***
Кровослужения не прекращались, даже не смотря на разъяренные небеса. Хоть ливень, молнии и ураганный ветер и запер большую часть горожан за дубовыми дверями, в храмах все равно гудел народ. Перри сидела на лавке, аккуратно оголив левую руку, готовясь получить порцию целительной крови и уже начинала жалеть о том, что пришла. Главный Собор закрыли для подготовки к праздничным службам и охотнице пришлось посетить небольшую, бюджетную церковь кровослужений, уютно расположенную между винной лавкой и токарной мастерской, ныне закрытой из-за бури. В церкви чудовищно воняло потом и сыростью. Закрытые окна не пропускали свежий воздух, отчего полторы сотни возбужденных, бубнящих прихожан быстро превратили светлое место молитв и исцеления в настоящий, сырой, вонючий и чудовищно жаркий ад. Охотница судорожно вздохнула, чувствуя, как по лбу стекает крупная капля пота. Выделенные деньги быстро пошли в дело, и охотница хоть и недолго, но наслаждалась сухим прикосновением нового, синего платья. Недорогое, без открытого корсета, но зато более изысканное и красивое, с белой бахромой под самое горло. — Не выйдем мы завтра в смену, Билли, — послышалось с передних скамеек. — И после завтра не выйдем. — А что? — Сам знаешь! Пока этот ублюдок Маркин Барнс не уберет из цеха эти чертовы машины… Слева от пери захихикала молодая девушка, лет шестнадцати, в сиреневом платье. Конопатое, улыбчивое личико светилось красотой и радостью. Она ритмично обмахивалась веером, но капельки пота все равно поступали на лбу и висках. — Говорю тебе, надо было сказать отцу! — говорила ей встревоженная соседка по скамье. — Ты спятила? — округлила глазки красотка. — Папенька меня убьёт! Майкл сам ему все скажет, когда подготовимся. — Поверить не могу, что вы хотите сбежать. Милая, мне так будет тебя не хватать! Позади прогудел женский бас: — Бедненькая Колли! Так жалко, так жалко! — Ой не говори, — вздохнула другая женщина. — Такая хохотушка была. До сих пор в себя прийти не могу. Упасть с лестницы! Как жестока судьба! Гул голосов, обрывки историй чужих жизней наваливались со всех сторон, точно жирдяи-охальники и лезли сальными ручонками в причинные места. Перри ощутила острое желание вырваться из этого удушающего плена вони и голосов и подышать, но соседи по скамейке плотно ее фиксировали. Да и у алтаря уже появились гомункулы храма. Двое здоровенных мужчин в широких смешных шляпах и длинных серых плащах встали по обе стороны золоченного алтаря с символом Оедона и безразлично уставились на толпу. Трости в их руках поблескивали в свете свечей. Перри хмыкнула, глядя на их резные украшения. «Видела их трости, — вспомнились слова Генриетты. — Кажутся деревянными, а на деле из стали отлиты! Я тебе клянусь, из стали!» Охотница тяжело вздохнула и подняла взгляд на потолок. Старая мозаика потрескалась, но все еще оставались видны старые фески Теонской Церкви. Когда-то в этих залах пели совсем другие псалмы, читали иные, чуждые современному ярнамиту молитвы. Перри закрыла глаза и представила, как исчезают статуи Великих, и в оранжевом сиянии сотен вечей толпится больной, страдающий люд. Руки их дрожат, на глазах слезы. Пастырь в черном одеянии стоит у алтаря и вещает громоподобно о тяжести грехов, о ужасах ада и прелестях рая. И люди слушают его, развесив уши, дрожащим голосом умоляя Господа дать им исцеление от сотен болезней. Испуганные женщины молят о том, чтобы их новорожденный малыш не умер во сне, бледные мужчины умоляют избавить от болей в животе и лёгких. Корь, испанка, сифилис, проказа, простатит, «черные мозги», смертельный колик в животе — о, Господь, избавь нас от этого! Они всегда молили, но он никогда не