***
Фарития — страна, созданная прямо на берегу моря, а Каору — её принцесса. Сама столица, Лиодель, находится прямо на берегу моря, когда замок — на холме, возвышающимся неприступной стеной над бескрайними водами. Фарития похожа на змею, что расположилась на самой границе суши, умещая толстое тело на нагретом солнцем золотистым песке. Из-за такого местоположения она стала центром морских торговых путей, что не могло не сказаться на её прибыли. Владения семьи Сета процветали. Каору не была какой-то прилежной ученицей, но и не бунтовала против дворцовых правил. Она не знала, чего хочет от жизни, поэтому в этом не было бы смысла. Девочка покорно носила вычурные платья с рюшами и узорами самых разных цветов от стандартного фиолетового — под цвет волос — до вызывающего красного, что уже сочетался с её глазами. Туфли, коих было у девушки столько же, сколько и платьев, а то и больше, натирали какое-то время кожу, в итоге сделав её более грубой. Но Каору не жаловалась. Она прекрасно понимает, что так нужно, и, если принцесса не хочет выделяться, она не должна критиковать порядки, установленные задолго до её рождения. Именно поэтому девочка продолжает приветствовать гостей на балах, что чуть ли не каждый сезон проводит её отец, в душных платьях, привезённых из заморских стран, и разговаривает с друзьями, с которыми советует общаться её мать. Одной из таких друзей стала принцесса соседней страны Ширасаги Чисато. Девочка обладала даже в семь поразительной красотой: светлые прямые локоны, что будто созданы из золота, ясные глаза цвета кунцита. «Вот настоящая принцесса» — первое, что пришло на ум Каору, когда та заметила блондинку. Из-за соседства их стран, что хотели заключить союз, Чисато вместе с одним из родителей часто приезжала погостить. Девочки подружились, обсуждая те или иные вопросы за чашечкой чая с разными вкусностями. Каору ценила Чисато за то, что та скрашивала её некое одиночество в дорогих, но пустынных коридорах дворца, Чисато же ценила Каору за интеллигентную беседу и «вкусный чай», как она сама говорила. Но, несмотря на это, Каору оставалась одинокой. Она чувствовала себя маленькой букашкой в огромных коридорах и залах дворца. Ещё чуть-чуть и её раздавят, и останется букашка один на один со своим одиночеством… В один прекрасный день четырнадцатилетние Каору и Чисато решают съездить в город на фестиваль урожая. Он проводился каждый год. Ничего необычного, такие проводятся в каждом королевстве, но, по словам Ширасаги, их проведение праздника отличает от других королевств. Каору, когда навещала соседей и не только, редко попадала на такого рода празднества, так что судить может лишь исходя из слов подруги. Фестиваль не состоял из чего-то уникального. Множество украшений, уличных музыкантов, играющих различные весёлые мелодии, привезённые из-за рубежа, написанных под ясным летним солнцем или же традиционно воспеваемых каждый год; в городах на главных площадях всегда проходило какое-нибудь представление, поставленное любителями, но с таким трепетом, что можно засмотреться; на улочках всегда было много народу, продающих нечто или же спешащих попробовать все развлечения этого дня. В конце дня же проходит парад. Одним словом — всё довольно посредственно. Но каким бы он не был обычным, Каору обожала фестиваль урожая. Именно поэтому она пригласила удачно приехавшую как раз за день Чисато сходить вместе на него. Первым и самым важным пунктом для принцессы было представление. Она обожала смотреть на то, как люди стараются, вживаются в образ, передавая настроение героя, а не своё, создавая образ не простого человека, а принца или же наоборот, злого мага. Это поражало Сету настолько, что она не пропускала ни единого такого шоу в столице, особенно самое главное, устраиваемое в честь фестиваля урожая. На этот раз ставили пьесу «Ромео и Джульетта». Играл её небольшой женский бродячий театр. Но факт того, что состав был исключительно из имён прекрасного пола, никого не смутил, потому что сам театр был довольно популярным, и, по крайней мере, большая часть народа желала лицезреть выступление своими глазами, не опустошая кошелёк на приличную сумму денег. Принцессы