Bone Christmas

— Имя жертвы — Ричард Перкинс, — он сделал паузу, чтобы облизнуть сухие губы. — Родился тринадцатого июля тысяча девятьсот девяносто пятого года. Причину смерти еще предстоит определить. Девятый провел кончиками пальцев по щеке, проследил линию скуловой дуги. Темные карие глаза следили за его движениями. Когда пальцы стали надавливать сильнее, потянув кожу и обнажив глаз, телу пришлось постараться, чтобы рефлекторно не закрыть веки. — Я возьму образцы жидкости для анализа, — он убрал ладонь и нижнее веко вернулось на место. Девятый прижал пальцы к краям левой глазницы, надавливая на твердое студенистое тело. Медленно отодвинув его в сторону, он стал осторожно вводить палец до тех пор, пока большая часть не оказалась внутри. Глаз выскочил беззвучно, замерев в сантиметре от своего изначального места. Девятый накрутил на палец паутину кровеносных сосудов, потом потянул, разорвав зрительный нерв и вытащив глаз из глазницы. Тело издало приглушенный всхлип; кровь заполняла теперь пустое пространство. Девятый перехватил глаз так, чтобы взять его за оторванный нерв, оставил раскачиваться почти что перед своим ртом, наблюдал, как кровь капает из порванных сосудов. Он перевел взгляд на тело, лежавшее на столе для вскрытия, мягко улыбнулся. — При жизни у тебя были красивые глаза. Он поймал языком каплю крови, и разум наполнился информацией: процессоры выводили данные из ДНК, выжидавшей на кончике его языка. Эта информация была ему не нужна, но одновременно он ее жаждал, желал, чтобы процессоры были перегружены ею. Такой опыт он получит лишь единожды. Девятый снова высунул язык, коснулся влажной поверхности глаза, что теперь был так близко к его губам, и вздрогнул. Она оказалась солоноватой на вкус. Он провел языком по малому диаметру глаза, желая большего. «Просто попробовать» оказалось недостаточно. Девятый обхватил глаз языком и погрузил орган себе в рот целиком, перекатив его между зубами прежде, чем прокусить. Внешняя мембрана поддалась легко, лопнув во рту подобно небольшой перезрелой ягоде, наполнив рот теплой и богатой на белок жидкостью. Его глаза закрылись. Девятый схватился за край стола для вскрытия. Вкус был очень мягкий, консистенция напоминала рыхлый желатин. Легкий металлический привкус заставил его искусственные слюнные железы вырабатывать избыточное количество оральной смазки. Наконец, Девятый начал жевать, ощущая, как твердость хрусталика сдалась под напором его зубов. Мембрана была губчатой и мягкой, создавалось ощущение, будто он жевал чистый жир. Оптический нерв оказался жестким, волокнистым и отказывался поддаваться зубам. Как бы ему ни хотелось, Девятый не мог разгрызть его. Огромное количество жидкости во рту было поистине выдающимся для такого маленького шарика тканей. Чтобы проглотить весь глаз, потребовалось три попытки. Когда ему, наконец, это удалось, он снова открыл глаза и уставился на один-единственный карий глаз, что остался у тела на лице. Девятый протянул руку и осторожно обхватил лицо, оставляя на нем кровавые — и не только, — следы. — Тебе понравилось, не так ли? Тело медленно моргнуло. Голова слегка наклонилась набок, будто желая прикосновения, из горла вырвался едва слышный стон. Девятый приблизился и прижался губами к холодному лбу. В тот же самый момент он начал поглаживать большим пальцем пустую глазницу. Теперь, когда под веками больше не было ничего, чтобы поддержать их, они болтались, провисая над черной дырой. Девятый целовал его нос, пока палец проходил сквозь крылья кожи, прикрывавшие пустую глазницу. Он с силой нажал на край, массируя мышцы, выдирая больше звуков из тела под ним. — Чувствуешь? — прошептал он, щекоча кожу, и нажал сильнее. — Чувствуешь мои пальцы? Очередной легкий поцелуй в кончик носа. — Ты такой гладкий, такой теплый, — он нашел остатки зрительного нерва на дне и немного поиграл с твердым утолщением. — Идеальный образец. Электрический ток