отвечал. Наверное, поэтому вера в Оедон и Великих смела Теонскую церковь во всем Ярнамском королевстве. И не спасли ее ни санкции Святого Престола в Рейме, не ворчливый бубнеж старика патриарха, облаченного в алый шелк. Господь был жесток и безразличен, а Великие… Великие принесли благодетельную кровь. И в кого поверят толпы? В мрачного и жестокого судью где-то в вышине небес, или того, кто за день исцелил твоего умирающего младенца от кори? Ответ очевиден. Гул быстро затих и Перри, открыв глаза, увидела стоящую у алтаря красивую женщину в белых одеждах и не смогла сдержать улыбки. Хоть и с легким оттенком грусти. Длинные светлые волосы, зеленые глаза, округлое личико и курносый носик Кейт — ее старой подруги. Перри вспомнила, как делила с ней горести и печали монастырской жизни. Как они шептались по ночам, как вместе смотрели в маленькое окошко, стараясь не упасть с подставленных стульев на бушующий город и мечтали, когда-нибудь стать такими же изящными и красивыми, как те леди в роскошных платьях, посещающие храм каждое воскресенье. «На ее месте могла быть я, — подумала охотница» Кейт заметила Перри и, грустно улыбаясь, легонько кивнула. Она тоже помнила о былых временах. Охотница села поудобнее и приготовилась к кровоослужению. Вонь и духота сильно портили впечатление, но она знала: как только целебная кровь побежит по венам, она перестает замечать что-то кроме блаженства и бодрости тела и духа. Час страдания, ради долгожданной порции крови — не такая уж и большая цена. — Добрые ярнамиты! — пронесся по залу звонкий голосок Кейт. — Услышьте же голос Оедона! Ощутите звон в его крови! «Все мы — дети Вечности, — подумала Перри, пытаясь отогнать влезающие в голову строфы и песнопения. О, она прекрасно и помнила. То, что занесено в память через розги и голод — не сотрется никогда» «В крови — наша жизнь. Постигнете музыку на тонких фракталах измерения Великих, примите свет Оедона в себя и очиститесь от тяжести и жестокого удела больной плоти, — Перри услышала эти слова и нехотя заерзала. Их в памяти вырезали кроваво-красные полосы на ягодицах и спине» Шестеро молодых прислужниц пошли по рядам, раздавая каждому прихожанину небольшой шприц-инъектор с целительной кровью. Как и всегда, сто пятьдесят один. Когда нет заразы, можно использовать один и тот же инъектор на сотне людей, без всякого страха. Тоненькие пальчики хмурой брюнетки вложили в руку Перри инъектор. Темно-красное стекло холодило руку. «Скоро все станет хорошо» Перри подняла взгляд на Кейт и улыбка слетела с лица. Сердце упало, по спине пробежал рой ледяных муравьев. Холодные щупальца первобытного ужаса вырвались из глубины кошмара и коснулись ее сердца, оставляя осклизлый след. Перри судорожно сглотнула и закрыла глаза. «Этого нет. Этого нет. Ничего нет. Ничего там нет, дурочка. Ничего нет! Ничего!» Вновь открыла глаза и тихо застонала. Над головой Кейт мерцала сфера, исторгающая инфернальные лучи синей энергии. Воздух дрожал, переливаясь всеми цветами радуги. Стена за алтарем мерцала, то исчезая, то появляясь вновь, уступая место черной бездне ледяных звезд. Бездне, вскрывающей в пучине непостижимый ужас. Перри задрожала, глядя как из бездны медленно выползает существо, чью форму не способен постичь человеческий разум. — О Оедон, — прошептала она. — Это кошмар. Я сплю. Умоляю, хоть бы это был сон! Создание походило на живой сгусток протоплазмы, облаченный бахромой шевелящихся отростков, источающий тусклый свет. Сквозь копошащуюся массу то и дело продирались красные, миндалевидные глаза и любопытно пялились на людей, моргая и хлопая источающими едкий гной веками. Перри задыхалась, ужас сводил с ума. По рядам прокатились вздохи