пришли за пару минут до начала, сумев занять место лишь в самом конце, и если Каору из-за своего уже сейчас высокого роста могла неплохо видеть, то вот Чисато приходилось либо стоять, чтобы увидеть что-либо, либо наблюдать разноцветные макушки. Выступление проводилось под открытым небом и было всеобщим, потому представители знати и низших сословий перемешались — все занимали свободные места, не смея двигать других. Знать присутствовала в самом конце, а крестьяне могли найтись и на первом ряду. Это ещё одно из негласных правил фестиваля урожая в Фаритии — на нём стиралась грань между аристократами и простыми людьми. Это был один из раздражающих Чисато факторов. Будучи выращенной в консервативной стране, отвергающей любые новые уклады и считающий наличие у крестьянина чести бредом, Ширасаги не понимала, как может она, высокопоставленное лицо, сидеть в самом конце, когда на первом ряду находится с дюжину обычного люда. Каору же не обращала внимание ни на плохой обзор, ни на Чисато с брезгливым от соседства с простым ребёнком лицом — всё внимание девушки было сосредоточено на сцене. А точнее на одном единственном человеке — девушке, исполняющей роль Ромео. То, с какой лёгкостью «принц» приковывала к себе внимание, то, как уверенно она держалась, вызывало восхищение и неподдельный восторг. Маленькая принцесса, боящаяся собственной тени, нашла в девушке на сцене сияющий, словно самоцвет, идеал. После представления девушкам нужно было вернуться во дворец во избежание лишнего внимания. В принципе, они уже успели всё посмотреть, так что ничего страшного в этом не было. По дороге назад Чисато выражала своё недовольство тем, как Фарития ведёт свои дела, приводя в пример свою страну, Салию, но Сета пропускала её слова мимо ушей. Наследнице надоело постоянно прятаться за юбкой подруги, она хотела сама за себя постоять, перестать бегать от всего подряд. Но она не может перестать этого делать. Принцессе Каору это не под силу, зато с этим может справиться Ромео…***
Со времени увлечение Канон всяким «хламом» прошло 2 года. Ни сёстры, ни родители девушки не имели желания прерывать хобби члена их семьи, лишь выдавая ей лучшие фонари для отпугивания боящихся света, а две младшие сестры, Ая и Хагуми, иногда даже присоединялись к поискам, в награду за что так же получали неожиданное, но уместное украшение в свои причёски. Пусть вся семья и знала о том, чем занимается Канон, но сама русалка никогда не рассказывала насколько далеко она может отплыть от города. Она уже регулярно практикует дальние заплывы, и с ней пока что ничего не случилось. Именно по этой причине страх стал потихоньку отступать. Единственное, что напрягало наследницу за пределами безопасности — странное ощущение беззащитности. Оно было настолько странно выраженным, что голубоволосая даже не пытается описать или назвать его точнее — у неё не получится. Но это было единственной вещью, что портила чувство удовлетворение от очередной находки. Канон проводила львиную долю своего времени с сёстрами, но довольно редко случалось так, что все четверо собирались вместе. И каждая такая посиделка заканчивалась пробой вокала третьей сестры. Ая, без сомнения, пела прекрасно. Её бодрый голосок будто был создан для песен с позитивными нотками. Чистый, с привкусом приторности, но такой задорный и в каком-то смысле детский. Второй сестре нравилось её пение и то, какие песни поёт розоволосая. Сама певица получала от этого явное удовольствие, собирая на улицах толпы народа и ничуть этого не смущаясь, хотя в конце дня она признавалась в том, что сильно нервничала. Ая практиковалась не покладая рук. Она планировала связать свою дальнейшую жизнь с музыкой, поэтому улучшала свой голос и слух до уровня мастера, коим уже являлась для своей семьи. Голос Канон же, по словам самой Аи, просто создан для лирических песен. Спокойный и душевный, проникающий в самую душу с тягучими словами песен о любви, которые наследница пела чаще всего. Мягкий, словно перина, под стать характеру, и чарующий он мог обворожить любого парня. Один раз выступив на площади, голубоволосая в итоге получала тонну любовных писем в качестве наказания, что было очень