Часть 1
23 мая 2019 г. в 19:04
Мерзкие газетчики узнали обо всём, как всегда, самыми первыми.
Круэлла брезгливо отбрасывает свежий номер, берёт в руки чашку, такую горячую, что, умей она чувствовать что-то ещё, кроме разочарования, непременно бы обожглась, отпивает мелкими глотками кофе, вкуса которого не чувствует. Это очень мало помогает успокоиться, и она знает, практически уверенна, что сейчас не поможет даже ящик джина. Она с трудом сдерживает себя, чтобы не разбить чашку о стену или вовсе не переколотить всё, что возможно, в комнате.
Самообладание никогда в число её достоинств не входило. Увы.
Молодой дизайнер, Анна Кэмбэл-Брид, чья карьера стремительно пошла в гору в последние три года в доме мод Де Виль, вышла замуж.
Так гласит заголовок. Круэлла брезгливо морщится, стараясь не закашляться, хотя хочется вырвать от отвращения. Она почти до хруста сжимает пальцы, вцепившись в края газеты, которую всё же с трудом заставила себя снова взять в руки. Виски сдавлены тяжелой дробью и ноют. Она с отвращением держит газету одной рукой, второй принявшись судорожно тереть лоб, чтобы хоть немного сосредоточиться. Это личный подвиг, но она продолжает читать.
Избранником мисс Брид стал тридцатилетний изобретатель Роджер Диарли, страстный любитель собак и видео-игр. После всего лишь нескольких месяцев отношений пара решила связать себя узами брака. Церемония бракосочетания произошла в соборе святого Патрика, в Дублине, в субботу. Примечательно, что далматинцы супругов, вне сомнений, были почётными гостями торжества.
Как бы Круэлла не старалась, она не в силах подавить тяжелый вздох. Он вырывается из груди, как распеченный воздух, но легче дышать после этого не становится ни капли.
Она снова отбрасывает газету, на сей раз окончательно избавляясь от неё — бросает в камин. Перед глазами всё плывёт. Пришлось схватиться за подоконник, точно за спасательный круг, чтобы не грохнуться в обморок. Круэлла смотрит в окно, но видит лишь унылые капли серого дождя, беспрестанно барабанящие по окну. Завтрак испорчен, как и несколько следующих дней, людей, появись кто сейчас рядом, особенно сильно хочется убить. Однажды она всё-таки свернёт кому-нибудь шею и нисколько об этом не пожалеет.
В газете было свадебное фото, занимавшее большую часть статьи. Как бы Круэлла не старалась, не могла заставить себя не посмотреть, не взглянуть хоть мельком. Анита сияла, её избранник выглядел, как и думала Круэлла, как типичный идиот, долговязый, глупый и с отвратительной улыбочкой.
Взгляд дизайнера, который всегда цеплялся за вещи скорее, чем рассматривал лицо, в этот раз принципиально не уловил ни одной детали наряда невесты. Круэлле это было не нужно. Живое воображение рисовало Аниту тонкой кистью, и она была прекрасна. Круэлла представляла, как ветер слегка целует рыжие локоны, густой волной спадающие на плечи, и маленькие руки, спрятанные в перчатки по косточку, наверняка из тончайшего гипюра, и худенькие ножки, одетые в безупречные туфельки с небольшой, но острой шпилькой. Она наверняка пахла своими обычными духами, напоминающими запах неба и леса, который Круэлла всегда находила весьма приятным, а глаза её сияли так, как у неё, мисс Де Виль, разве что при виде пятнистых собачьих шкурок или драгоценных мехов, особенно, горностая.
Замужество сгубило больше женщин, чем война, голод и стихийное бедствие. Эта позиция была самой первой, которую Круэлла уяснила, будучи ещё совсем девочкой, и от которой не отступилась бы даже под страхом пыток или смертной казни. Но говорила она об этом не со всеми. Посредственности её не интересовали. Она не знала их фамилий и часто даже их имени, плевать хотела на то, где, как и с кем они живут, лишь бы выполняли технически то, что она, модная госпожа, пожелает.
Анита была совсем другой — бриллиант, нуждающийся в огранке, но точно знающий себе цену. Свежий цветок магнолии в саду быстро отцветающих старых ирисов. Канарейка среди глупых воробьев. Круэлла сообщила ей о главном правиле своей жизни потому, что видела, как они похожи. Она обманывалась, но не потому, что её подводило зрение. Она хотела себя обмануть.
Анита со своими рыжими волосами, поцелованная солнцем, и взглядом кроткой лани, с детской улыбкой и удивительной покладистостью, способна была черпать вдохновение из чего угодно, и идеи выдавала, если не гениальные, то точно стоящие внимания. Редкий дар среди безликой толпы. Круэлла была уверена, что она грезит о вершинах и софитах, но точно не о скудной жизни глупой домохозяйки.
Рядом с Анитой не было скучно или раздражающе-противно. С ней было тепло и, нет смысла отрицать, интересно. Она, точно маленький котёнок, пригревшийся у ног, забавила и создавала уют. В отличии от большинства котов, которых, как и каждое животное, Круэлла бы с удовольствием пустила на шубу или перчатки, котёнка Аниту хотелось держать на коленях и гладить по маленькой спинке, всегда гордо прямой.
Она, Круэлла, полагала, что талантливая Анита мечтает о блеске софитов и славе покорительницы стиля. Она ошиблась, а Круэлла ненавидела ошибаться и проигрывать.
Анита была маленьким котенком, но с неизменно горделивой спиной. Теперь этот котёнок согнётся под тяжелой лапой хозяина, которого выбрал. Теперь она превратиться в облезшую кошку, чьим единственным занятием станет облизывать бесконечно появляющихся из её чрева котят. Как скоро это произойдет? Круэлла была уверенна, что и моргнуть не успеет. Кто знает, быть может, Анита уже носила в себе это отвратительное существо, что, едва родившись, станет без устали орать и пачкать пеленки и простыни.
При мысли о самых раздражающих её существах — детях — Круэлла зашлась кашлем, который больше был похож на рвотные позывы. С трудом взяв себя в руки, она закурила, тяжело и глубоко затянувшись, выдохнула и долго, пока не рассеялся зелёный дым, смотрела, как он клубится под потолком. Обычно это, если не успокаивало, то хотя бы помогало ослабить раздражение и ярость. Видимо, не в этом случае. Не сегодня.
Она отошла от окна, но, едва налила джин в холодный бокал, сейчас показавшийся ей тяжёлым, вернулась к созерцанию огромных серых капель, ползущих, будто змеи, по окну. Меха не всегда согревали, сколько бы их на себя не надеть. Теперь она точно это знала. Продрогшие плечи ссутулились и поникли. Она снова вцепилась левой рукой в подоконник, поставив на него бокал и пыхтя сигаретой, как заправский матрос, а вовсе не гордая леди с положением в обществе. Сердце билось будто в замедленном ритме, и это было отвратительно. К привычной ярости сейчас примешалось другое, плохо известное, чувство — горечь разочарования.
«Анна Кэмбэл-Брид, Даярли, или как там фамилия твоего идиота, чёрт бы его побрал, дорогая, дорогая Анита, — пронзила, словно выстрел, больная мысль, — ты никогда не была моей. Но я всё равно тебя потеряла».