Слепой мясник

Джен
R
Завершён
86
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
86 Нравится 14 Отзывы 9 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

***

      Хоррор рубил головы недавно привезённым свиньям. Те визжали и брыкались, но он держал крепко и каждый раз заносил топор, безжалостно убивая животных, отрубая им голову. На ощупь нашёл ржавый крюк, на который повесил обезглавленную тушу. Потом взял разделочный нож и вскрыл брюшную полость. Кровь брызнула во все стороны, в том числе и на лицо. Хоррор вытер кровь со лба, продолжая разделывать труп. Он удалил весь брюшной фартук, жир и мышцы были брошены в ржавое помойное ведро. Потом принялся за внутренности. Вынув лёгкие, желудок и печень, он принялся за внутренний жир. За ним последовали почки и мочевой пузырь. Дальше сердце. Нужно было сделать надрез, чтобы лишняя кровь спустилась. Кишечник он промыл холодной водой. Тот противно хлюпал, избавляясь от всего лишнего. После всех манипуляций по удалению внутренностей, Хоррор стал делить мясо на области. — Сын, ты закончил? — в подвал зашёл отец. Он повернулся на звук голоса и слабо кивнул. — Опять весь в крови, — в голосе отца слышался укор. — Иди, помойся. Я попрошу Мэри помочь тебе, — Хоррор снова кивнул. Отец подозвал Мэри. Мэри была сиделкой Хоррора, помогала ему с передвижением по дому, помогала одеться и отмывала его от крови. Платили ей немного, но девушка не жаловалась. По крайней мере, отец не слышал…

***

      Хоррор сидел в ванне, сгорбившись и обхватив себя руками за плечи. Мэри отмывала его от засохшей крови свиньи, напевая какую-то незатейливую мелодию. Повязки, которые он носил по всему телу, пришлось снять, и Хоррор чувствовал себя незащищённым без них. Бесконечные шрамы и кровоподтёки предстали перед миром во всей своей красе, и ему было неловко за них. — Мэри, скажи мне, — начал он хриплым голосом, — как я выгляжу? — девушка перестала скрести ему позвоночник, взяв что-то другое. Кажется, кувшин и мыло. — У тебя все волосы в крови, — начала она, — и лицо, а сам ты белый, как снег. Ещё тебе бы не мешало есть побольше. А то все косточки видны, — закончила Мэри и вылила ему на голову кувшин с водой. Хоррор зажмурился. Мыльная вода попала на язык, и он закашлялся. — Не открывай рот, мыло невкусное. — Я уже, кхе-кхе, в этом убедился, — откашливаясь от воды, заметил он. Девушка хихикнула.

***

— Склера совсем чёрная, а глаза краснее обычного, — скорбно сказала Мэри, начав перевязку глаз. Хоррор молчал. — Скоро они полностью сгниют. Будешь как Киллер, — он вздрогнул. Киллером называли человека, иначе именуемого Джеком Потрошителем. Ходили слухи, что он абсолютно слеп, но мало кто верил в такое. Если Потрошитель и в самом деле слепой, то как его ещё не поймали? — И что ты будешь тогда делать? — спросила она. Хоррор хмыкнул. — Уйду в бордели, я слышал, у них там весело, — мрачно пошутил он. — Ласт говорит, что проституткам у него нравится, — ему прилетел подзатыльник. Мэри не одобряла проституцию ни в каком виде и ругала его за каждое упоминание. Её сестра была проституткой, и Мэри во всех подробностях рассказывала, как её сестре живётся в борделе, что клиенты в этих самых борделях делают, как там можно заразиться всякой дрянью, и прочие интересные подробности из жизни дешёвой шлюхи. — Это не смешно, Хоррор, — с укором сказала она. Когда глаза были перевязаны, Мэри приступила к спине и рукам. — С таким внешним видом, как у тебя, тебя быстро выгонят оттуда пинком под зад, — Хоррор закусил губу. Мэри была права. Когда глаза полностью сгниют, отец имеет полное право избавиться от него. Оставалось либо правда податься в бордели, либо сброситься с ближайшей высокой крыши. Первый вариант был более привлекателен, потому что до крыши надо было ещё дойти, а по дороге его могли перехватить. И посадить в дурдом на «лечение». А там будет явно хуже, чем в борделе… — Всё, готово, — Мэри завязала последний бинт, и Хоррор был свободен. Он с наслаждением потянулся, распрямляясь, и натянул на себя свою одежду, всё ещё мокрую после стирки. — Я проведу тебя в твою комнату. — Мэри, не надо. Я хочу сам, — он стал ощупывать стены, по шажочку продвигаясь по деревянным коридорам, пытаясь найти свою комнату. Главное отличие его комнаты от других — это отсутствие двери. Отец сам снял её с петлей, молча и даже не объяснив, зачем это сделал. Хоррор имел на этот счёт свои подозрения, но вслух высказать не смел. Пока он бродил, Мэри ходила за ним, ворча про его упрямство. — Я рублю головы свиньям и ещё ни разу не промахнулся. Нужную дверь как-нибудь найду, — сказал он девушке. Она снова фыркнула.