накапливался в его венах, заставляя пальцы подрагивать. Он отстранился, вытащил окровавленные пальцы из глазницы, оставив влажные красные мазки на коже. Девятый поцеловал его, впервые сливая их рты в поцелуе. Он прикусил тонкую нижнюю губу, всасывая себе в рот, погружал зубы до тех пор, пока они не прокусил кожу, пока они не встретились снова. Девятый не смог сдержать стона от обилия информации, наводнявшей его процессоры с каждым глотком крови. Девятый обхватил чужое лицо ладонью, приложил достаточно давления, чтобы удерживать голову неподвижно, пока он отрывал нижнюю губу. Его острые зубы быстро прокусили и разорвали плоть со звуком, похожим на раздирание влажной липучки, обнажили десны и поперечные мышцы подбородка. Кусок был жестковат, впрочем, превосходные зубы легко его переработали. Он раскрыл не реагирующий рот руками, что было проще при отсутствии нижней губы, и просунул внутрь язык, исследуя поверхность зубов и десен, проталкивая дальше, чтобы ощутить текстуру поверхности языка. Ему хотелось вонзить зубы в мышцу, вырвать и ее, но он не мог дотянуться до корня. Девятый пообещал себе, что позднее вырежет и поглотит и язык. Мысль о зубах, раздирающих плоть, заставила его камеру обработки органического материала барахлить от желания. Будет ли она нежной? Жесткой? Он не мог дождаться момента, когда узнает об этом. Девятый отстранился, слизывая кровь с губ, неспособный скрыть свое возбуждение. — Я пожру каждый дюйм твоего тела, Ричард. Расслышав имя, хаотично бьющееся сердце в груди тела забилось еще быстрее. Девятый подумал о том, что это — первый раз, когда он обратился к Перкинсу по имени. Девятый забрался на стол и перекинул ногу через тело, чтобы сесть ему на ноги. — Я готов начать вскрытие, — промурлыкал он, балансируя на коленях, готовый сорвать всю ткань, что скрывала от него тело. Он прикусил губу, чтобы заглушить рвущийся из его горла смущающий звук. Вид беспомощного Перкинса, лежащего под ним и неспособного дать сдачи, возбуждало больше, чем Девятый предполагал. Даже жаль, что такое прекрасное существо ожидает такой трагический конец. Раздолье шрамов на груди взывало к нему. Девятый поменял позицию так, чтобы можно было удобнее сжимать тело бедрами при наклоне вперед. Он дотронулся до большого шрама от ножа в форме звезды на груди, так близко к сердцу, и его пальцы легко проследили все неровности кожи. — Пережить такое только для того, чтобы умереть сейчас… Он потянулся к лотку с инструментами, чтобы достать скальпель. Девятый провел лезвием по пальцу, проверяя остроту — тупое лезвие не подошло бы. Он удовлетворенно хмыкнул, увидев каплю тириума на подушечке, и даже не потрудился ее стереть. Скальпель оказался достаточно острым для того, чтобы сделать необходимое. Девятый начал с левой стороны, вжав острие в кожу его плеча, потом нарисовал лезвием идеальную диагональную линию к грудине. Кровь текла из ран, текла по груди и ребрам медленными, ленивыми струйками. Девятый повторил тоже самое с правой стороной, соединив две линии и оставив широкую «v» по всей груди. Третий надрез — вертикальная линия от кончика грудины до таза, — обнажил желтоватый слой жировой ткани. Девятый вырвал часть жесткой мембраны и лизнул на пробу. Это оказалось не так приятно, как глаз. Он был и соленым, и влажным, и таким интересным, жир же оказался просто жиром. Тонкий слой лип к языку и на вкус напоминал свинину, текстура была скользкой и неприятной. Девятый отложил вырванную ткань в сторону и продолжил резать, прослеживая разрезы, чтобы расширить их и таким образом «открыть» тело для него. Он схватился за лоскут кожи над грудиной и приподнял, начал вести скальпелем под ним, высвобождая мышцы. Когда Девятый закончил, то аккуратно завернул край, спрятав его под подбородок тела, а потом повторил процесс с вертикальным надрезом, разрезая и раздвигая до тех пор, пока не открылись ребра. Девятый отложил скальпель и, восхищаясь своей