неловко само по себе для стеснительной русалки, но ещё более неловко было, когда приходилось отказывать. Из-за всего этого, несмотря на уговоры сестёр, она не пела в публичных местах, а лишь дома, в кругу родных людей. Сама Канон не понимала, почему Ая, что гораздо лучше пела, каждый раз, заслышав пение любимой сестрёнки, зажигается огнём восхищения и говорит о том, что она обязательно станет такой же искусной певицей — Канон ведь даже на сотую долю не старается так как сестра. Четыре сестры были близки, хоть и из общего фона выделяется занятая учёбой как прямая наследница престола Мисаки, но есть то, о чём Канон никогда не расскажет ни Мисаки, ни Хагуми, ни Ае, ни родителям. И это её бессонница. Страдать она ей стала последний год. Через день или два она может не сомкнуть глаз в течение всей ночи, смотря в потолок их общей комнаты с большими окнами, через часа три лишь сообразив, что она проведёт эту ночь, не задремав ни на секунду. Тогда она перевернётся на бок, подложив руки под подушку, и закроет глаза, в которых нет и намёка на сонливость, и будет лежать так пока лучи не попадут на золоченые стены места её пребывания, освещая весь город. Только тогда она разомкнёт веки и встанет.***
Со знаменательного праздника урожая прошло 2 года. За эти два года Каору преобразилась настолько сильно и настолько быстро, что весь дворец ещё ходит в шоке. Теперь юная наследница предпочитала более нейтральную одежду, а одеть её в пышные платья с рюшами, если это только не какой-то бал, в принципе не представлялось возможным. Сета настояла на том, чтобы обучаться у рыцарей фехтованию, и преуспела в этом. Она впутывалась в драки с парнями Лиоделя, потому что они, по её словам, недостойно обращались с девушками, также регулярно, как и сбегала из дворца, заставляя всю прислугу в панике бегать по огромному зданию в поисках пропажи. Несмотря на все эти проказы, Каору ответственно относилась к возложенным на неё поручениям, выполняя их своевременно, а также не заставляла понапрасну волноваться слуг перед пышным балом или приёмом, которые требуют много сил и крепких нервов. Отношения же с лучшей подругой ухудшились. Как только Сета решила измениться, Чисато по какой-то причине сначала начала её избегать, но это не возымело эффекта, ведь они должны видеться очень часто. И теперь их частые встречи обязательно сопровождались едким замечанием со стороны блондинки, явно нацеленные на то, чтобы задеть. Но защита Каору непробиваема, поэтому ей остаётся лишь смотреть своей подруге вслед, когда та, пыхтя и краснея от раздражения, спешно стучит каблуками по кафелю коридора. Каору не понимает, что она делает не так и почему она стала так резко неприятна Ширасаги. Эти натянутые отношения заметили и родители девушек, начиная опасаться за сохранность будущего союза, но, на их удивление, ни одна из сторон не выразила желания разорвать узы, связывающие их. И если со стороны Каору это было понятно, ведь она продолжала настойчиво стараться как-то улучшить их с принцессой отношения и в принципе никогда не отзывалась о той плохо, то со стороны Чисато, вечно не упускающей возможности в чём-то упрекнуть невесту, всё грозилось оборваться. Но, нет. Блондинка прекрасно осознавала свою роль, участь и ответственность, что возложили на неё, и не собиралась так легкомысленно ставить обе страны на порог войны из-за всего лишь своей личной неприязни к новой Каору. Каору очень сильно полюбила выступать. Как-то раз она случайно попала на сцену во время одного из праздников, когда одна из актрис заболела. Там, на сцене, она внезапно почувствовала себя как никогда живой. Её чудом никто не узнал, но сама девушка никогда не забудет лиц зрителей после представления, то, как активно они аплодировали людям, погрузившим их в свою историю с головой, и то чувство, которое она смогла испытать. Это ощущение, когда ты полностью отдаёшь себя чему-то, настолько вдохновило Сету, что она стала чуть ли не на каждый праздник выступать вместе с какой-то труппой. О таланте принцессы довольно быстро распространилась молва, и теперь уже представления с её участием набирают огромное и невиданное раньше количество зрителей. Отточенное частой игрой мастерство дало свои плоды, и теперь Каору может посреди ночи, только проснувшись, отыграть эпизод из «Ромео и Джульетты» да и так живо, будто она и есть сам Ромео.***