***

      Хоррор стоял на улице, облокотившись спиной о стену. Мэри, не сумевшая загнать его в дом, гордо удалилась, решив навестить сестру в борделе. Отец же ушёл к друзьям, оставив дом на ответственности Хоррора. Весьма опрометчиво отравлять дом на попечение полуслепого, но Хоррор ничего не сказал против. В конце концов, его слово ничего не решает.       Летний воздух трущоб был пропитан кровью, помоями и дешёвыми женскими духами. Он слышал, как где-то, далеко в ночной тьме, какой-то мужчина силой взял женщину. Та рыдала и кричала, а мужчина бранился, явно получая удовольствие от совокупления. Хоррор сжал зубы до скрипа от отвращения. Ему было противно думать, что девушек так используют. Все как один (особенно церковь, чтоб её) твердили о том, что главное качество женщины — невинность и скромность. Но в отношении тех, кому не повезло родиться в богатой или просто обеспеченной семье, они почему-то молчали. Мясники зарабатывали не так много, как хотелось бы, но уж точно больше, чем самый низший класс, поэтому жили вполне прилично. Хоррор иногда подкармливал тех, кто не мог заработать себе на еду или не наедался, чего очень не одобрял отец. Но Хоррору было всё равно. Он был добрым парнем и не мог не заметить голодные глаза, когда в лавке наступало время продажи свежего мяса.       Внезапно он услышал какой-то звук, который очень насторожил его. Будто кто-то пытался залезть на подоконник. И Хоррор пошёл на звук, бесшумно скользя по сухой земле мягкой подошвой обуви. Звук приближался. Он попытался поймать источник звука. Кто-то ойкнул, и Хоррор понял, что схватил кого-то за руку. Он рванул чужую руку на себя, перехватив человека поперёк живота. Владельцем руки оказался ребёнок, от которого несло смесью пота и грязи. — Пусти меня, пусти! — по голосу Хоррор понял, что он сейчас держит мальчишку не старше десяти лет. Он схватил ребёнка за обе руки, заставив того повиснуть над землёй. Мальчик пытался выкрутиться, кусая и пиная Хоррора. Но тот, однако, был совершенно спокоен. — Будешь дрыгаться, руки сломаю, — предупредил он. Мальчишка тут же прекратил попытки вырваться, повиснув на нём. Тогда Хоррор нагнулся к шее ребёнка, принюхавшись. — Ч-что ты делаешь, чёрт возьми?! — мальчик испугался. Сильно испугался. Хоррор чувствовал страх, и мальчишка был пропитан им даже больше, чем грязью и потом. — Я хочу понять, как ты выглядишь, — ответил Хоррор. — Я практически слеп и составляю образ людей по их запаху и голосу, — объяснил он. Мальчик явно не поверил, но промолчал. — Тебе десять, ты очень худой, живёшь в самом бедном районе города, на улице, возле помойки, и часто болеешь. Я прав? — спросил он. Ребёнок пробормотал что-то похожее на «да». — Что ты здесь делаешь? Только не ври, я сразу почувствую, — предупредил он. Мальчик нехотя ответил, что хотел украсть мяса, потому что не ел уже три дня. Хоррор спросил, где его родители. Мальчишка угрюмо ответил, что родителей у него нет. — Как тебя зовут? — Я… Я Даст… Мёрдер… Называй как хочешь, — неуверенно ответил он, напрягаясь всем телом, словно Хоррор ударил его. Хоррор отпустил его левую руку, мягко опуская на землю. — Я Хоррор, — коротко представился он. — Я дам тебе еды и чистую одежду, — сказал он как можно мягче. Даст очень удивился (судя по тому, как он ненадолго расслабился и снова напрягся). Но последовал за ним, неуверенно ступая по деревянному полу.

