падение.

— Это бьют немецкие пушки? — Ванда подбежала к Наталье, что неподвижно стояла у комнаты для переговоров, лишь изредка озираясь по сторонам, а за Вандой подтянулась и Хоуп. Пропустив вперед двух солдат, сломя голову вбежавших в бункер, Максимофф требовательно уставилась на Романофф. — Боюсь, что нет, — невозмутимо ответила та, лишь слегка приподняв брови в безысходном жесте. Из одного из коридоров бункера показался Стрэндж, на которого Романофф сразу обратила внимание. Мужчина ей кивнул, на что девушка развернулась и ушла, запоздало кивнув в ответ. — Но ведь Бартон уже должен был начать наступление! — с недоумением воскликнула вслед уходящей Наталье Ванда, но тут же на ее плечо легла чужая тяжелая рука, настораживающе сжала и легко толкнула к стене рядом с Хоуп. — Вам нужно уходить. Осталось катастрофически мало времени, — абсолютно безэмоционально выдал Стивен, наклонившись к девушкам, чтобы никто кроме них его не слышал. — Но… фюрер верит, что наступление Бартона поправит наше положение. Я слышала, он говорил, что Бартон перевернет весь ход сражения! — Милая, послушай, — с каким-то укором начал Стивен, наклонившись еще ближе, из-за чего у Хоуп перехватило дыхание. — Все советчики фюрера знают, что он живет сплошными фантазиями. Я даже не удивлюсь, если окажется, что он и сам это прекрасно понимает. — Если так, то зачем он притворяется перед нами? — большие глаза Ванды посмотрели с таким недоверием, что Стрэнджу захотелось побиться головой об стену. Девушка перевела по-детски наивный взгляд на подругу и, по совместительству, коллегу, но вместо поддержки получила лишь такое же недоумевающее пожимание плечами. — А разве ему есть, что терять? — серьезный голос Стивена прошелся холодом по спинам девушек. После напряженного молчания длиной секунд в пятнадцать, мужчина развернулся и ушел, оставив после себя неприятный осадок на душе, отдающий горечью во рту. — Не верю ни единому слову! — скрестив руки на тяжело вздымающейся груди, в сердцах выкрикнула Хоуп вслед уходящему мужчине, который был от комнаты переговоров буквально в двух шагах. Услышав девушек, но даже не обернувшись, Стивен приостановился и, немного помявшись, вошел в комнату, как можно бесшумнее закрыв за собой дверь. — Противник прорвал оборону на широком участке фронта. На юге он занял Цоссен и уже продвигается к Штансдорфу. На северном подступе русские находятся между Фронау и Анкумом. На востоке они дошли до Лихтенберга, Маннсдорфа и Карлсхорста, — Лэнг трясущимся пальцем водил от точки к точке на карте Германии, разложенной на столе перед глубоко задумавшимся Старком. Седоватые брови все тянулись к переносице, а сам Энтони не отрывал взгляда от пальца генерала. — С наступлением Бартона все будет в полном порядке, — мужчина отвел взгляд от трясущейся руки Скотта, потеряв к ней какой-либо интерес, и уткнулся глазами в карту, изредка поправляя спадающие на кончик носа очки и пытаясь смотреть куда угодно, но не на собравшихся здесь людей. В одну секунду на него обратилось сразу несколько обеспокоенных взглядов генералов из его «близкого» круга, но Старк либо их не почувствовал, либо предпочел этого не делать. — Мой фюрер, — дрожащим голосом заосторожничал Лэнг, лоб которого за долю секунды успел покрыться испариной. — Бартон… Он… — Скотт запнулся и почти чертыхнулся, опустив голову. — Бартону не хватает сил для удара, — твердо продолжил за него Одинсон. — Он не способен начать наступление. Старк в ответ на это лишь рвано выдохнул, заставляя всех остальных дыхание затаить. Его взгляд, направленный на карту Германии, мгновенно потяжелел, и все вокруг это почувствовали даже без того, что