работой, дотронулся до кости. Девятому удалось подлезть под грудину и медленно поднять ее, обнажая вздымающиеся легкие и диафрагму. Ребра легко ломались в его руках. Каждое из них он хватал в кулак и дергал, отрывая, одно за другим. Тело дрожало от каждого прикосновения. Сердце билось все быстрее, и Девятый остановился. Оставшийся глаз был плотно закрыт, а зубы — явно сжаты. По лицу текли слезы, часть из них попадала в пустую глазницу. — Начинает побаливать? — спросил он, выбросив ребро на груду точно таких же, лежащих на подносе. Девятый наклонился над вскрытой грудной клеткой, чувствуя, как острые зазубренные остатки костей впиваются в его пиджак. — Ты хотел этого, — напомнил он, заставив его открыть глаз. Палец скользнул под веко и коснулся склеры. Он удержался от того, чтобы не закопаться в глазницу и не удалить глаз, как это уже произошло с его братом-близнецом. Девятый хотел, чтобы Перкинс смотрел. — Я хочу, чтобы ты видел, — он сказал это вслух, вынимая пальцы из глазницы, и убрал волосы Перкинса с его лица. — Я хочу, чтобы ты видел, как я раздираю тебя на части. У обычного человека такие слова вызвали бы страх, но Девятый мог разглядеть в глазу Перкинса лишь возбуждение. Несмотря на все ужасы, которые Девятый творил с его телом, у Перкинса стоял. Это можно было легко прочувствовать бедрами каждый раз, когда он двигался. Девятый одновременно испытывал отвращение и был крайне восхищен. Перкинс действительно оказался особенным. Девятый хотел наказать и вознаградить его. Он полез в грудь Перкинса и дотронулся до его легких, чувствуя, как они расширялись и сжимались под его пальцами. Он сжал одно из них и усмехнулся, когда Перкинс начал задыхаться. — У тебя от меня дух захватывает? — поинтересовался Девятый, не удержавшись от издевки. Перкинс хрипел, инстинктивно пытаясь вдохнуть больше воздуха. — Тебе нравится все это, — с усмешкой отметил Девятый, вжимаясь бедрами в тело, выдирая еще один задушенный стон. — Ты больной ублюдок, Перкинс. — Он всхлипнул, дергаясь и содрогаясь. — Приятно? Нравится, когда мои руки глубоко внутри тебя? Когда лицо Перкинса начало приобретать синюшный оттенок, Девятый, наконец, отпустил, наблюдая за тем, как лицу возвращается цвет, пока он пытался отдышаться. Девятый снова запустил пальцы внутрь, поглаживая печень, не отводя взгляда от лица Перкинса. Он исследовал орган, пока не нашел место, где тот присоединялся к брыжейке, и, схватившись за него, потянул, отделяя органы с характерным влажным звуком. Когда за вырванной печенью показалась селезенка, ему в голову пришла идея. Отложив пока ненужное в сторону, он прикинул длину. По подсчетам, багрянистый орган был примерно одиннадцать целых и три десятых сантиметра. Девятый сжал его между пальцами, сжал аккуратно, чтобы не порвать ткань. Потом он поднял селезенку, чиркнув скальпелем по брыжейке, отделяя ее от брюшной полости. Девятый сделал широкий разрез на более узкой части, из разреза потекла кровь, выливаясь ему на ладони. Он уронил скальпель и поднес руки ко рту, обсасывая пальцы, слизывая кровь языком. Их взгляды встретились, и Девятый наклонился вперед на несколько дюймов, облизывая начисто каждый палец, не отводя глаз. Он вынул последний палец изо рта, чтобы сразу же погрузить их все внутрь селезенки, разрывая и увеличивая проделанную им дыру. Кровь стекала по руке, оставляя следы вокруг его запястья и пачкая рукава пиджака. — Ты хорошо держался, — произнес Девятый с ухмылкой. — Думаю, ты заслужил награду. Он дотянулся до члена Перкинса, прижатого к его бедру, и легко провел пальцем по всей длине. Перкинс заскулил, его бедра напряглись, чтобы оторваться от стола и проследовать за прикосновением. Девятый дал ему желаемое и обхватил член ладонью, грубо сжав. Он немного поласкал его — кровь на пальцах вместо смазки, — а потом убрал пальцы к неудовольствию Перкинса. Губы Девятого изогнулись в ухмылке. С помощью обеих рук он удерживал