***

      Хоррор дал Дасту свою старую одежду, которую так и не смог выкинуть. Ему пришлось отвернуться, потому что Даст наотрез отказался переодеваться, находясь перед глазами мясника. — Объясни, почему ты хочешь, чтобы я был как можно дальше от тебя? — спросил Хоррор. Его раздражала такая манера общения. Было такое чувство, что мальчишка не доверял ему и считал за кого-то извращенца. Это было обидно.       Когда Даст закончил переодеваться, он всё же ответил: — Я не верю, что ты на самом деле слеп. Я видел слепых людей. Ты не похож на них. Ты уверенный в себе и почти не пользуешься руками. Слепые всё ощупывают. — Я наполовину слеп, — поправил он. — Сквозь повязку я частично вижу окружение и могу ориентироваться. Но всё равно кое-где спотыкаюсь. — Даст был настроен скептически. — Я хочу лично удостовериться в этом, — категорическим тоном сказал он. Хоррор пожал плечами, сев на свою кровать. В комнате их было две. Одна его собственная, другая для Мэри. Он стал медленно развязывать повязку на глазах. Когда она упала, парень уставился в пол. Свет от лампы был слишком яркий для воспалённых и слезящихся глаз. — Посмотри на меня, — попросил Даст, и мясник послушно посмотрел на него. Даст охнул, увидев его глаза. Хоррор грустно улыбнулся. — Скажи мне, как я выгляжу без повязки. — Даст рвано вдохнул и неуверенно начал: — У тебя… У тебя красные глаза. И склера чёрная, очень чёрная. И… Из них течёт кровь. Как будто ты плачешь, — под конец рассказа его голос совсем стих. Хоррор кивнул. Его совсем не удивляло такое описание. Мэри говорила тоже самое. — Помоги завязать глаза, пожалуйста. Я не могу сам, — попросил он. Даст подошёл ближе и поднял повязку с пола. — Тебе нужна новая. Эта совсем грязная. Где у тебя лежат бинты? — спросил он.

***

      Была уже глубокая ночь, когда они улеглись спать. Даст, сытый и вымытый, лежал, укутавшись в тонкое одеяло на кровати Хоррора, сам Хоррор на другой, на которой обычно спала Мэри. — Расскажи что-нибудь, — видимо, Даст решил заменить детские сказки на «интересные» истории из жизни. Хоррор перевернулся на спину, заложив руки за затылок. — Например, как у тебя стали гнить глаза? — Отец говорит, что я проклят. Такие, как я, почти не видят и очень чувствительны к солнечному свету. Видишь, какой я белый? — спросил он. Даст не ответил, но Хоррор решил, что это значит «да». — Раньше таких, как я, сжигали на кострах, теперь же считают проклятыми. Какая-то зараза попала мне в глаза, и они начали гнить. Это произошло пять лет назад. — Тебе больно? — Хоррор услышал, как Даст приподнялся на локте. — Сначала было очень больно, но сейчас я почти ничего не чувствую. — Ты же мясник? Как ты ещё не отрубил себе пальцы? — Я знаю, где находятся мои пальцы, а где шея животного. Но поначалу я то и дело