Неприкасаемость

Никто не видит моего лица. Полупротивник-полудруг мой не интересуется этим, а его церемониймейстер не знает, как снять маску. Под ней, поверь демону, я улыбаюсь. Никто не знает, что только Королева может снять её, когда явится. Моя спина щетинится щупальцами, а руки всегда спрятаны в карманы. Никто не видел лица Флаффного демона, и не увидит до конца века. Кроме тебя, Королева. Никто не знает, что продаст душу автоматически, если пожмёт мне руку — и я рассказываю им, с улыбкой, поверь мне, с улыбкой под маской на всё лицо. Но нет того, кто продал бы душу, а моя подарена — тебе. Соседнее королевство заставляет прорези в маске течь чернильными струйками. Кто же захочет видеть, как их любимые тонут в крови и своём же безумии? Точно не Флаффный демон, о нет, только не я. Мои озёра чисты и леса успокоительно-прохладны, а солнце здесь ласково, словно объятья моей Королевы. Я хотела бы петь гимны о любви, но только б мой голос звучал не один. Но наши соседи неумолимо-мрачны и прозрачны, будто стекло. Я не могу петь в одиночестве, а потому голос мой умолкает. Я брожу по нашему королевству и вижу знакомые лица, много-много знакомых лиц — но вежливо прохожу мимо. Что они мне? Даже самое любимое лицо — перемежить бы свежим, хоть одним новым знакомым! Да не из этих мест, чтоб порассказал, каков мир за стенами моими. Но — нет. Тот кракен должен пожрать сам себя, пока не вернётся её Королева. В рассветный час с последним боем часов ложатся на маску мою тёплые нежные руки. Я замираю и жду с восторгом, когда маска покинет моё лицо, и его увидишь Ты. Лишь Королева может снять с меня маску, и уповаю я возвращения Её, чтобы сзывать новые лица вместе. Но покуда язык мой будет подвешен, и руки — засмолены в карманах.