Оленька

      Диего разбудил плач. В первую секунду, спросонья, он подумал было, что это Роана, но тут же понял свою ошибку. Особенно когда убедился, что Ольги рядом нет. ***       Она сидела на темной кухне, съежившись на табурете, словно замерзший воробушек и горько всхлипывала.        — Ольга, что случилось? — тихо кликнул её Кантор.       Девушка вздрогнула и начала поспешно вытирать лицо, пытаясь скрыть следы слез.        — Ничего не случилось, с чего ты взял? — промямлила она, опять позабыв, что её муж мало того, что отлично слышит, так еще и неплохо видит в темноте.       Диего спорить не стал, а просто подошел и обнял, прошептав:        — Всё хорошо, mi corazón, всё хорошо.       В ответ Ольга уткнулась ему в живот, обхватила руками и разрыдалась пуще прежнего.        — Я встала к Роане… — сквозь икоту выдавила девушка. Договорить она не успела, потому что Кантор взвился:        — Что?! Что с Роаной?!       Еле удержав мужа от немедленного «бежать-и-защищать», Ольга замотала головой:        — Нет! Стой! Всё в порядке! Да стой же ты!!! — и, глядя на судорожно шарящего за спиной мистралийца, вздохнула: — Оглашенный. С ней всё хорошо.       Успокаивая дыхание, Кантор проворчал:        — Значит, с тобой не всё хорошо! Рассказывай.       Ольга отвела взгляд:        — Я встала к Роане и… подумала о маме. ***        — Сначала я о своих почти и не вспоминала. Шок, наверное. А вот потом… когда опомнилась и поняла, что назад ходу нет… Тебе Жак рассказывал, какая я была? Рассказывал, конечно, что бы он, да смолчал. Во многом это еще и из-за них было. Они ведь думают, что меня убили или похитили. Мучаются, ищут, мысленно хоронят. А я тут. Целая. Живая. И никогда, понимаешь — НИКОГДА их больше не увижу! Ни папу, ни маму. Они совсем одни остались. Если бы как-нибудь хоть весточку передать, что со мной. Но ведь это невозможно. Если бы ты знал, как я Жаку завидую! Сейчас меня почти отпустило, но иногда как накатит… Вот как сегодня. Я просто представила, как мама бы вокруг внучки суетилась, причитала и советы мне давала. Я её голос, как наяву услышала: «Оленька, деточка…» Меня и накрыло.       Диего молча гладил девушку по голове. Что он мог ей сказать? Как утешить? ***       Постепенно всхлипы сошли на нет. Ольга еще посопела, щекотно холодя мокрую кожу, а потом отстранилась.        — Прости, — шмыгнула она. — Я тебя разбудила, обсопливила всего.        — Ничего, — утешил её Кантор. — Для чего еще нужен муж, если не для этого!       Девушка сдавленно хихикнула:        — Для этого носовой платок есть, а мужу можно и лучшее применение найти.        — Безусловно, я более многофункционален, но и в таком качестве поработать не прочь! — подхватил Кантор, помогая ей встать. — Ольга, можно спросить? Как тебя мама называла? Что это?        — «Оленька»? — удивилась девушка. — Это сокращенно от «Ольги». Ой, нет! Сокращенно от «Ольги» будет «Оля», а «Оленька»… ну, это тоже сокращенно, но ласково, по домашнему. Я уже и отвыкла! Все — «Ольга», «Ольга». Я вначале думала, что здесь так приняло — полным именем называть, а потом только сообразила, что никто просто не знает, что у «Ольги» и другие варианты есть. Но просто… когда тебе кто-то представляется «Принц-бастард Элмар. Первый наследник королевства Ортан», коротким именем в ответ не назовешься! Ой, Диего, ты чего?        — Оленька…       Кантор обычно говорил по-ортански, который звучал для Ольги русским, совершенно без акцента, но её имя выдохнул гортанно, с длинной, звучащей почти как «э» буквой «е» в середине. И было что-то в том, как он произнес её имя, особенное, такое, что у Ольги ёкнуло в животе.        — Оле-е-энька…       Девушка как завороженная, потянулась к губам, что почти пропели её имя. А дальше…       Дальше был кухонный стол, с которого одним махом смахнули посуду. Торопливо отброшенный халат. Бледная в лунном свете кожа, по которой пробегают чуткие пальцы. Стоны, скрип расшатанных ножек, и крик в жадные губы. ***        — Ольга, — Кантор поцеловал встопорщенный сосок, от чего девушку опять ощутимо встряхнуло, — я прошу тебя, никому не говори.        — О чём? — в помутневшем сознании всё еще летало слишком много звездочек для трезвого соображения.        — Про «Оленьку», — Диего уделил внимание и другой груди. — Пусть это будет только наше.        — Повтори.        — Что?        — Что ты сейчас сказал! Повтори!        — Оле-е-е-энька… ***        — Мы сломали стол!        — Да к шестиногим крокодилам его! Что у нас, мебели мало…