***
— Пож-жалуйста, вернись… — Клеменс стоял на коленях рядом с телом Маттиаса, сложив руки в молящем жесте. Ханниган пребывал в глубоком шоке и пока ещё не до конца осознавал происходящее. — Пожалуйста… — произнёс он снова, будто бы умоляя какого-то невидимого бога. Из его глаз, не переставая, текли слёзы. Вдалеке грянул гром. Внезапно над Клеменсом нависла тень. Он приподнял голову и увидел странного мужчину, стоявшего напротив. — Кто вы? Что вам нужно? — задыхаясь спросил Ханниган, вцепившись руками в плечи Маттиаса. — Я могу вернуть твоего брата к жизни. Однако есть одно «но». Ты понимаешь, что он уже не будет таким, как прежде? Его душа навсегда ушла. Я могу создать тебе только куклу в его теле, наделенную его привычками и воспоминаниями, но лишенную всех возможных чувств, — мужчина всматривался в глаза Клеменса, надеясь найти там хоть каплю сомнения, — Ты понимаешь, о чём ты просишь и что получишь? — Да… — еле слышно выдохнул Ханниган.***
— Матти, неужели ты не смог сам решить, когда у нас будет автограф-сессия? — Нет, — совершенно механическим голосом произнес Маттиас, пожав плечами. — Я не умею решать сам. Меня так создали. — Так создали?! Так создали?! — Клеменс взбесился. Он стоял, сжав кулаки, и в упор смотрел на брата. — Успокойся. — Раньше ты был самостоятельным до одури! Ты же всегда хотел, чтобы все было по-твоему, готов был разорвать, чтобы доказать свою правоту!.. — Маттиас мог, а я — нет. — А ты тогда кто? — младший слегка опешил. — Не знаю. У меня есть его тело, но нет его души. — Да какая к черту разница, есть душа или нет?! — Большая. Я не чувствую, не думаю, не решаю. За меня решаешь ты. У меня остались лишь воспоминания о чувствах и мыслях. Я всего лишь твоя кукла. Всё, как ты хотел. — Я не хотел! Не хотел! — Клеменс сорвался в крик. — Тебя предупредили, что ты получишь не своего брата, а безвольную куклу. Ты согласился и получил то, что хотел. — НЕ ХО-ТЕЛ! Пошел ты к черту! — резко выкрикнул младший, и, не выдержав, отвесил Маттиасу звонкую пощечину. — Хватит, перестань. — Маттиас, потирая место удара, притянул брата к себе. Клеменс помнил, как раньше Маттиас крепко, но нежно обнимал его в такие моменты. Он инстинктивно прижался, но вместо привычного родного тепла почувствовал пронизывающий холод, — Не надо, Клем. Ты всё равно ничего не изменишь, — старший сел в кресло вместе с Клеменсом, который оказался у него на коленях. — Почему? Почему… — Клеменс шептал это почти одними губами, прижавшись к плечу брата. — Ради тебя. Ты должен был жить, — Маттиас увидел в глазах младшего брата злость на самого себя, — Не вини себя — это был твой поиск.***
— Ну что, Ханниган, пора платить по счетам? — мужчина смотрел на зажавшегося в угол Клеменса и усмехался. — Ч-что? Но ведь ещё не время… вы говорили… я… — Ханнигана пробила дрожь, его мысли спутались, и он никак не мог заставить себя сказать ещё хоть слово. — Ай, Олаф! Ты наконец-то решил разобраться с ним? — Маттиас внимательно вслушивался в разговор. Он пришел сюда по наводке знакомых. В этом почему-то незапертом доме на отшибе обитали сектанты, к которым около полугода назад подался, забив на семью, музыку и в принципе на всё остальное, Клеменс. Перед уходом он оставил «предсмертную» записку в своём стиле, и после этого его больше никто видел. Что проповедовала эта секта Харальдсон не знал, но из-за неё из дома сначала исчезла приличная сумма денег, а затем и сам Клеменс. — Должок-то за тобой повис немалый. И раз уж ты не в состоянии его вернуть, придётся принести тебя в жертву, — выдал Олаф. — Не надо! Я всё вам отдам, клянусь! — Клеменс задыхался от страха. — Так дело не пойдёт, сопляк! Ты уже много раз нам обещал, но обещаний своих так и не сдержал, — мужчина приблизился