Канон тогда исполнялось 18 лет. Это знаменательный день для русалки, потому что именно в своё восемнадцатилетие русалка получала возможность в первый и, чаще всего, последний раз всплыть на поверхность, увидев голубое небо с эфемерными белыми кораллами, которые и на кораллы-то непохожи, но никто не дал им другое название, о котором так часто пишут в книгах. Канон всё это время с нетерпением ждала этого дня, чтобы наконец-то увидеть его. Причём она желала пробыть там чуть ли не весь день. Почему? Потому что в книгах, которые наследница брала из королевской библиотеки, написано, что небо имеет свойство меняться. Точнее не так. В разных книгах, написанных разными русалками, которые всплывали в разное время, исходя из пометок на страницах, описывалось разное небо. Одному посчастливилось увидеть чистое, без единого белого коралла; другой увидел лишь огромный серый (точь-в-точь белый, но темнее) коралл, причём морская поверхность тогда была совсем не спокойной; третий выплыл тогда, когда небо было затянуто уже почерневшими кораллами, похожими на некоторые морские камни, а сверху падали маленькие частички океана; четвёртая застала небо рыжим-рыжим, с красноватой кромкой в месте, где небо становится морем, а над границей океана высился жёлтый ослепляющий и яркий диск; пятая русалка заметила похожее небо на предыдущее, но оно было не рыжим-рыжим, а нежно-нежно голубым. Мисаки, выплывшая в своё время как раз-таки в похожие часы, сравнивала цвет неба с волосами Канон — такой же лёгкий оттенок голубого. Но за несколько дней до знаменательного события, Канон заболела. Она пролежала с жаром трое суток, способной только пить лекарства и съесть пару кусков пищи, обязательно подавившись одним. К восемнадцатилетию русалке стало лучше, и она даже съела кусок торта, но увидеть небо ей так и не дали, аргументируя это тем, что, в принципе, количество визитов на поверхность не ограничено и голубоволосая сможет посмотреть на прародительницу моря, когда поправится. Сама Канон также понимала, что вряд ли просто сможет доплыть до поверхности, хотя этот факт и не давал ей покоя. Ей очень сильно хотелось узнать, какое же небо попадётся именно ей. Именно с такими мыслями принцесса провалилась в сладкий сон. Канон проснулась, когда на улицах уже зажглись рыбки-фонарики, а их огоньки, чуть покачиваясь из стороны в сторону, плавно бродили вместе с хозяевами по улицам ночной столицы. Самой наследнице стало намного лучше, она явно чувствовала, как болезнь отступила шагов так на десять, и теперь, возможно, русалка даже сможет доплыть до поверхности. Девушка оглянулась. Её сестры мирно посапывали на своих кроватях в их общей комнате. Хагуми, как всегда, развалилась поперёк ложа, уронив своего игрушечного морского конька на пол — обязательно завтра будет его искать. Ая свернулась клубочком и улыбалась каким-то своим сновидениям, активно бормоча под нос что-то непонятное. Мисаки лежала с ровной спиной, сложив на животе руки в замок и чуть хмурясь — прям как и днём. Твёрдо убедившись, что члены её семьи спят крепким сном, Канон не смогла удержаться от соблазна, и выплыла в окно, направляясь к поверхности. Казалось, голубоволосая плыла целую вечность, когда наконец-то смогла почувствовать лёгкие колебания воды. И вот, спустя ещё минуту, русалка могла наблюдать небо, о котором так мечтала. Но оно превзошло все её ожидания. Она ни разу не видела такого описания неба. Оно было тёмным-тёмным, почти чёрным, как большая часть морской глубины, но, в отличие от места жительства Канон, от неба не веяло опасностью и паранойей — от него веяло волшебством и, совсем чуть-чуть, холодом, но не таким неприятным холодом, какой присутствует в северных морях, а чуть щипающим освежающим морозцем. А ещё Канон видела небольшой белый светящийся диск. Он не был ослепляющим, наоборот, на его снежное свечение было приятно смотреть, потому девушка сразу же отбросила мысль, что она читала об этом диске. Так же в глубине темноты неба мерцало