наслаждения, бодрые крики благодарности, но охотница слышала их будто в удалении. Сделав над собой титаническое усилие, она отвела взгляд от ужаса и поняла, что за ней следят. На второй от алтаря скамье сидит, полуобернувшись, молодая женщина в широкой шляпке, опущенной на глаза. Темно-серое платье с воротником мерцает и растворяется, точно оно, как и хозяйка, сотканы из эфира. Незнакомка подняла голову и Перри едва не вскрикнула, заметив на месте глаз два чернеющих, зарубцевавшихся провала. На шейке чудовищной незнакомки красовался амулет с символом глаза. Она сочувственно покачала головой. «Мое имя Карла. Я такая же как ты, — раздался голос в голове» «Что происходит? — истерично подумала Перри. — Что это за тварь?!» «Это бесформенный Шоггот. Этот еще малыш, проник наш мир из праздного любопытства, посмотреть на молящихся. Не смотри на него долго, иначе сойдешь с ума или поседеешь» Пульсирующая, бесформенная масса, хлюпая, полезла по стене на потолок и, облепив миндалевидную каменную голову Великого, покрылось сотней алых глаз. Маленькие щупальца завибрировали, в такт пению Кейт. Перри перевела взгляд на громил и прикусила язык до крови. Тела громадин будто просвечивались. В них копошились сонмы алых сороконожек. Охотница почувствовала липкий привкус приближающегося безумия. «Оедон, хватит. Прошу» «Закрой глаза и представь иголку, — приказала слепая» Перри попыталась, но перед глазами стоял один лишь образ чудища. «Не могу» «Делай как говорят, или сойдешь с ума! — строго рявкнул голос в голове. — Я помогу тебе, но только в этот раз!» Перри напряглась и, ценой титанического усилия, игла сменила образ монстра. «Отлично. Осмотри ее. Блеск металла, заостренный кончик, мир, видимый свозь аленькое ушко. Видишь?» «Д….д-да!» «Смотри на мир сквозь маленькое ушко, Перри Вайпер» «Смотрю!» «Йа Шуб-Ниггурат, затвори врата разума. Йа Шуб-Ниггурат, внемли молитве дочери твоей, захлопни врата слабого разума! А теперь, открой глаза» Охотница повиновалась. Видение исчезло, будто ничего и не было. Кейт завершала песнопения, прихожане заворожено дослушивали, с улыбками до ушей. Все инъекторы были пусты и уже готовились отправиться в ящик. Перри опустила взгляд и поняла, что укола не выйдет. Ее руки дрожали, как у запойной пьяницы, а платье было мокрым от пота. Охотница подняла взгляд, но слепой девушки не было. Вместо нее на второй скамье сидел здоровенный мужик в коричневой жилетке на желтоватой рубашке. — Что это было? — простонала Перри. «Великий Черный Козел с легионом младых может помочь тебе обрести защиту, — прогремел голос в голове. — Приезжай в Молельный переулок Хемвик. В монастырь «Святой Анны». Найди нас. Мы проведем обряды. Пока не поздно. Герцогиня ждет тебя»***
Призрак ухмылялся, аккуратно двигаясь по карнизу. Ветер почти сдувал его, крупные капли хлестали по глазам, но страха не было. Не боялся он и после того, как на миг опустил взгляд вниз. Три десятка метров до холодного, разбитого камня квартала мануфактур. Не так уж высоко, но падение все равно будет смертельным. Эта мысль заставила ухмыльнуться. «Смерть — всего лишь потеря времени, — подумал он, аккуратно двигаясь вдоль стены. — Пять-десять минут, не больше. Давно не умирала. Заржавела. Сорвусь — будет только лучше» Ярнам тонул в потоках дождя, воющий веер оглушал, лишая часовых бдительности. В такую погоду едва ли кто-то из Королевской Охранки двинется по крышам, высматривая агентов Королевы. Миновав карниз, призрак ловко спрыгнул на небольшой балкон и раскрыв дверь проник в пыльное, громадное, пустое помещение. Запах масла, пыли и металла ударил в голову и Призрак раздраженно сплюнул, аккуратно закрывая за собой дверь. Вой