к Клеменсу и, схватив его за волосы, с размаху прижал к стене, из-за чего тот вскрикнул, — Впрочем, есть ещё один вариант… однако, не думаю, что он придётся тебе по душе. — К-какой же?.. — Ханниган конвульсивно сглотнул. — Ты можешь принести в жертву самого дорогого тебе человека, — ни один мускул на лице мужчины не дрогнул, когда он произносил эти слова, будто бы это самое обычное дело — отправлять своих любимых людей прямиком на смерть. — Ни за что! — голос Клеменса сорвался в крик, он попытался сопротивляться прижавшему его Олафу, но тут же был оглушён ударом и поник. Маттиас был шокирован услышанным, он чувствовал, что надо вытаскивать брата из этого странного места как можно скорее, пока не стало поздно. Харальдсон метнулся туда, где по его расчетам должен был находиться младший, но… как только Маттиас вбежал в помещение, его остановил какой-то огромный мужчина. — Что-то я раньше не видел вас в числе наших братьев, — проговорил он, — И откуда это ты взялся? — Никакой я тебе не брат! — огрызнулся Харальдсон, — Где Клеменс? Отпустите его! — А он захочет уйти? — притворно удивился сектант. — Со мной — да. Клеменс! — Маттиас окликнул брата, и услышав всхлип где-то напротив, обратил внимание на Олафа, который был готов расправиться с младшим прямо сейчас. — Матти… — еле слышно позвал брата Клеменс. — Нильс, что здесь происходит? Это ещё кто такой? — услышав шум, Олаф отвлёкся от своей жертвы. Клеменс медленно выдохнул. — Отпустите его! — Маттиас попытался пройти к младшему, но ему всё так же преграждали путь. — А мы не можем его вот так просто взять и отпустить, — с омерзительной усмешкой сказал Олаф. — А не пойти ли тебе к чертям? — Маттиас, потеряв самообладание, закричал. — Ты мне не нравишься, уж больно ты буйный, — голос Олафа, казалось, стал ещё более омерзительным, — Он не захотел делать всё, как полагается, и теперь должен умереть во имя нашего Бога. — Что?! Да кто вы такие, чтобы решать кому умереть, а кому нет?! — Маттиас был в ярости. Он было хотел броситься к брату, но его скрутил Нильс. — Мы лишь исполняем волю нашего Бога, — Олаф пару раз хлопнул в ладоши и практически из ниоткуда появились ещё несколько мужчин соответствующей комплекции. — Олаф, как же так? Жертва хочет уйти? — удивленно спросил один из них. — Вы его не получите! — прорычал Харальдсон, безуспешно пытаясь вырваться из рук удерживающего его мужчины. — Получим, можешь не сомневаться. Бог должен наказать его за неподобающее поведение, — Олаф щелкнул пальцами. Харальдсон даже среагировать не успел, как двое мужчин схватили Клеменса и приставили к его горлу нож. — Не смейте его трогать! — прохрипел Маттиас. — Это ещё почему? Он полностью принадлежит нам. — Мы… я отдам вам долг. Всё, что хотите, сделаю, только отпустите Клеменса. — Теперь этого будет недостаточно. Нам нужно ещё кое-что, — мягко произнес сектант, приподняв голову Маттиаса за подбородок. — И что же? — Твоя жизнь. — Я готов, — в голосе Маттиаса не было ни тени сомнения. — Вот так просто? Ты хоть понимаешь, на что соглашаешься?! — решительность Харальдсона поразила даже такого человека, как Олаф. — Матти, нет! — вскрикнул Клеменс, но Маттиас никак не отреагировал. Он был готов ради брата на всё. — Для него мне не жаль даже своей жизни, — Маттиас слегка улыбнулся. — Глупец… тогда будь готов к тому, что мы в любой момент можем «попросить» тебя. И если хоть кто-нибудь узнает о произошедшем здесь — убьют уже вас обоих, — голос мужчины был холоден как сталь и подобно хорошо наточенному ножу разрезал пространство, подписывая смертный приговор ещё столь молодому юноше. — Отпустите их! — приказал Олаф «телохранителям», и те повиновались. Маттиас рухнул на пол, тяжело дыша. Клеменс все так же стоял, прижавшись