открытым разрыв на селезенке, сделанный им же, и наблюдал за тем, как глаз Перкинса расширился от осознания прежде, чем Девятый натянул орган на член, обволакивая плоть теплотой его собственной селезенки. Реакция последовала незамедлительно. — Тебя это возбуждает? — спросил Девятый. — То, что я использую твои внутренности для этого? Он сделал акцент на последнем слове, резко повернув руку, сжимая его член сквозь ткань изуродованной селезенки. Перкинс дернулся, завыл, пытаясь подмахивать бедрами, желая большего. — Отвратительно. Теперь, помимо тихих сигналов, исходивших от оборудования, комнату наполнили влажное хлюпанье селезенки о кожу и напряженные всхлипы и стоны, вырывавшиеся из горла Перкинса. Они становились все громче, он сам двигался быстрее, более осознанно. Болеутоляющее, которое Девятый ввел ему, уже сходило на нет, давая взамен возможность реагировать. Девятый прикусил губу и ускорил движения, покачиваясь назад-вперед и выворачивая себе запястье. Перкинс был близок, он чувствовал. Перкинс должен был кончить раньше, чем его тело осознало бы, какую боль испытывает. Нужно было перенести его в новое тело как можно скорее. Наконец, с задушенным стоном, Перкинс напрягся и, тяжело дыша, откинулся на стол. Девятый не удосужился убрать селезенку. Он оставил ее там — кровь, теперь розоватая, еще вытекала наружу, — и потянулся к устройству, подключенному к мозгу Перкинса. Пальцы переключили тумблер, оставив на нем ярко-красные следы. Раздалось механическое жужжание, и тело Перкинса задергалось, будто через него шел электрический ток. Несколько мгновений спустя шум оборудования сошел на нет, и Девятый отлепил себя от стремительно умирающего тела. Перкинс только-только открыл глаза; его новое тело андроида все еще было внутри капсулы. — Все хорошо? — спросил Девятый напряженно. — Системы функционируют? Перкинс закрыл глаза, еще не до конца привыкший к внезапной смене сознания. Он выглядел несколько удивленным, когда кивнул: — Да. — Отлично. Девятый обхватил ладонью запястье Перкинса, потянул его к себе, освобождая из капсулы, соприкасаясь кожей всюду, где это было возможно, почти насильно выплескивая все чувства, что он испытывал во время вскрытия, в их связь. Чувства эти мешались вместе с чувствами и воспоминаниями самого Перкинса, многократно усиливая их. Девятый закрыл глаза, его голова чуть наклонилась назад. Он прижал Перкинса к себе, когда его новые ноги перестали нормально функционировать от шока, в то время как суставы самого Девятого будто окаменели. Новый человеческий опыт обрушился на его процессоры и перегрузил сразу все. Его собственные пальцы, продирающие себе путь вокруг его глаза, тупая колющая боль в груди, его рука и селезенка вокруг органа, которого у него даже не было… Эти ощущения были необходимы, чтобы зайти за грань. Когда он снова открыл глаза, оба они стояли на коленях. Перкинс все еще пребывал в выключенном состоянии, лишь тихий шум исходил от нового тела. Девятый отпустил его, позволив Перкинсу откинуться на капсулу, и не без труда поднялся. В ногах все еще чувствовалась слабость. Он не ожидал, что перегрузит процессы настолько, что отключится. Быстрая проверка времени показала, что в таком состоянии они провели около десяти минут. Тело на столе определенно стало телом мертвым. Девятый снял заляпанный кровью пиджак, ощущая жар и очевидную необходимость охладиться. Пиджак упал на пол — на этот раз Девятому не хотелось быть аккуратным, не теперь, когда его процессоры все еще работали достаточно усердно и могли стать причиной перегрева. Может быть, последний его поступок — решение испытать такие сильные человеческие эмоции вместе с собственными, — был излишним, но этот опыт навсегда останется для него чем-то особенным. Девятый оперся на стол, просто имитируя дыхание; голова его была откинута назад и глаза закрыты. К тому времени, когда жар сошел на нет, новое тело Перкинса пришло в движение. Девятый