Ради всего святого

      — Девственник — клеймо. Экзорцист-девственник, влюблённый в одержимую, вообще редкостный дебил, — простонал Малфой, глядя прямо в глаза своему отражению в зеркале.       О чистоте души он уже давно не думал, как и о морально-нравственных принципах. Плотское желание разъедало все эти «морали» и «чистоты» который, блин, месяц. Стояк проломил в его башке дыру, схожую с Марианской впадиной. Вот только… Если бы он был нормальным парнем, давно бы с ней занялся сексом. Но он ненормальный и она тоже — в этом основная проблема.       А ещё, ну так, бонусом, к ней присосался этот чёртов… О, Драко дал бы ему имя… Жаль, брань возбраняется.       Он не хотел, чтобы его первый, Господь милостивый, раз был сексом втроём. А он бы точно, блин, был. Эта мразь… Драко дал себе увесистую пощёчину, обрывая на этом тысячу проклятий в адрес демона.       — Хватит. Приходи уже в себя.       Но это уже не помогало.       Он не спрашивал: за что ему это наказание перепало. Почему? Потому что это бесполезно. Утро выдалось не самым лучшим. Холодный душ не помог, изнурительный бег тоже. Тело ныло, но стояк не проходил.       Гермиона тоже была вечно рядом с раннего утра. Во время пробежки он не оглядывался, глядя строго вперёд, потому что позади него пыталась бежать взмокшая девушка, которая была одета в откровенно-облегающий спортивный костюм. Нет, он бы выколол себе глаза, но ему они просто необходимы. Он не слепой, и когда она тяжело дышала, произнося его имя, Господи, что же ему первым делом приходило на ум!..       Её небольшая, но стоячая грудь, тонкая майка, лифчик, который не скрывает ни-че-го. Эти соски, которые заметны невооружённым взглядом.       — Ты такой… — Гермиона прищурилась, когда он остановился, ощущая болезненно-приятное ощущение в паху, чтобы просто, просто, просто…       Малфой мысленно закричал.       — …измученный эту неделю.       — Одержимая, — рявкнул Драко, глядя на неё исподлобья взглядом, который может убить, — держись от меня подальше, ради всего святого.       Она как-то заморгала быстро, уставилась на него так, будто в первый раз видит.       — Может быть, тебе к врачу?       — Ты глухая, что ли? — он уже заорал. — Пятнадцать кругов вокруг озера, лентяйка!       Возможно, она там до сих пор бегала, Драко не знал. Он оттуда ушёл через минуту, зашёл в дом и оказался в узкой ванной, не помня себя. Как, что, где… Да он в себя пришёл, когда запирал замок.       Рывком снял футболку, кое-как дополз до душа. И снова — бабах! — потеря памяти. Он не трогал себя, держался, кусая губы до боли и крови во рту.       — Чёрт, чёрт, чёрт.       Таких проблем раньше не было. Они были, как и у всех молодых парней, но не настолько тяжёлые. Его сознание будто мрачнело всё сильнее и сильнее. Отец рассказывал, что так случается, когда мы себе это позволяем. Неужели?..       Холодная вода стекала по разгорячённому телу, от которого исходил жар. Любое прикосновение вызывало ноющее эхо внизу, плоть была твёрдой. Его пальцы смыкались на члене и тут же, будто обжигаясь, он отдёргивал руку.       Не было в этом ни любви, ни чистоты — лишь грязь и похоть.       Похоть.       Драко вздрогнул, будто его прошибло током.       Точно, это же так просто. Нельзя сдаваться так легко, поддаваясь лишь инстинкту, лишь сладким, манящим ощущениям, которые сохраняли на короткое время его рассудок, а за тем одурманивали который месяц.       Зря он в ту ночь, подглядывая за Гермионой, тронул себя. Ох, как зря.       Тело ныло недостаточно, его нужно было наказывать. Наказывать всем, до чего дойдёт его ум.       Голышом отжиматься, касаясь вставшим членом ледяного кафеля? О да, на это ему хватило ума.       Капли стекали по разгорячённому обнажённому телу, пятки упирались в кафельную стену. Он еле помещался на полу, и то его голова находилась под раковиной. Одно резкое движение — Драко себе разобьёт макушку или темя.       Возможно, Малфой какой-то ненормальный? Но каждое прикосновение члена к кафелю приносило только волны наслаждения, пробирающие его с пят до корней волос на макушке. Как же было приятно! Его это ещё больше раздразнило. Он не сдавался. Кряхтел, считая вслух.       — Один, два, три… четыреста, четыреста один… пятьсот… шестьсот шестьдесят шесть, блядь…       Горло саднило, руки, спина, плечи, пальцы ног… Абсолютно всё его тело было напряжено и болело адски.       Капля смазки стекала с головки, размазывалась по кафелю.       — Семьсот.       Сначала он отжимался быстро, постепенно замедляясь, промежутки становились всё длиннее. Это как оттягивать неизбежное из последних сил, зная что за этим последует.       Он упал на кафель, достигнув тысячи. Он не знал за сколько, да и это знание ему было уже ни к чему. Усталость, мышечная боль — его не брали, ничего не унимали. Драко уже стал думать, что это не его грех, не его похоть, а проклятье, какое-нибудь изворотливое заклинание демона.       Парень перевернулся на спину тяжело, плотно сжимал губы и челюсти. Ну давай, давай, не в первый раз же.       — Хочу, — признал он. — Хочу, — шептал Драко, касаясь рваными и быстрыми движениями своего перевозбуждённого члена. Он ничего не чувствовал. Такое бывает.       Прикосновения вызывали больше боли, чем наслаждения.       — Ненавижу, — на каждом тяжёлом выдохе.       Его раскрасневшееся лицо искривилось в гримасе. Драко смотрел на чёртову раковину, но видел иное.       Видел, как Гермиона касалась себя пальцами, зарываясь лицом в подушку. Слышал, как стонала, отчётливо произнося его имя. Как её грудь вздымалась и опускалась, а простынь под ней скомкалась. Она широко раздвинула ноги, неумело, но отчаянно шевелила бёдрами.       «Ещё, ещё…»       «Мало, мало…»       Гермиона была безбожно красива. Гермиона была дьявольски хороша. Гермиона была вся в грязи.       «Быстрее!..»       — Ах… — Драко закрыл глаза, выгнулся, содрогнулся.       Один раз.       Сильно обхватил член, медленно проводя по всей длине, будто выдавливая сперму из себя.       — П-проклятье, — громко застонал.       Второй.       Левой рукой сжал до чёрной дымки перед глазами свои яйца.       Третий.       — Ч-чёрт.       Он почувствовал что-то между сильной судорогой и обморочным состоянием. Его схватило на несколько секунд, сперма окропила его грудь, живот и кисть правой руки, всё ещё находящейся на члене.       Драко прям здесь чуть не сдох, обессиленно развалился на полу и пытался отдышаться.       Единственное, что он чувствовал — дикую ненависть и отвращение по отношению к себе.