резался. Сейчас такое происходит довольно редко, но даже если режусь, то не замечаю крови. — Тебе нравится твоя работа? — спросил Даст. Он ответил молчаливым кивком. — Ясно, — по такому короткому и немного резкому ответу Хоррор понял, что расстроил гостя. Он встал с кровати и сел рядом с мальчиком, положив свою руку ему на плечо. — Я тоже хочу задать вопрос. Как ты оказался на улице? — Даст снова напрягся, словно его ударили, и сбросил руку со своего плеча, нервно поежившись. Хоррор терпеливо ждал. Наконец, спустя примерно полчаса, когда он уже решил идти спать, Даст заговорил, неуверенно, словно сомневался, что говорит именно то, что от него хотели узнать. — Я жил вместе с мамой, папой и младшим братом рядом с цветочным магазинчиком, на центральном рынке, ты, наверное, знаешь, где это, — Хоррор молча кивнул. — Однажды мой отец задолжал кому-то денег и всё никак не мог вернуть долг. К нам пришли какие-то люди, за деньгами, а когда папа сказал, что заплатить ему нечем, ему сказали, что он заплатит своей жизнью. Папу убили и брата тоже. И маму, но перед этим… перед этим… её… — Хоррор услышал всхлип. Потом ещё один и ещё. Прошло немного времени, прежде чем он понял, что Даст плачет, уткнувшись лицом в колени. Он приобнял мальчика, молча поглаживая по плечу. Ему было чертовски неловко. Насколько он помнил, он никогда не плакал. По крайней мере, не так громко, как Даст. — Если ты не можешь говорить дальше, лучше не надо. Я не хочу, чтобы тебе было больно, — сказал он. Даст всхлипнул, вытирая мокрые глаза рукавом старой куртки. — Нет, я п-продолжу, — он снова глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая себя. — Маму жестоко изнасиловали, а потом зарубили, как ты убиваешь своих свиней. Когда они попытались убить меня, я спрятался на чердаке, и меня не нашли. Какое-то время я жил там, но меня выгнали. И я живу на улице где-то два года, — когда Даст более-менее успокоился, справившись с болью воспоминаний, Хоррор заметил, слабо улыбаясь: — Ты жил на улице, малой. — Что ты имеешь в виду? — Если ты захочешь, ты можешь остаться здесь, со мной, — неуверенно предложил он, опасаясь, что Даст до сих пор не доверяет ему и откажется, но… Даст снова всхлипнул и обнял его, вцепившись в куртку. Это было большой неожиданностью. — Эй, ты чего? — С-спасибо, — мальчишка ослабил свою хватку, всхлипывая. Хоррор неуверенно погладил его по голове, растрепав волосы. — Не за что, малой. Я попрошу отца, может, он найдет тебе занятие, — Даст вытер слезы, отпустил его и облокотился головой об его плечо. — Спасибо, Хоррор, — повторил он, постепенно засыпая. Хоррор приобнял его одной рукой, улыбаясь уголком рта. Он был рад, что теперь, наверное, у него наконец-то появится друг, пусть и младше его самого на пять лет. Можно даже сказать, «счастлив»?..