что-то. Оно мерцало так завораживающе и соблазнительно, что хотелось протянуть руку и взять это с собой, унести в свою пещеру сокровищ. Точно также мерцала первая вещь, взятая Канон за пределами столицы. Возможно ли, что там также находится нечто бесценное, что все остальные считают лишь бесполезным хламом из людского мира, отражающее спасительные лучи света? Канон впервые в жизни видела нечто столь зачаровывающее, от восхищения она даже приоткрыла рот. Так она совсем потеряла счёт времени. Привёл её в чувство странный звук. Русалка не знала его природы, но любопытство всё равно сделало своё дело, и потому Канон лишь опустилась в воду на уровень глаз, чтобы наблюдать за тем, что же именно издаёт эти странные звуки. Это было огромное, непонятное и тёмное нечто. Чуть присмотревшись, Канон поняла, что видела нечто подобное. Это похоже на те затонувшие людские творения, в которых русалка любила рыскать в поисках своих сокровищ и которые звались кораблями. Только, в отличие от ранее виденных наследницей, этот корабль не имел в себе не то, что дырки, даже ни единой трещины. Единственные отверстия находились на безопасной от воды высоте, потому Канон и не сразу признала вечный объект своих исследований. Звуки же, отвлёкшие девушку от любований небесными огоньками, были звуками рассекаемой этой постройкой водной глади, смешанными с голосами, доносящимися с осветлённой, верхней, части корабля. Наверняка там находятся люди, верно? Но окрылённую новыми открытиями Канон уже не могла остановить какая-то там опасность быть замеченной. Кое-как взобравшись со своим большим хвостом цвета морской волны на удобный выступ, русалка без особых опасений взглянула в такое удобное сейчас окошко, подстрекаемая любопытством. То, что открылось её взору, потрясало рыбье воображение — люди, настоящие, двуногие люди, заполонили корабль. Не сказать, что их было прямо-таки много, но и не мало. Жители суши столпились вокруг некого помоста, видимо, самодельной сцены, где стояли два человека. Первый, с длинными фиолетовыми волосами, собранными в хвост, и алыми глазами, с жаром признавался в любви второму, с прекрасным золотом вместо волос и в шикарном красном платье. Канон засмущалась тому, что невольно стала свидетелем этой сцены и на щеках выступил незамеченный никем румянец, но, судя по ситуации, никто из этих двоих не был против разделить этот личный момент с другими людьми, так что русалочка без зазрения совести продолжила наблюдать. Признающегося звали, судя по разговору, Ромео, а девушку, которой были предназначены эти слова — Джульеттой. Люди говорили странно, учитывая, что толпа вокруг сцены, молчала. Канон не могла точно сказать, в чём заключалась странность, и в итоге решила, что это из-за различий их видов. Не прошло и 5 минут, как русалочка прониклась глубокой симпатией к «Ромео-сан», её сладким речам, пропитанным любовью, к самому этому чувству, которое Канон ощущала даже будучи далёким от людских ощущений существом — она буквально прослеживала доказательства любви в каждой интонации, жесте, устремлённым к Джульетте. Канон буквально наслаждалась действиями парня, его глубоким и нежным голосом, граничащим с женским тембром. Канон, не отрывая взгляда, следила за происходящим на сцене, стараясь впитать в себя как можно больше, когда корабль резко на что-то наехал, покрытый голубо-зелёной чешуёй хвост соскользнул, и русалка упала в воду, подняв огромное количество брызг. Это случилось настолько быстро, что голубоволосая даже не сразу поняла, в чём дело, просто не двигаясь в воде какое-то время. Как только она поняла, что с кораблём и людьми на нём могло что-то случится, русалка тут же всплыла на поверхность. Когда она поднялась, Канон увидела, что корабль, видимо, наехал на риф, что располагался неподалёку, причём настолько «хорошо», что к тому моменту, как русалка выплыла, человеческое творение уже накренилось на бок достаточно для того, чтобы лёгкие предметы попадали в воду. Голубоволосая оплыла корабль достаточно аккуратно, чтобы её не увидели выжившие и заметила, что бОльшая часть людей находится на трёх более маленьких кораблях, где было только место для жителей суши. Там же