтобы ещё до обеда оказаться в корпорации Уэйна и провести детальное журналистское расследование.
Разумеется, ему это расследование не требовалось — он
знал давно. Ещё с того момента, как столкнулся с Брюсом на светском вечере. Но для того, чтобы открыть миру правду, требовалось его изобличить, что было довольно нелегко сделать, ведь в обычной жизни Брюс Уэйн — неприкасаемая персона: личный автомобиль, личная охрана, круг влиятельных людей. Простому репортёру Кларку не подобраться. Если только не начать следить за ним...
Кал-Эл понимал, что это плохая идея, и что хорошие люди так не поступают. Но он тешил себя мыслью о том, что делает это во имя благой цели. Нельзя позволять магнатам, обладающим неограниченными деньгами и властью, подминать мир под себя. Это
неправильно.
Он почти добрался до места — оставалось лишь перейти дорогу, — как неожиданный писк над головой заставил его остановиться.
Кларк много лет учился контролировать голоса в своей голове: чужие мысли, посторонний шум — всё, что отвлекает его от настоящего момента. Но то и дело люди и существа, которым требовалась помощь, прорывались в его сознание, перекрывая всё остальное.
И сейчас это был маленький, беспомощный котёнок, застрявший в ветвях высокого дерева прямо над фигурой Кларка. Кларк мог пройти мимо... но Кал-Эл не смог. Привычка спасать всех и вся из бедственных ситуаций сработала машинально. Мужчина задрал голову кверху, а после — огляделся по сторонам. Люди вокруг как ни в чём не бывало шли мимо, не обращая внимания на жалобное мяуканье. Кларк попытался было вежливо обратиться к некоторым из них, но был лишь грубо оттолкнут плечом в сторону с раздражённым выкриком:
“С дороги!”. В одиночку стащить малыша с дерева не представлялось возможным, а окружающие продолжали игнорировать его и его тщетные попытки просить о помощи.
Современный мир действительно жесток.
Кал-Эл снова посмотрел вверх, растерянный. Он бы мог воспользоваться своей силой Супермена... Интересно, насколько подозрительно выглядит мужик, взлетающий к верхушке дерева посреди бела дня?
Увы, Кларк знал ответ на этот вопрос. Он
не мог так поступить. Не мог обнаружить себя. Его отец умер ради того, чтобы защитить его анонимность. Другими словами —
свободу. Сделать что-то подобное на глазах у толпы очевидцев значит раскрыть себя.
Кларк не знал, что выбрать. Он уже дал умереть отцу. Неужели нельзя, не прибегая к суперсиле, спасти обычного котёнка? Если бы только Лоис была здесь. Похоже, она единственная, кто всегда отзывается на его просьбы, и больше нет нико-...
— Проблемы?
Он вздрогнул, слишком глубоко погрузившись в свои мысли. Всё-таки мир не так уж плох, если даже в таком месте как Готэм нашёлся хоть один человек, готовый предложить ему свою помощь.
Кларк обернулся. Перед ним стоял Брюс Уэйн.