***

Две недели спустя       Скоро Даст начал работать в лавке отца Хоррора. Он помогал развешивать мясо, перетаскивал ящики с ним, мыл пол подвала от крови и помогал Хоррору с кормёжкой животных (последнее, правда, он делал очень редко). Мэри была без ума от мальчишки и постоянно обнимала его или давала дополнительную порцию еды. Даст терпел её знаки внимания только потому, что иначе ему бы всё-таки пришлось помогать Хоррору с кормёжкой животных. А он совсем не хотел возиться с ними, куда с большим удовольствием наблюдая за тем, как Хоррор убивает их.       Сегодня Хоррор потрошил корову. Даст же сидел (Хоррор слышал скрип металлического стола, когда он двигался) на разделочном столе, где обычно заканчивали свой путь свиньи и куры. Он в последний раз рубанул по туше уже мёртвого животного, в очередной раз забрызгав всего себя кровью, и отложил топор, не поворачиваясь. Потом взял разделочный нож. Даст спрыгнул со стола, встав рядом с ним. — Что за дурацкая привычка всё время стоять спиной? — спросил он. Хоррор долго не отвечал, методично отдирая шкуру животного от мяса. — Я не люблю, когда люди видят моё лицо, — наконец ответил он, наполовину закончив. Даст фыркнул. — У тебя и лица-то толком не видно, на что там смотреть? — спросил он. Хоррор от удивления порезался разделочным ножом, нарушив методичность своего занятия. Он даже не почувствовал боли, но Даст заметил капающую на пол «новую» кровь и схватил его за руку, не заботясь о том, что может испачкаться. — Эй, ты порезался! — он взял полотенце, что обычно лежало рядом, на случай, если нужно будет что-то взять, а руки слишком окровавлены, и промокнул рану. — Ты так и не ответил. На что там смотреть? Из-под твоей дурацкой чёлки только половину носа да рот видно. — Ты не заметил?.. — спросил Хоррор. Его удивила такая близорукость Даста, ведь, если верить отцу, его уродливые шрамы были заметны даже невооружённым глазом. — А что я должен был заметить?       Вместо ответа Хоррор убрал с лица длинную чёлку, открывая вид на перебинтованные глаза и остальную часть лица. Он услышал, как Даст охнул. — Откуда у тебя эта чертовщина?! — вскрикнул мальчик и отшатнулся. — Когда глаза начали гнить, я начал царапать себе лицо, пытался их вырвать. Не вышло, и поэтому остались шрамы от моих ногтей, — ответил Хоррор и вернулся к работе. — И… Ты так спокойно об этом говоришь? — Да, — ответил Хоррор. Даст молчал. — Что-то не так? — Т-ты серьёзно? У тебя всё лицо исцарапано, будто на тебя медведь напал, а ты спрашиваешь, что не так?! — под конец он чуть не сорвал себе голос, настолько сильно разозлился. Хоррор отложил топор в сторону и присел напротив Даста, так, чтобы его голова была ниже головы мальчика. — Послушай, Даст. Тебе не стоит волноваться об этом, — мягко начал он. Даст молчал, но Хоррор чувствовал, что он совсем не согласен с таким заявлением. — Это было давно, мне уже давно совсем не больно. Честно, — Даст неожиданно обнял его, обхватив его шею руками. Он немного опешил (хотя уже должен был привыкнуть), но обнял в ответ. — Эй, ты чего? — он не сразу услышал всхлипы. Даст плакал, зарывшись лицом в его окровавленную одежду. — Приятель, ты сейчас подцепишь какую-нибудь дрянь. Кровь у коров не всегда чистая, — Даст только крепче вцепился в него. — Ну чего ты расплакался? — спросил Хоррор, с трудом отцепив его от себя. Даст не ответил, выбежав из подвала и громко хлопнул железной дверью. Хоррор встал с колен и вернулся к трупу коровы, но дальнейшая разделка происходила как в тумане, он не помнил, как закончил и как отмылся от крови. Его очень удивила реакция Даста. Ну, подумаешь, лицо исцарапанное. Даст жил на улице, точно видел ранения и хуже. Или это он что-то неправильно сказал?       Много позже он узнал, что Даст испугался за него и, несмотря на все заверения, что ему не больно, решил в точности наоборот, подумав, что Хоррор специально режет и царапает себя. Но Хоррор объяснил ему всё, как есть, как можно более доходчиво и мягко, чтобы не испугать его ещё больше. Кажется, получилось…