оттолкнулся от стола и присел рядом, наблюдая за тем, как Перкинс включался, прижав ладонь к его руке. К облегчению Девятого, было похоже, что системы функционировали, хотя какая-то небольшая часть его беспокоилась, несмотря на все заверения Элайджи Камски. — Как ты себя чувствуешь? — спросил Девятый стоило Перкинсу открыть глаза. — Живым… — ответил он. — Ты и правда живой, — подтвердил Девятый. Он помог Перкинсу встать, поддержал его, когда тот накренился, незнакомый с новой своей анатомией. — Я хотел бы провести несколько… тестов. — Сейчас? — Да, сейчас. Не оборачиваясь, Девятый просунул палец в глазницу уцелевшего глаза, закрутил нерв вокруг пальца и оборвал его. Перкинс поморщился, наблюдая за тем, как Девятый доставал глаз. — Что это за тест такой? — На послушание, — прямо ответил Девятый. Он прижал глаз к губам Перкинса и приказал: — Открывай. Перкинс поколебался недолго, открыл рот и замер, пока Девятый засовывал глаз ему в рот. По выражению его лица Девятый мог точно определить момент, когда орган зрения лопнул у него во рту. — Не глотай, пока я не скажу, — предупредил он. Перкинсу это явно не понравилось, и Девятый не был уверен, дело ли в том, что ему не нравился вкус, или в том, что еще минуту назад Перкинс смотрел на мир через этот глаз. Небольшая струйка жидкости вытекла из уголка его рта. — Неряха, — упрекнул Девятый. Перкинс вздрогнул, и жидкость потекла снова. Девятый наклонился, поймав струйку языком прежде, чем капли упали на пол. На вкус было так же прекрасно, как и после первого укуса. Неспособный сдерживаться, Девятый крепко сжал синтетические волосы в кулаке и прижался губами к его губам. Застанный врасплох Перкинс застонал и открыл рот, позволив части стекловидного тела просочиться в рот Девятого. Девятый наклонил голову Перкинса назад под таким углом, с которым его человеческая шея бы не справилась, проглотив часть жидкости, что скопилась у него во рту. Он нащупал языком часть сдувшейся мембраны, втянул в рот и отстранился, сжимая ее между зубами. Выражение лица Перкинса, наблюдавшего за тем, как он демонстративно всосал мембрану в рот с помощью губ и языка, было одним из тех воспоминаний, что он обязательно сохранит в своей памяти навсегда. Девятый смаковал свой кусочек мембраны, медленно пережевывая и проглатывая с удовлетворенным вздохом. — Можешь проглотить, — сказал он наконец, и Перкинс быстро проглотил остатки жидкости и мембрану. Он подавился в попытке проглотить последнюю, чуть не выплюнул ее, но предупреждающий взгляд от Девятого вовремя его остановил. Перкинсу потребовалось еще несколько попыток, и глаз в конце концов был поглощен. — Молодец, — сказал Девятый. — Для тебя еще не все потеряно, Перкинс. Новый андроид Перкинс вытер рот тыльной стороной ладони и прислонился к столу со своим собственным трупом, поморщившись, когда его рука коснулась полоски жировой ткани, той, что Девятый отбросил ранее. — Перкинс, ты странный даже для человека. Он издал короткий задушенный смешок. — А ты кончил только увидев все это от моего лица. — А я напоминаю, что ты все это предложил, — сказал Девятый, указав на беспорядок, который царил на кухне Перкинса. — Мне бы хватило просто перенести тебя в новое тело. Перкинс фыркнул. Девятый теперь должен был упаковать всю аппаратуру, которую они позаимствовали у Элайджи Камски, чтобы последний мог провести настоящую диагностику Перкинса. Впрочем, пигмент в третичном слое кожи, похоже, функционировал как надо. — Не прикидывайся, будто тебе это не понравилось, — он снова бросил короткий взгляд на свое тело. — Я этого не говорил. — Такой опыт, несмотря на всю его неординарность, Девятый будет хранить всегда. — Пора собираться, Перкинс. Будет невежливо опоздать на встречу с мистером Камски. — А что с моим… телом? Девятый хмыкнул. — У меня есть планы на твои останки, — не было нужды тратить впустую всю эту мета-информацию. Его разум уже был полон идей.