спиной к стене, на том месте, где его только что чуть не убили, захлебываясь в истерике. — В ваших интересах убраться отсюда поскорее, — Нильс склонился над Маттиасом, заглядывая в его глаза, — Бог сегодня милостив. Но мы всё ещё можем передумать, — он резко развернулся и ушёл. Харальдсон быстро поднялся и подбежал к брату. — Клеменс! Клеменс, ты в порядке? — Маттиас держал его за плечи и смотрел в упор. — Матти… прости меня… — шёпотом произнес младший и почти отключился. — Клеменс, родной, всё позади. Нам надо уходить отсюда! Скорее! — Маттиас закинул руку брата себе на плечо и быстро направился к выходу в надежде на то, что этот кошмар закончился.***
Полиция, захват, опознание, череда утомляющих разбирательств, из которых, по прошествии лет, ни Клеменс, ни Маттиас ничего не могли вспомнить. Достаточно было, что сектантов в итоге признали невменяемыми и отправили в соответствующие учреждения, шансов выбраться прежними (а может быть, и выбраться вообще) из которых почти не было. Кошмар закончился. Закончился ли?***
— Тебе не надоело? — Что? — Вот такое бессмысленное, тупое существование, — поинтересовался у брата Клеменс, вытирая мокрые после многочасового концерта волосы, — Ты же просто существуешь. — У меня есть смысл, ради которого я существую, — по-прежнему механически ответил Маттиас. — И какой же? — с издевкой спросил Клеменс и получил ошарашивающий ответ: — Ты.***
«Хатари» отметили очередную годовщину. Жизнь шла своим чередом, а случай семилетней давности постепенно затерялся в чертогах памяти. На улице было непривычно тепло после ветреных дождливых недель, которые тянулись, казалось бы, целую вечность. Солнце ярко светило с синего неба, согревая спины прохожих, успевших отвыкнуть от всех прелестей весны за долгую холодную зиму. Настроение Маттиаса было таким же прекрасным, как и погода. Он спешил к брату, улыбаясь самому себе и совершенно не замечая никого вокруг. Харальдсон поднялся в их с Клемом квартиру. Дверь была не закрыта. Тревожное чувство в душе Маттиаса постепенно усиливалось. Он вошел, поставил пакет с продуктами на пол в прихожей и обнаружил оставленную там записку, написанную почерком Клеменса. Буквы плясали в какой-то истерике: «Матти, я на крыше. Поднимайся скорее!» Маттиас выбежал из квартиры и быстро поднялся на крышу, его счастье — жилые дома в Исландии не высокие. Перед ним разворачивался самый ужасный из его кошмаров: Клеменс в смертельных объятиях мерзких сектантов, и точно так же, как и тогда, к его горлу был приставлен нож. Маттиас застыл на месте и пристально разглядывал сектантов, которые, как он думал, давно остались в прошлом и являлись не более, чем страшными призраками, обитающими в глубинах подсознания. — Здравствуй, Маттиас! — наигранно дружелюбно поприветствовал парня Олаф. — Думал, мы не встретимся больше? — мужчина расплылся в отвратительной улыбке. Взгляд младшего выражал животный ужас. — Я был уверен, что мы больше никогда вас не увидим… — дрожащим голосом сказал Харальдсон, инстинктивно сделав шаг назад. — Знаешь, мы могли бы убить вас обоих прямо на месте. Можно сказать, отомстить за всё «хорошее», — спокойным голосом говорил Олаф, — однако, есть идея получше. Подручные сектанта стиснули руки Клеменса, а Нильс ещё сильнее прижал нож к его шее, оставляя на коже небольшой порез. Ханниган жалобно всхлипнул. — Что вы собираетесь делать?! Не смейте его трогать! — Маттиас хотел броситься на помощь брату, но его тут же схватил Олаф: настолько сильно, что парень едва мог дышать. — Матти, не надо… — прошептал Клеменс. — Теперь же мы убьем твоего брата у тебя на глазах. Ведь твоя собственная смерть тебя не пугает, а жить, зная, что не смог его спасти, ты навряд ли сможешь, — совершенно равнодушно сказал