***

Месяц спустя       За ужином никто не проронил ни слова. Хоррор грыз уголок покрытой небольшим слоем мяса кости, Мэри и Даст ели похлёбку. Отец даже не прикоснулся к еде. Мэри положила ложку (Хоррор слышал, как металл соприкоснулся с деревянной поверхностью) и спросила: — Что-то случилось? Вы сегодня странно молчаливые, — она обращалась сразу к обоим. Хоррор невольно провёл рукой по перебинтованным глазам. Один уже полностью сгнил, о чём он сообщил отцу. У Хоррора в запасе не больше двух месяцев, до того как он окончательно ослепнет. А что будет дальше, даже страшно вообразить… — Левый глаз сгнил. Полностью, — Хоррор заставил себя произнести неприятную правду вслух, так как отец явно не собирался говорить об этом первым. — У меня где-то месяц, может больше, до того, как я полностью ослепну и стану совершенно бесполезным, — он слышал, как охнула Мэри и как Даст уронил ложку. Отец продолжал молчать. — И.? — осторожно спросила девушка. Отец тяжело вздохнул и наконец сказал: — Я понятия не имею, что с ним делать, когда он ослепнет. Буду надеяться, что он сможет работать. Он говорит, что знает, где находится шея у свиней, но что делать с органами… — Даст резко встал из-за стола и рванул наверх. Хоррор тоже поднялся, но не так порывисто. — Я пойду за ним, посмотрю, что случилось, — сообщил он испуганной Мэри и отправился наверх.       Даст сидел на кровати Хоррора и смотрел в окно, сцепив руки между собой. Хозяин сея предмета мебели стоял на пороге и пытался придумать, что сказать. — Даст, что случилось? Ты в последнее время очень нервный, — с большим трудом произнёс Хоррор, наконец нарушив напряжённую тишину. Даст издал странный звук, что-то среднее между рычанием и фырканьем. — Твой отец очень странный, — напряжённым голосом ответил он. — У меня такое чувство, что он считает тебя за какую-то псину, которая уже слишком старая, чтобы охранять дом, и тебя надо срочно кем-то заменить. Скажешь нет? — спросил он. Хоррор приблизился к нему, отлипнув от дверного проёма. — У тебя правильное чувство, — заметил он. Даст был удивлён. Хоррор тяжело вздохнул и сел рядом с ним, приготовившись объяснять. — Это долгая история, но если вкратце, то тот, кого я зову отцом, им на самом деле не является. Мы даже не родственники. Он нашёл меня на улице, когда я был немногим младше тебя. Я просто привык так называть его. — А что случилось с твоими родителями? — Я не помню. Но отец говорит, что, скорее всего, они умерли, — ответил Хоррор. Даст издал истерический смешок. Хоррор приобнял его, успокаивая. — Ты же знаешь, в трущобах это не редкость. Вчера ночью, к примеру, нашли тело женщины с перерезанным горлом. — Эта та, которая шлюха? — уточнил Даст. Хоррор смолчал. Ему не нравилось, что десятилетний ребёнок знает те слова, которые он сам говорил только шёпотом и только если Мэри и отец не слышали, а ещё лучше, если их вообще рядом не было. — Да, та, которая шлюха. Кажется, её звали Мэри Энн или как-то так, — ему было неприятно говорить об убийстве, но Даст уже заинтересовался и не отстанет от него, пока он не расскажет всё, что знает. — Вчера я решил прогуляться до конюшни на Бакс-Роу, ты знаешь, где это, мы там уже были, и увидел тело женщины. Возле неё уже было два констебля, но они меня не заметили. Потом подошли ещё два мясника, с Уинтроп-стрит, и нас расспросили, не слышали ли мы ничего подозрительного. Мы ответили, что нет. Потом я пошёл домой, вот и всё. — Как думаешь, кто её убил? — в голосе Даста он уловил нотки восхищения и страха. Хоррору не понравился его тон, но всё же ответил, пусть и нехотя: — Скорее всего, Джек Потрошитель. Он всегда убивает людей, перерезая им шею, — он коснулся собственной шеи, словно пытался задушить себя. — Он вообще любит шеи… — тихо добавил Хоррор, будто бы находясь в трансе. Даст осторожно, словно боялся, что его ударят, коснулся его плеча. — Эй? Ты в порядке? — Д-да, — Хоррор потряс головой и убрал руку от шеи. — Прости меня, — добавил он, сам не зная, за что извиняется. — Зачем ты извиняешься? Ты ничего не сделал, — удивился Даст. — Да так… Забудь, — он убрал чёлку с лица, стараясь скрыть неловкость. — А что ты говорил про шеи? — А? — рассеянно спросил он. — Ты сказал «он вообще любит шеи». Что это значит? — повторил Даст. Хоррор нервно повёл плечами и снова коснулся своей шеи. — Я… Я не знаю. Просто в голову пришло. Забудь, — он снова потряс головой и чёлка растрепалась. — Уже поздно, тебе нужно ложиться спать, — Хоррор поднялся с кровати. Даст что-то недовольно проворчал, но послушно юркнул под одеяло. — Спокойной ночи, малой, — сказал Хоррор и улёгся на кровать, сняв свитер и куртку, сменив их на то, в чём ему разрешалось спать. Даст сонным голосом сказал ему: «Спокойной ночи…» и тут же уснул.