Энтони на них смотрит. Брови нахмурились еще сильнее, а напряжение в обстановке чуть ли не в буквальном смысле стало осязаемым. Тони снял очки, еле подцепив дужку дрожащими пальцами, но так и не поднял испепеляющий взгляд карих глаз. — Пусть останутся Лэнг, Одинсон, Стрэндж, Барнс и Роджерс, — рявкнул Тони, заставляя всех, кого не назвал, выдохнуть от облегчения. Когда в комнате остались только нужные люди, Тони, стиснув зубы, молчал еще долгих двадцать секунд, лишь усугубляя положение. — Это был приказ! Наступление Бартона было приказом! — не поднимая взгляда, заорал Энтони. — Кем вы себя возомнили?! — Старк закричал настолько громко, что те, кто вышел за железную дверь, отлично его слышали. Вышедший Бэннер привалился плечом к стене, настороженно вслушиваясь в гневные выкрики. — Осмелились нарушить мои приказы! Вот значит, до чего дошло! Ванда и Хоуп нервно прижимались друг к другу, стараясь держаться рядом с Натальей, и еле сдерживали подступающие слезы страха и ужаса. — Генералы мне лгут! Все вокруг мне лгут, и даже СС! — продолжал Энтони, яростно жестикулируя. — Все наши генералы кучка презренных и трусливых предателей! — Мой фюрер, эти люди проливают кровь за вас! — бросая опасливые взгляды на разъяренного Старка, неуверенно вступился Барнс, разрезая своим голосом гневную тираду. — Трусы! Предатели! — Старк одним слитым движением поднялся из-за стола, становясь похожим на огромную грозовую тучу. Все присутствующие невольно сжались. — Ничтожества! — Мой фюрер, ваши слова чудовищны! — не отступал Барнс даже под предупредительные взгляды остальных генералов. — Генералы… Это отбросы нации! У них нет чести! — Тони с яростью швырнул ручку на стол, заставляя всех вздрогнуть. — Только зовутся генералами! — фюрер окинул мужчин убийственным взглядом. — Годами трут задницы в военной академии, где их учат, как держать нож и вилку! Тем временем, по другую сторону двери через толпу пробирался перепуганный криками и взволнованный Питер Паркер, с ужасом вслушиваясь в слова Тони. Питер ненавидел, когда его выводили, когда он становился таким злым и жестоким, когда он становился фюрером. Куда лучше слушать его болтовню о собаках и вегетарианстве, лежа в одной кровати или сидя за одним обеденным столом в трапезной. — Долгие годы генералы строили мне козни! Они всегда были только помехой на моем пути. — Старк разъяренно ударил кулаком по карте Германии, лежащей на столе. — Надо было давно перебить весь офицерский состав, как это сделал Сталин! — Тони тяжело опустился обратно в кресло, наклонив голову, и потер виски. — Я не учился в академии, — намного тише продолжил он. — Я сам, в одиночку, — ударил ладонью по груди, — завоевал всю Европу! — сжал кулаки и тяжело задышал. — Предатели. Предатели! Я с самого начала был окружен предателями! Какое чудовищное предательство перед лицом германского народа! Но предатели ответят. Собственной кровью ответят! Они захлебнутся в собственной крови! Хоуп уже открыто всхлипывала на плече у Ванды, вытирая щеки платком. — Хоуп, эй, пожалуйста, не надо, — умоляюще забормотала Максимофф, взволнованно пытаясь успокоить подругу, но понимая, что ничего поделать уж точно не сможет. Настала гнетущая тишина. Советчики смотрели на Старка одновременно и с виной, и с жалостью, и с жутким страхом загнанного зверя. Один лишь Роджерс держался спокойно, стоя с каменным выражением лица и мысленно подписываясь под каждым словом фюрера. — Мои приказы были отданы в пустоту, — уже прошептал Тони. — В таких условиях невозможно командовать. Все кончено, — генералы начали нервно переглядываться, надеясь, что ослышались, пытаясь скрыть напряжение в своих