Лицом к лицу

— Значит, я был твоим кумиром? — Тамао пнул сползшего вниз Урушибару под ребра, присел на корточки рядом, упершись левой рукой в шкаф, чтобы тоже не свалиться. — Значит, ты во мне разочаровался? А что скажешь теперь? Урушибара молчал, безмятежно глядя в грязно-белый потолок, губы, казалось, вот-вот дрогнут в улыбке. Будто не валялся на затоптанном грязными подошвами полу, а стоял под своим зонтиком рядом с Наруми и остальными бойцами Хосена — и все же в стороне от них. Тамао победил, но пока лицо Урушибары оставалось таким, все было не в счет, Тамао знал это. Избить человека легко. Сломать — трудно. Заставить почувствовать свое превосходство, ощутить его кожей, запихнуть свою победу ему в глотку. Из разбитой губы Урушибары сочилась кровь. Тамао провел большим пальцем от угла рта к середине, размазывая ее пятном, как помаду. И обратно, раздвигая губы, чувствуя острый край зубов. Да, именно так. Не боль, а подчинение, не удары, а унижение. Тамао нажал сильнее, ожидая сопротивления, и пораженно выдохнул, когда Урушибара чуть приоткрыл рот, и палец словно провалился внутрь, сразу до разбитой костяшки. — Ах ты ублюдок... Рот Урушибары был жарким, в отличие от его взгляда. Тамао, не раздумывая, нажал, заставляя взять еще больше. Теперь во рту оказалась и часть ладони. Темные узкие губы растянулись, кровь закапала чаще. Ноготь царапал гладкое горло. Тамао качнул кистью раз, другой, откровенно трахая чужой рот, гадая, когда Урушибара бросит эту игру и вцепится в ладонь зубами. Но тот, похоже, и не думал кусаться. Обнимал палец губами, чуть ли не горлом надевался, будто ему было мало, гладил языком с тем же выражением лица, с которым доламывал противнику нос или челюсть. Чистый кайф. Тамао передернуло. — А я думал, тебя заводит только чужая боль, — бросил он. — Теперь понятно, чем Наруми тебя зацепил. Ублюдок. Сосредоточенный взгляд Урушибары был устремлен за плечо Тамао. Там не было ничего, кроме казенных школьных стен, но Урушибара словно видел что-то невозможно прекрасное. С человеком, умеющим так смотреть, Тамао ни за что не хотел бы оказаться запертым в одном помещении. Да и сейчас оставаться с ним было незачем. Но Тамао не уходил. В том, как Урушибара вылизывал его руку, было что-то звериное, инстинктивное, не подчиняющееся рассудку. Что-то по-настоящему сумасшедшее и больное. Тамао никогда и близко не сталкивался с подобным. Смотреть на Урушибару сейчас было так же омерзительно, как вляпаться рукой в чужой плевок. И все же затягивало, как тянет взглянуть вниз с самого края крыши. Урушибара чуть слышно застонал, сглотнул. Тамао очнулся. Оставил его рот в покое, поднялся, брезгливо вытер ладонь полой цветастой рубашки. Тут же захотелось снять ее, отбросить подальше. Она казалась безнадежно испоганенной. — Хватит с тебя. Можешь даже не мечтать, что я тебя выебу. И запомни — не стоит связываться с Судзураном. Мы сильнее. Этого говорить не стоило, понял он по тому, как дернулись в ухмылке губы Урушибары. Тот не боялся силы, скорее, преклонялся перед ней и теми, кто ей обладал. Сила была для него источником боли. Источником удовольствия. Чертов псих. Тамао огляделся, соображая, где искать Токио. Он просил его не приходить сегодня, поберечься, но из них двоих именно Токио был по-настоящему упертым. Тамао не стал бы лидером школы без него. В его жизни вообще многого не случилось бы без Токио. Только бы с ним все было в порядке... Не стоило задерживаться здесь. Не стоило тратить столько времени на хосеновского ублюдка. — Ты еще вернешься, — спокойный голос догнал его уже на лестнице. — Нет, — бросил Тамао, не оглядываясь, и услышал тихий смех за спиной. Чертов псих.