находилась и Джульетта, гордо восседая на своём месте, выделяясь среди остальных более ярким цветом одеяния, кожи и волос, а также спокойным поведением, только вот рядом с ней нет её возлюбленного, потому русалка начала искать его среди остальных. Но, как бы Канон не старалась, она не могла найти глазами Ромео. Совершенно внезапно, корабль начал шевелиться, спугнув робкое существо, заставив отплыть от себя на пару метров, параллельно погрузив голову настолько, чтобы слиться с водной гладью. Последняя лодка упала, перевернувшись и высыпав из себя кучку людей, среди которых Канон также не разглядела фиолетовых волос. Как только все маленькие кораблики были переполнены людьми, корабль, будто только этого и ждал, резким движением перевернулся на бок полностью, создав волну достаточную для того, чтобы оставшихся людей отнесло ею на приличное расстояние — теперь русалка может не боятся, что её заметят. Только вот спокойствия ей это не прибавило, когда её голову посетила страшная идея о том, что «Ромео-сан», может быть, ушёл под воду. Морское создание вернулась в свою стезю и начала обыскивать округу на наличие людей. Она нашла множество сундуков, людских побрякушек, включая непонятные мини-четырехзубцы (Канон дала им такое название, исходя из схожести этих вещей с трезубцем её отца за исключением размера и того, что у них четыре так называемых зубца, а не три), изображения других людей и многое, многое другое. Среди всего этого бардака она чудом заметила фиолетовый хвост. Будто по сигналу ринувшись тут же, Канон, не задумываясь, схватила парня и выплыла с ним на поверхность. Пока морская жительница панически пыталась найти берег, она постоянно повторяла успокаивающие слова для «Ромео-сан», стараясь тем самым обнадёжить скорее себя, чем бессознательного человека, которого поддерживала одной рукой.***
Когда огромный жёлтый диск, освещающий всю поверхность, находился ровно посередине неба, русалка наконец-то добралась до своей цели — суши. Она с огромным трудом вытащила Ромео на сверкающий золотом песок и задумалась. А что, собственно говоря, дальше? Что если Ромео-сан вообще уже умер и она тащила всё это время на себе труп? Канон предпочитала об этом не думать, когда плыла сюда, но сейчас-то это важно, верно? Девушка приложила ухо к груди спасённого человека и, услышав слабое, но чёткое сердцебиение, облегчённо выдохнула, но не встала. Тело, на которое русалка невольно легла, было таким тёплым, что ей просто не хотелось вставать, и, решив, что её всё равно никто не видит в этом Посейдоном забытым месте, позволила себе прочувствовать это тепло своей влажной прохладной кожей чуть подольше. Канон положила руки на грудь спасённой и улеглась на свои ладони головой, наконец-то имея шанс разглядеть юношу под ней. Первое, что она заметила, а точнее почувствовала — наличие у человека груди. Ох… Видимо, Канон ошибочно всё это время принимала девушку за парня. Это смутило русалку — наверное, она запомнит этот стыд на остаток жизни. Откуда ей было знать, что это не юный малёк*, а просто девушка? Канон же ни разу не видела людей, как она могла понять, что это не парень младше 18? Следующее, что выхватывает рыбий взгляд — причёску девушки. Длинные фиалковые волосы за время плавания растрепались, хвост перестал держаться через полчаса их совместного плаванья, потому теперь прекрасные локоны в беспорядке лежали на золотистом песке. Они обрамляют прекрасное лицо с плавными чертами лица — Канон не удержалась и провела мокрой ладонью по нежной щеке, поразившись мягкости кожи. Эта самая кожа была более бледной, нежели на корабле, но до белизны русалки ей было ещё далеко, что даже успокаивало морскую деву. — Ромео-сан, — мягко позвала русалочка, но отклика не получила. — Ромео-сан… — на этот раз она произнесла имя тихо, еле слышно, будто пробуя на вкус. После пары секунд, Канон чуть хихикнула, — Это очень странное имя для девушки, не так ли? Или у людей оно считается женским? — пальцы под нежным приглядыванием сапфировых глаз переместились с щеки на лоб, плавным движением заправляя одну из многочисленных выбившихся прядок волос за ухо. Может, это её так разморило неизвестно откуда идущее тепло, которое она ощущала под водой очень редко, может ещё что, но нечто подтолкнуло её к странному поступку — Канон запела. Она вдруг вспомнила колыбельную, которую когда-то давным давно, когда рыбка была ещё совсем маленьким мальком, пела ей её матушка. Это одна из немногочисленных песен, которые Канон продолжала петь после того, как ей исполнилось 14. Сначала тихо, не открывая рта она напевала мелодию, потом, всё также не используя слов, брала ноты с помощью «ла», пока в конце концов не запела во весь не очень громкий голос.***