стих и место звукам бури уступила тишина цеха. Призрак ловко спрыгнул на пыльный пол и бесшумно двинулся вдоль разбитых токарных станков. Измазанные краской, изломанные кувалдами, изрубленные топорами — они мертвые остовы, первые жертвы в войне цивилизации и человека. «Долой машины!» — гласила надпись на стене. Призрак ухмыльнулся, вспоминая как Император Александр II подавил такой бунт в Московии. Воспоминание заставило его вновь почувствовать запах ружейного пороха, обжигающе холодный штык, проникающий в его тело. Болезненно, но в жизни Призрака бывали смерти и похуже. Намного. Послышался чей-то сдавленный кашель. Призрак мгновенно нырнул во тьму и быстро, точно черный кот-охотник, двинулся по сумраку на звуки. Капли бесшумно падали с черного плаща и превращались в сгустки черно-серой пыли. Если бы в цеху горел свет — Призрак бы обеспокоился этим. Вскоре кашель повторился. Совсем рядом. Призрак замер и прильнул к стене, ниже опуская капюшон. Чтобы видеть, ему не нужны глаза, а белая кожа лица могла его выдать. Веки сомкнулись, и Призрак перестал рассматривать мир через замочную скважину и отворил дверь. Тьма развеялась, и он отчетливо увидел двоих у разбитого в щепку станка-обработчика. Один — в черном пальто, с цилиндром на голове. Его лицо было скрыто за жуткой, улыбающейся маской, а на спине висел громадный арбалет. Второй — щуплый старик, с густой серебряной бородой. — Все ясно, — ухмыльнулся человек в черном. — Я все сделаю. — Не подведи нас, — болезненно пробурчал старик. — Его величество рассчитывает на тебя. Старик достал из кармана ампулу с черно-серебристой жидкостью и передал человеку в черном. Тот аккуратно взял ее, обмотал в широкий черный платок и бережно, будто от этого зависела его жизнь, положил во внутренний карман. — Выполни свою часть сделки, и мы выполним свою, — донесся голос из неоткуда. Призрак вздрогнул и сконцентрировался на источнике звука. В помещении был еще один человек, но его присутствие не улавливал внутренний взор. Кто-то опасный, источающий ауру крови. Призрак раскрыл глаза и уставился во мрак. Следуя за взглядами старика и человека в черном. И тут, в одно мгновение, арбалет слетел со спины. Щелкнул затвор, блеснул наконечник, и стрела вырвалась, со свистом рассекая воздух. Призрак не успел вскрикнуть. Сталь пробила капюшон, впилась в глазницу и с хрустом пробила череп насквозь. Ноги подкосились и краткий миг боли сменился патокой сна. — Ублюдок! — крикнул человек в черном, перезаряжая арбалет. Старик побелел и испуганно пялился на него. — За нами следили! — рявкнул кто-то из тьмы. — Больше нет, — злорадно усмехнулся человек в черном и пошел в сторону выстрела. Но, через минуту из мрака донесся недоуменный крик. — Какого дьявола? — Что происходит? — испуганно проблеял старик. Человек в черном вышел из тьмы, сжимая в руке окровавленную стрелу. — Я попал в него! Прям в глаз! — И где тело? — спросили из тьмы. — Его нет! — воскликнул тот. — Нет его, черт подери! — Любопытно. Делайте что приказано. Остальное предоставьте мне, — мрачно ответил голос из тьмы. Призрак медленно поднялся на ноги, прижимая ладонь к глазу. Боль утихала медленно, пульсируя в глубине черепа. Перед ним горел синеватый фонарь и тоненькие пальцы раболепно теребили складки плаща. «Старик, — подумал Призрак, широким шагом покидая квартал Мануфакур. — Я его уже видела. Это человек Дюнкерка. Его агитатор. Местных работяг уже обрабатывают. Будет восстание и очень скоро, — Призрак подняла взгляд на небо, морщась от падающих на глаза капель. — Как только буря утихнет, на улице начнется война. К этому мы готовы» Призрак свернул в переулок, прильнул к нагромождению ящиков и, сбросив