Нильс, обращаясь к Маттиасу. Олаф резко отпустил Маттиаса, сильно толкнув, из-за чего парень упал на колени. — Нет… не делайте этого! Он должен жить… — Харальдсон делал глубокие вдохи, пытаясь восстановить дыхание, — Я стану вашей жертвой. Убейте меня, — Маттиас приподнял голову, смотря сектантам в глаза. — А тебе, вижу, всё не терпится расстаться со своей жизнью, — Олаф подошёл к старшему и поставил ногу ему на спину. Маттиас сощурился. Клеменс затаил дыхание, а его сердце, по-видимому, пропускало сразу по несколько ударов. Где-то в глубине души он всё ещё надеялся на то, что они с братом отделаются так же легко, как и семь лет назад, но на этот раз в истории с сектой будет поставлена жирная точка, и никто больше не ворвётся в их счастливую жизнь. — Прошу. Маттиас продолжал настаивать на своём. — Матти, нет… — младший чувствовал, как к его глазам подступают слёзы. — Олаф, думается мне, что жертва в виде этого парня будет даже более щедрой — господь наш Фенрир любит таких сильных людей… И условия не меняются — кто-то из них в любом случае будет страдать, — Нильс убрал нож от горла Клеменса и повернулся к своему напарнику. — Нам всё равно кого из вас убивать. Но раз твой брат так упёрся, то мы не в праве ему отказать, — Олаф обратился к Ханнигану, при этом омерзительно улыбаясь, — давайте разберёмся с этим раз и навсегда, — мужчина убрал ногу с Маттиаса и, наклонившись, приподнял его. — Матти, не надо! Моя жалкая жизнь этого не стоит! — Клеменс, ты должен жить. И эти мерзкие сектанты не смогут у тебя этого отнять, — Харальдсон слегка улыбнулся, — Я люблю тебя. Сектанты в унисон запели какую-то мантру смерти. Спустя мгновение шею Маттиаса перерезает нож Нильса, и алая кровь окрашивает его одежду. — МАА-ААТ-ТИИИ-ИИИИ!!! — истошно завопил Клеменс, не желая верить в то, что сейчас происходит. Сектанты, удерживающие младшего всё это время, отпустили его, и тот рванул к телу брата. Олаф протянул Нильсу коробку, в которую тот положил нож, не стирая с него кровь, видимо для какого-то очередного их ритуала. — Уходим, — сухо сказал он своим подручным и посмотрел на Ханнигана с выражением лица, на котором явно читалось удовлетворение от содеянного. — Матти… нет… — Клеменс касался окровавленного тело Маттиаса, гладил его по волосам и лицу, будто бы уверенный в том, что таким образом сможет его оживить, — Матти, родной, зачем… зачем ты это сделал… — он чувствовал себя совершенно потеряно. Пустота постепенно заполняла всё его существо.***
— Клеменс, хватит лгать. Просто признай, что я, а вернее то, что от меня осталось, больше тебе не нужно, — Маттиас стоял около распахнутого окна и курил. — Матти, не смей так говорить! Ты нужен мне любым. — Только не сейчас, когда я всего лишь «кукла фабричного образца». У меня не хватает лишь одного дефекта, который тебе определённо нужен — души. — Ты не можешь так говорить! Я тебя люблю! — Клеменс сорвался с кресла и обнял брата за плечи, — Неужели ты не понимаешь, что я не смогу без тебя? — Жаль, что я не могу сказать, что тоже тебя люблю. Я ничего не чувствую и чувствовать не могу. Ты делаешь хуже и себе, и мне. Пора заканчивать с этим. — Ты не можешь… — Клеменс медленно отошел от Маттиаса, в испуге смотря на него. — Могу. Я должен. Моё тело живет по каким-то только ему понятным законам, а душа где-то далеко мучается, наблюдая за всем этим… Больше так продолжаться не может, — он залез на подоконник. — Нет… — прошептал младший. — Так надо. Так будет лучше для всех. Я ничего не чувствую, но за свою душу могу сказать, что я люблю тебя, Клеменс. Любил, люблю и буду любить. Я всегда буду рядом. Прости… — Маттиас спрыгнул с подоконника, но не упал вниз, а растворился в воздухе. По щекам Клеменса медленно стекали слезы.