Каору не знает, как попала в воду, как и не знает, как оказалась на суше. Это же суша, верно? Единственное, что Сета чувствует (уже хорошо, что она чувствует) — некая хрупкая, но твёрдая поверхность, на которой она лежит, неприятное ощущение прилипшей одежды и песка (что заставляет Каору всё-таки понять, что она на суше) и непонятную тяжесть в районе груди. Принцесса не может открыть глаз — веки слишком тяжёлые, потому ей остаётся просто лежать и ждать-ждать-ждать. Но чего ждать? Проходит, наверное, целая вечность, прежде чем что-то меняется. Точнее, прежде чем Каору начинает чувствовать что-то ещё. Она чувствует, как, видимо, чьи-то пальцы касаются её щеки, а потом слышит, будто сквозь толщу воды, чей-то голос. Принцесса не слышит, что именно он говорит, но он такой успокаивающий и нежный, что ей не хочется об этом думать, а просто слушать и наслаждаться интонацией. Но долго это не продлилось — говоривший достаточно быстро смолк, что даже разочаровало девушку. Но тут в движение пришли пальцы, сделав движение, которое обычно делают для того, чтобы заправить волосы — видимо, так оно и было. Тишина не продлилась долго, но когда её снова нарушил приглушённый уже своей хозяйкой голос, Каору стала слышать его чётче — видимо, её состояние приходит в норму. Ещё чуть-чуть, и пострадавшая различала интонацию, нотки и слова песни, которую ей пели. Песня сама по себе была нежной и проникновенной, но ещё больше погрузиться в неё заставлял неимоверно душевный и мягкий голос, обволакивающий всё существо принцессы. Его хотелось слушать и слушать, не прерывая. Каору уже чувствует жар палящего солнца, шум прибоя и крик чаек, что позволяет ей определить, что она на берегу, но всё это отходит на второй план — единственное, что она по-настоящему слышит — песня и нежность, с которой она поётся. Веки уже не кажутся такими тяжёлыми, и Каору верит, что на этот раз сможет их поднять, но глаза не открывает — боится спугнуть, как она думает, самое ласковое создание на свете. Но желание увидеть его воочию пересиливает, и веки, чуть подрагивая, открывают взору прекрасную нимфу с волосами, цвета неба на восходе солнца, и глазами-сапфирами, искрящиеся нежностью. К сожалению, это единственное, что Каору может различить в расплывчатой картине мира перед собой. Принцесса поднимает будто налитую свинцом руку, чтобы тронуть локоны не заметившей её пробуждения Нимфы, еле касаясь их пальцами.***
Канон не сразу осознаёт, что Ромео-сан очнулась. Она продолжает петь, пока не чувствует, что нечто тронуло её волосы мимолётным движением. Песня тут же замолкает, оставшись недопетым припевом где-то в груди, а голова сама поддалась на встречу человеческой руке. Девушка пригладила пушистые волосы**, переместив руку на всё ещё влажную щёку, наблюдая, как её, определённо, спасительница с лаской домашней кошки чуть потёрлась о неё, сразу же глянув в алые глаза с такими нежностью и обожанием, что у самой сердце вздрогнуло. Канон не волновало, что её увидел человек, пока не услышала своим чутким ушком цвета морской волны*** какой-то странный звук, чуть ли не до смерти перепугавший морское создание. Быстро и даже чуть резко отстранившись от Ромео-сан, она быстро вернулась в воду, спрятавшись за столь удачно расположившимся здесь морским камнем. Русалочка плохо слышала, что там происходило на берегу, потому что находилась достаточно далеко, но этот страшный звук всё ещё раздавался, даже перекрывая шум волн. Девушка осмелилась выглянуть из своего убежища лишь когда он прекратился, решив понаблюдать за спасённой ещё немножко. Оказывается, это была Джульетта-сан с непонятным и