плащ, достал из тайника наряд ворона-охотника и самокрутку. Быстрыми движениями Ворона достала из-под рубахи лишние тряпки, делающие ее талию шире. Скинула с плеч подкладки и оторвала приклеенные усы. Стянутые в пучок темные с сединой волосы упали на плечи. Заготовленная самокрутка загоралась нехотя, но Призрак проявила настойчивость, и вскоре дым резанул по легким. Она закашляла, перед глазами поплыли круги, земля будто покачнулась. Приятное онемение прокатилось по телу. Ее лицо сильно помолодело, большая часть морщин исчезла. Она вновь стала сорокалетней женщиной. Вернулась к точке невозврата. Смерть зачеркнула прожитые годы и вернула ее в мир прежней. «После каждой смерти — как в первый раз, — подумала Эйлин, выдыхая горький табачный дым. — Значит, среди рабочих завелся матерый агитатор. И он сотрудничает с ярнамским охотником… дьявол. Но у кого он на зарплате? Франки? Да, скорее всего они. Лягушатники больше других заинтересованы в хаосе, вот только какой от него толк? Будет мятеж, его подавят — и что? Или он нужен для прикрытия чего-то худшего? И что за ампулу передали охотнику? — Эйлин затянулась и судорожно выдохнула облако дыма. Дождь чуть поутих, но ветер все равно швырял капли ей в лицо, норовя затушить самокрутку. — Логариус был прав, что-то затевается»***
В центре роскошной комнаты стоит человек в дорогом бело-зеленом мундире. В его руках древний меч. Кругом роскошь, дорогая мебель и блеск позолоты, но взгляд прикован к одному лишь клинку. В отражении холодной стали бледное, чуть вытянутое лицо, нос горбинкой и длинные, зачесанные назад волосы. Образ этот мелькал и расплывался тем сильнее, чем дольше он смотрел на клинок. Зеленоватое сияние пьянит, проникая в глубины разума. «Свет его прекрасен, — думал Людвиг. — Воистину прекрасен» В дверь робко постучали, «Священный клинок» тяжело вздохнул и, вернув «Лунный клинок» в ножны крикнул: — Это ты, Волькер? Заходи. Дверь открылась и Людвиг недоуменно поднял бровь. Тот, кто перешагнул порог его комнаты был последним, кого он ожидал увидеть. И далеко не тем, кто имел право свободно шастать по закрытым помещениям Соборного округа. — Сэр, — почтительно кинул мужчина в простой рабочей куртке черного цвета. Половина лица гостя походила, а уродливую мешанину белесой кожи. Левое веко с трудом закрывалось, губы изогнулись в вечной ухмылке. В глазах горел холодный огонь. — Честер? — удивился Людвиг. — Ты не имеешь права находиться в Великом Соборе. Как ты прошел мимо охраны? — Для меня не существует непреодолимых препятствий, господин Керц. Поэтому мне и поручили это дельце. «Чудесный» Честер достал из нагрудного кармана маленький, потертый значок в форме пирамиды с глазом и передал Людвигу. — Наш общий знакомый просил передать, что ждет вас у тайного леса. И он просил поспешить. Людвиг молча кивнул и опустил взгляд на значок Завета Палачей. «Значит, они все еще существуют, — подумал он, убирая значок в карман. — Я должен был догадаться» Попрощавшись с Честером, Людвиг быстро вышел из комнаты и широким шагом двинулся в сторону северного крыла. Приготовления к празднику шли полным ходом, все входы и выходы из Великого Собора бдительно охранялись гомункулами Церкви, но не смотря на все меры предосторожности, появление Честера не на шутку встревожило Людвига. Если один охотник, пусть и из числа секретных агентов, сумел ловко обойти охрану и добраться до него, то и королева тоже под угрозой. Минуя бдительных стражей, не поднимая взгляд на громадные статуи Великих, он думал о том, как еще усилить охрану. Коридоры собора — словно лабиринт, способны запутать любого, кто не знаком с сетью иллзорных стен, фальшивых перегородок и тайных