В круге тьмы

Может, Люмосы горят так ярко, что тьма вокруг кажется черней, а может, окружающая тьма делает ярче любой свет. Драко не знает. Драко прячется в темноте. Он не знает, должен ли делать это, но выйти на свет пока выше его сил. Пока он может только так. В круге света — трое, один из них — Гарри. Двух других Драко знает только по именам и по… рабочим характеристикам. Роб и Эдсон, хорошие парни, аккуратные, неболтливые. Гарри зажат между ними, как закладка в книге. Все трое обнажены, но пока не возбуждены. — Начинайте, — говорит Драко. Он всегда говорит это очень тихо. Может быть, хочет, чтобы его не услышали. Но не было ни одного раза, когда бы его не услышали. Гарри ставят на колени. Кровать расширена заклинанием, превращена во что-то вроде… «Сцены, — проносится в голове Драко. — Языческого алтаря. Места казни». Ассоциации — все до единой — неверные, но он не может от них избавиться. Роб и Эдсон ласкают тело Гарри в четыре руки. От них трудно увернуться, хотя Гарри иногда пытается. Это заметно по сокращениям мышц. Гарри словно бы начинает движение, но не продолжает его. Заставляет себя оставаться на месте. Потому что так надо. Парни неторопливо дрочат себе, продолжая поглаживать Гарри, трогать его. Роб изучает его рот большим пальцем, приподняв голову за подбородок. Эдсон разводит ягодицы, поглаживает, трет промежность и мошонку. Они бесстрастны и сосредоточены, будто выполняют какую-то работу. Впрочем, так и есть. Только налившиеся, потемневшие члены выдают их возбуждение. Хотя и это часть работы. Гарри тоже выглядит бесстрастным, но Драко знает его лицо, знает выражение глаз. Гарри просто запер себя внутри себя же и не позволяет участвовать в происходящем. В каком-то смысле он тоже работает. Роб проводит членом по губам Гарри, погружает внутрь головку, вытаскивает, погружает снова, будто все не по-настоящему, будто идет странная игра. И это тоже правда. А Эдсон уже трахает Гарри пальцами, размеренно, не слишком глубоко. Непонятно, нравится ему самому или нет. Драко понятия не имеет, нравится ли им заниматься тем, чем они занимаются. Он точно знает только, что Гарри это не нравится. Драко знает его тело лучше своего собственного. Знает его реакции. Его чувствительные места. Знает как никто. Даже эти двое, побывавшие в нем везде, не знают о Гарри почти ничего. Но Драко отдает им его. Иногда. Когда по-другому уже не выходит. Член Роба оказывается во рту Гарри. Роб придерживает ладонью лохматый черноволосый затылок и толкается глубже. И еще. И еще. Драко стискивает подлокотники. Он знает: ни Роб, ни Эдсон никогда не причиняют Гарри боли. Они отлично умеют чувствовать грань, дальше которой заходить не следует. Драко видит, как напряжено лицо Гарри, его челюсть, горло, как растянуты губы, как он прикрывает глаза, когда Эдсон тоже оказывается в нем, дюйм за дюймом, придерживая бедра и преодолевая сопротивление мышц. У них нет единого ритма, каждый слышит свой метроном, каждый, кроме Гарри. Который даже не возбужден, никогда не бывает возбужден с ними, который просто ждет, когда все закончится. Драко никогда не спрашивал, что он думает в эти минуты. Не спрашивал и не спросит, потому что трус. Роб вынимает член изо рта Гарри, шлепает им по щеке. Эдсон садится на пятки, затем аккуратно ложится на спину, придерживая Гарри на своем члене. Укладывает его себе на грудь, помогает поднять колени, поддерживает разведенные ноги. Роб пристраивается между них, направляет член рукой, нажимает, давит. Каждый раз Драко кажется, что они порвут Гарри, он готов все прекратить, но заставляет себя молчать и оставаться на месте. И смотреть, как второй член медленно, с трудом, входит в Гарри. В его Гарри. Драко никогда не умел делиться. Теперь ему порой необходимо отдавать самое дорогое, самое ценное. Ему кажется, что этой ценой он покупает немного будущего. Каждый раз он думает, что вот это — последний. Но опять наступает день, когда он больше не может жить в долг, и тогда отправляет письмо в Лютный, по мало кому известному адресу, и прячется от Гарри в спальне, потому что он трус. Он не может общаться с тем Гарри, которого мысленно уже принес на алтарь своего искупления. Роб встает и помогает подняться Гарри. Тот цепляется за его плечи, чужое семя стекает по бедрам. Эдсон тоже поднимается, накидывает на плечи Гарри заранее приготовленный плед, легонько подталкивает в темноту. Люмосы гаснут, кроме одного, при слабом свете которого ребята приводят себя в порядок и исчезают. Драко поднимается, делает шаг, другой, подхватывает Гарри в объятия — снова имея на это полное право. Он заплатил. Они заплатили. — Спасибо, — шепотом говорит он. — Будешь должен, — слабо отвечает Гарри. Драко чувствует, как на спине словно оживают старые, белесые, и более свежие розоватые шрамы. В Гарри нет тьмы, это он знает точно, нет и тени Волдеморта. Просто иногда в нем просыпается что-то, что жаждет причинять боль, что-то, что требует крови. Может быть, рано или поздно это толкнуло бы Гарри на несвойственные ему поступки, и кто-то мог бы пострадать, а Гарри расстроился бы из-за этого — Драко его знает. К счастью, Гарри не нужно никого искать, чтобы утолить жажду, время от времени сжигающую его изнутри. У него есть Драко.