оттого пугающим существом подле себя. Но сама девушка не боялась его, потому Канон решила, что оно не опасно. И всё-таки, несмотря на это, русалка ни за что в жизни не захочет встретиться с этим на более близком расстоянии. Огромное жёлтое, непонятно в чём, стоящее на четырёх ногах, которые и ногами-то назвать сложно, учитывая, что Канон их видела сегодня впервые в жизни, со страшной мордой и острыми-острыми зубами. Нет-нет-нет, увольте, морская дева отказывается приближаться к ней. Видимо, одно появление возлюбленной пробудило в Ромео-сан былую энергию, потому что она уже сидела и явно о чём-то говорила с Джульеттой-сан. Канон наблюдала за объектом своего обожания со странно-счастливой улыбкой, не спуская глаз и, даже когда обе девушки скрылись с пляжа, ещё долго смотрела им в след. Опомнилась она только тогда, когда почувствовала резкое прикосновение к своему плечу. Резко вскрикнув — мало ли, вдруг это то существо? — она отшатнулась, выплыв из своего убежища с перепуганным лицом. Но, заметив, что это всего лишь её старшая сестра, облегчённо выдохнула. — Боже, зачем так кричать? — Мисаки выглядела если не напуганной, то точно удивлённой. Но, как только младшая открыла рот, так даже слова не дала ей вставить, сказав исчерпывающее, — Неважно, поплыли домой — тебя все ищут.***
Как только Нимфа покинула её — видимо, Каору всё-таки спугнула это нежное создание — Сета почувствовала эту накатывающую усталость. Она упала обратно на песок, перестав осознавать, что происходит вокруг неё, и закрыла глаза, планируя немного поспать. Но не успела Каору увидеть и второго сна, как на её лицо обрушился поток воды. Алые глаза резко распахнулись, а сама Каору села, панически оглядываясь по сторонам — вдруг, это был сон и на самом деле она всё ещё посреди бушующего моря? Но, нет. Это оказалась всего лишь Чисато, решившая разбудить подругу морской водой. Принцесса облегчённо выдохнула: — Я ожидала более ласкового пробуждения от долгого сна. Например, как у спящей красавицы, проснувшейся от долгого сна из-за нежного поцелуя любви! Ах, как эфемерно! — Раз хватает сил шутить, значит ты в порядке, — холодно, как всегда, ответила подруга детства. — Скажи спасибо, что я вообще здесь проходила, а то лежала бы здесь до скончания недолгих дней. — Ах, должно быть, это судьба… — Это Леон. Он тебя учуял и понёсся сюда со всех ног — я еле поспевала за ним, — и не удивительно. В богатом платье из зелёного атласа, под юбками которого наверняка прячутся туфли на небольшом каблучке, не так-то удобно бегать, особенно по песку. Упомянутая собака стояла рядом с хозяйкой, и виляла хвостом, ожидая награду за столь ценную находку. — Ты лучше скажи, как ты спаслась? Когда мы вернулись на место, где в последний раз видели тебя, там никого не было. Ты сама доплыла до берега? Или же остаток пути за тебя проделали волны? Если честно, Каору сама не знает. События ночи такие смутные, что она даже не ручается сказать, выбралась ли она из-под толщи воды. Что вообще произошло? Каору и Чисато отправились в небольшое плаванье в качестве будущих супругов, мол, чтобы улучшить отношения и отдохнуть от подготовки к свадьбе, которая уже даёт о себе знать чуть более оживлённой прислугой, чем год назад. Сета уговорила невесту сыграть пару сцен из Ромео и Джульетты, во время которых корабль налетел на риф и довольно быстро пошёл ко дну. Как именно она оказалась под водой, принцесса не знала, и тем более, как она попала сюда. …Подождите. — Ах, Чисато, ты не видела здесь неподалёку девушку? — Девушку? — Да. С мягкими волосами цвета неба и прекрасными глазами, похожими на самый красивый в мире фиолетовый сапфир! Ах, она была такой… — Да-да, эфемерной. Нет, не видела. Тут один выход с пляжа, так что мы не могли разминутся, да и следов я не вижу. Тебе привиделось. — И правда! Такое прекрасное существо не может существовать в этом мире! Ах, моя эфемерная Нимфа! — Сильно же тебе головушку напекло, пока ты здесь валялась... — Чисато вздохнула, не в силах больше слышать это. — Пошли уже… Блондинка развернулась и пошла к выходу. Совсем скоро Каору нагнала её и они вместе, к большому сожалению Ширасаги, отправились во дворец.