ходов, соединяющих пугающий истинный облик Великого Собора, с его помпезной маской. Один из пыльных тайных ходов вывел Людвига в небольшой сад под ночным звездным небом. На такой высоте не чувствовалась вонь сточных вод, не звучали крики и гул горожан. Будто сад цвел не в Соборном округе, а на другой планете. — Людвиг, — зазвенел голос в голове. «Священный клинок» остановился, потер переносицу, пытаясь избавиться от дискомфорта, вызванного вторжением в разум. Среди деревьев появилась высокая фигура, немыслимого вида Людвиг ощутил болезненный холодок, глядя на массивную, скрытую серой тканью голову, тонкие ручки и вытянутое тело. Казалось, воздух вокруг создания дрожит и пульсирует энергией. Людвиг тяжело вздохнул и, подавляя глубинный, безотчетный страх, приблизился к ней. Святая Наталия стояла под кронами деревьев, внушая смесь ужаса и почтения. Серо-черная мантия с золотой вышивкой легонько покачивалось на ветру, облегая тонкие, кривые и ассиметричные ноги. — Ваша Светлость, — почтительно сказал Людвиг и опустился на колено. — Вам не следовало выходить сюда. Вас могут заметить… — Меня не могут заметить, пока я не разрешу, — прозвучало в голове. — Город в опасности. Ты должен приготовиться к коллапсу. — Вы говорите о бунтах, Ваша Светлость? — спросил Людвиг, поднимаясь. Громадная голова легонько дернулась, фигура будто проплыла по воздуху к и остановилась в метре от него. Людвиг сдержал порыв кашлянуть от резкого запаха мяты, муската и ореха. Из складок рукава торчали тоненькие, трехфаланговые синие пальчики, длинной с предплечье. — Бунты не имеют значения. Важен лишь Оедон. Мать Ибраитас возмущена, ее тревожит чрезмерное распространение бледной крови. Ваш господин ставит город под угрозу, увеличивая частоту кровослужений. Пусть. Он. Прекратит. Людвиг тяжело вздохнул и отвел взгляд от святой. — Он не прислушивается к подобным идеям. Вы знаете: Лоуренс скорее сам пол города обратит в пепел, чем сократит кровослужения. — К тебе он прислушается. — Если бы, — мрачно хмыкнул «Священный клинок». Маленький светлячок пролетел у самого носа и вальяжно опустился н колышущуюся веточку. Людвиг вдруг ощутил себя таким старым. Если у святой Наталии были глаза, то сейчас она смотрела на него, считывая каждую мысль, впитывая каждое воспоминание. — Тогда подкрепи свои слова голосами других иерархов. Пусть главы Церкви поддержат ограничение на кровослужения. Ибраитас желает этого. — Вы требуете сговориться за спиной у главы Церкви? — удивился Людвиг. — Да. «Священный клинок» отшатнулся как от пощечины. Почти двадцать лет он верой и правдой служил Лоуренсу и Церкви, истреблял чудовищ, помогал создавать первую охотничью мастерскую, лично бился на улицах с первыми порождениями бледной крови. Он был воином Церкви, ее защитником, а не шпионом и интриганом. — Среди иерархов зреет бунт, — позвенел голос Наталии. — Возглавь. Помоги остудить пыл Лоуренса. Сделай это ради нашей богини. — Мне нужно подумать, — резко ответил Людвиг и, развернувшись, вышел из сада. Он ждал нового голоса в голове, но Наталия промолчала и просто растаяла в воздухе. Встреча добавила еще несколько ложек дерьма в бочку с медом. Правда, уже давно процент меда стал гораздо меньше, чем дерьма. Охота пошла на спад, но это не принесло желаемого облегчения. Вместо кратких дней радостного отдыха, на него навалилась тяжесть страшных предчувствий и паранойи. Охотники продолжали прочесывать ночные улицы, но едва ли их бдительный караул может уберечь город от того, что вполне может случиться после ухода бури. Когда на небе воссияет луна, превращения вновь станут обыденностью. Оставалось надеяться, что Герман ошибался, и город не утонет в крови.