***

      Прошло ещё два месяца. Хоррор с тревогой следил за своим зрением, наблюдая, что теперь он намного чаще режется ножом, спотыкается на месте или врезается в стены. Мир перед глазами, и до того не слишком чёткий и яркий, стал темнеть, терять свои блёклые краски, превращаясь в ничто.       Хоррор перестал спать ночью и работал уже не в том быстром темпе, в котором хотелось бы. Мэри (или Дасту) приходилось держать его за руку, чтобы он никуда не врезался, во время его редких выходов на улицу. Потом он перестал выходить вообще, большую часть времени проводя в своей комнате. В подвал же, единственное место, в котором раньше у него наконец-то появлялось чувство защищённости и безопасности, он больше не заходил в свободное от работы время. Он боялся, сам не зная, чего. Он пытался объяснить, почему, но никак не мог выразить через слова тот слепой страх, который раньше он испытывал, находясь в любой из комнат дома, но только не в подвале.       Работа также перестала приносить ему былое удовольствие, даже наоборот, он чувствовал себя ещё хуже. Его не пугала кровь (он даже не видел её), не пугали крики, которые издавали животные перед смертью, но всё же… Всё же он чувствовал себя отвратительно и ничего не мог с этим поделать.       Хоррор чувствовал, как меняется настроение обитателей дома. Мэри, до этого болтающая без умолку и любившая петь, шутливо заплетая его длинные волосы в косу, стала молчаливой, грустной и пугливой. Даст, нервный и дёрганый, доверчивый и ласковый, перестал говорить с ним вообще, а ночью Хоррор слышал его глухие всхлипывания, которые он пытался заглушить подушкой. К сожалению, у Хоррора был очень тонкий слух и он слышал абсолютно всё.       Что же насчёт отца… Он был мрачным и раздражительным, почти не бывал дома, выпивая или находясь в борделе, перестал платить Мэри за её работу, однажды даже ударил её… Хоррор чувствовал вину перед девушкой, и хотя Мэри прямо и ясно говорила ему, что его вины в произошедшем нет, он не мог перестать винить себя. Ведь он же мог подбежать и помочь ей встать, успокоить отца или принять удар на себя. Но он не сделал абсолютно ни-че-го…       Почему же он такая тряпка, такой бесхребетный червяк, почему не подбежал и не помог?! Плевать на синяки, за свою жизнь он получал кое-что похуже, но он просто стоял, в то время как отец кричал на Мэри. Бедная девушка даже не могла вскрикнуть от боли, ведь на неё могли снова накричать или ударить. Спустя неделю       Однажды утром Хоррор проснулся и… не увидел ничего. Он не видел. Не видел вообще ничего. Вокруг была лишь тьма. Он коснулся своих глаз и не почувствовал их. Вместо них были две пустые глазницы. И у него началась паника. Хоррор начал царапать себя, острыми ногтями вонзаясь в кожу и делая на ней длинные полосы. Он не чувствовал боли, и это напугало ещё сильнее, хотя казалось, он давно привык к этому! Он хотел разрыдаться, но пустые глазницы не могли плакать. Он кричал и бился головой о стену дома, не переставая царапать себя.       Успокоил его Даст. Тот откликнулся на его крики самым первым и, прибежав, увидел его, царапающего своё лицо и скулящего, как побитая собака. Хоррор не мог видеть его лица, но он чувствовал его страх. Даст боялся за него. За Хоррора. — Эй? Хоррор? — Даст убрал его ладони и охнул, увидев его лицо. — Ты… Ты ослеп.? — Д-да. Я-я… Я ничего не вижу, в-вообще ни-ничего, — Даст неловко обнял его. — Э-эй, не п-плачь, — дрожащим голосом попросил мальчик. Он истерически расхохотался, содрогаясь всем телом и пугая Даста ещё больше. — Я очень хочу разрыдаться, Даст, очень хочу! Но я не могу! Я слепой! Я больше ничего не могу! — сказал он в перерывах между смехом. Он ощущал вкус крови, которая стекала с его висков и кожей под глазницами, на своём языке, и смех вскоре сошёл на нет. Теперь он просто скулил, повиснув на Дасте. — Мне страшно, Даст, — хриплым шёпотом сказал он. — Мне очень страшно. Я привык к блёклым цветам и нечётким картинкам, но не к этой черноте, — ему снова захотелось разрыдаться, но он лишь повторял лихорадочным шёпотом «страшно, очень страшно, мне страшно». — Тебе… Тебе нужно поспать. Мама всегда говорила, что сон — лучшее лекарство. Я… Я могу посидеть здесь, с тобой, — Даст впервые упомянул свою мать, с того самого дня как он попал в дом отца. Хоррор отстранился от него, вытирая кровь рукавом куртки. — Когда-то это я успокаивал тебя, — со смешком заметил он. — Теперь я даже лица твоего не вижу. Хотя я и раньше его слабо различал… Ты знал, что у тебя очень красивые глаза? — он не мог видеть лица Даста, но чувствовал его удивление. Парень слабо улыбнулся. — Один как спелая вишня, а другой ярко-голубой, да? — Д-да, но я не понимаю, зачем ты… — смущённо пробормотал мальчик. Хоррор, помня, где находится голова, потрепал его по голове, растрепав немного сухие волосы (— платиновые, — вспомнил он, откопав в своей памяти название). Даст тихо засмеялся. — Не обращай внимания, — Хоррор откинулся на старую подушку. — Я просто несу всякий бред, чтобы успокоиться…       Они замолчали. Хоррор моргал, неловко сдувая с лица чёлку. Наконец, когда он задремал, тишина была нарушена неуверенным голосом Даста, приподнявшегося на скрипучей кровати: — Хоррор, что теперь будет с тобой? — Я уйду, — решение его было жестоким и не могло поддаваться сомнениям.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.