***

      — Это ненормально, — громко заявила Гермиона, хватая Люцифера за шиворот рубашки. — Ненормально, что из спальни экзорциста доносятся стоны вперемешку с воплями. Как ты можешь спокойно читать вместо того, чтобы помочь мне?       Люцифер даже не поднял на неё взгляд, лишь перевернул страницу какого-то комикса про Чудо-женщину и равнодушно сказал:       — Тебе надо — ты и подглядывай.       Гермиона почувствовала, как она задыхается от накопившейся злости на мужчин, которые её сейчас окружают.       — Да как ты себе это представляешь? — она было подпёрла руками бока, а потом прошагала туда-сюда по комнате под многозначительные хмыки и прочие междометия Люцифера, которыми он обычно комментировал всё, что читал. — Я же не мужчина! — Гермиона раздосадованно взмахнула руками.       — Если я буду подглядывать за мелким экзорцистом, который занимается своими личными делами по вечерам и утрам, ещё после обеда, надо мной весь Пандемониум будет хохотать.       — Да пошёл ты… — Гермиона прошипела сквозь зубы и натянула на ноги носки. — Сукин сын, опять всё самой делать придётся, — проворчала она, выходя из спальни.       Окна спальни Малфоя, которая находилась на втором этаже, выходили на ветви раскидистого дуба. Одна ветвь — самая широкая, была прямо у приоткрытого окна. В коридоре слышались приглушённые стоны. Гермиона думала, что Малфой ещё не отошёл от стычки с демоном, поэтому он скрывает что-то серьёзное и не показывает им. Ну… мало ли… Кто знает, что этому чокнутому придёт в голову? Может, у него все рёбра переломаны? Или у него проклятье какое? Да что угодно может быть.       В дверь стучать было бесполезно, поэтому она прямиком пошла к выходу, а потом и к дубу.       Изнурительные тренировки пошли Гермионе на пользу. Хоть ей и было тяжело забираться на дерево, она всё же это смогла сделать. Ну и проползла Гермиона по этой широкой ветви к окну, с каждым дюймом слыша, как пугающе ненадёжно похрустывает ветвь под её весом.       Она доползла до середины, подняла голову, поняв, что ей уже достаточно хорошо видно, что происходит внутри комнаты. Нашла взглядом белобрысую макушку экзорциста и заметила, как на его голой груди расползаются смачные кровавые следы от хлёстких ударов плетью.       Драко закричал от боли, продолжая наносить себе всё учащающиеся удары, а Гермиона испуганно закричала, потому что ветвь угрожающе затрещала в последний раз, да так громко, что девушка больше испугалась от звуков в целом, чем от ощущения падения.       — А-а-а, — раздалось на весь двор поместья Малфоя.       Гермиона оказалась на земле среди веток, листьев и коры дуба, которая мелкими кусочками падала ей прямо в глаза.       Из окна выглянул Драко и увидел внизу Гермиону. Он быстро набросил первую попавшуюся рубашку и спустился вниз, перепрыгивая через ступеньки и сбив с ног Забини, ошарашенного от представшей перед ним картины.       У Гермионы болело в прямом смысле всё, но самое главное — она не знала, как забыть и не вспоминать то, чем занимался сумасшедший-извращенец-садомазохист-экзорцист-невменяемый-деспот-Малфой.