движениях. — Война проиграна, — спокойно подытожил Энтони, хотя в голове и душе творился полный хаос из эмоций, и сцепил руки в замок. Барнс оттянул ворот формы, пытаясь спокойно вдохнуть, но вышло из рук вон плохо, и он смог только закашляться. — И вот что, господа. Если вы думаете, что я собираюсь бежать из Берлина, — Старк поднял блестящий от слез, незаметно потекшим по щекам, взгляд, — то вы заблуждаетесь. Я лучше вышибу себе мозги. — он отвернулся. — А вы поступайте, как знаете. Спустя несколько секунд Старк, будто постаревший на добрых лет десять, вышел из переговорной и сцепил руки в замок за спиной, кое-как передвигая ноги. Толпа начала расступаться, давая фюреру проход. Энтони поправил волосы и, пошатнувшись, медленно направился к своему кабинету. Наталья, Хоуп и Ванда проводили его взглядом, выражающим все и сразу, синхронно повернув головы. За Тони быстрым шагом вышли генералы, ошарашенно смотря ему вслед. — Фюрер не имел в виду, что непременно застрелится, — растерянно выдавил Одинсон. — Фройляйн Максимофф, фройляйн Ван Дайн, — будто что-то вспомнив, обернулся к девушкам Старк. — Собирайтесь. Самолет улетает через час, он увезет вас прочь отсюда. Все кончено, положение безнадежно, — изрек Тони, стараясь не смотреть на Максимофф, у которой глаза были на мокром месте. Питер одним широким шагом преодолел расстояние до Энтони и сжал его ладони в своих, обращая на себя внимание. Тони грустно взглянул в родное лицо, слабо сжав теплые руки в ответ. — Ты же знаешь, что я останусь с тобой? — с нажимом спросил Паркер, смотря Старку прямо в глаза со всей присущей ему лаской. — И не вздумай меня прогонять. Тони резко смягчился и, прижав ладонь к затылку парня, прерывисто поцеловал того в губы. Их чувства нельзя было назвать любовью, ведь это слово по отношению к ним звучит слишком поверхностно. У них нечто больше и глубже, что уже въелось в отравленный мозг и внедрилось в помутненное сознание. — Мой фюрер, я тоже останусь, — выдала Ванда дрожащим голосом. По ее щеке побежала горячая слеза, когда Тони, кивнув, посмотрел на нее с благодарностью и признанием, спускающим все. Несколько раз моргнув, Старк крепче сжал ладонь Питера в своей и удалился вместе с ним восвояси. — Что теперь? — растерянно встрял в тишину Лэнг, задетый плечом стремительно покинувшего помещение Роджерса. — Пора прекращать этот спектакль, — холодно заметил Стрэндж. — Неужели вы хотите сдаться? — не стал молчать Барнс. — Это немыслимо! Фюрер ясно сказал: капитуляции НЕ БУДЕТ! Ноябрь тысяча девятьсот восемнадцатого не повторится никогда! Никогда! — Вы все слышали, он больше нами не командует. Он сам сказал поступать, как хотим! — стиснув зубы, процедил Стрэндж. — Какая разница, что он сказал?! Фюрер — это фюрер! — моментально вспыхнул Джеймс. — Ему нужно время, чтобы взять себя в руки, — задумчиво выдавил Бэннер. — Прекрасно! И что же будет потом?! — Мы не сможем капитулировать, — спустя несколько секунд продолжил Брюс, косясь на несдвигающуюся с места толпу с каким-то волнением. — Фюрер этого не одобрит. Мы клялись ему в верности. — Пустые слова, — почти прошипел Стивен. — Надо что-то предпринять, пока еще не слишком поздно. — Ты дрожишь лишь за собственную шкуру, — огрызнулся Одинсон. — Оставь этот тон.

***

— Если ищешь верный способ, то лучше всего выстрелить в рот, — спокойно проговорил Тони, подставив два пальца к губам. Он, Питер и Ванда с Хоуп сидели в одной комнате за столом и пили вино. Питер невозмутимо сжимал ножку бокала, так, будто его мужчина не говорит ничего необычного, нового или странного. — Череп разлетится на куски, — с какой-то долей веселости добавил Старк. — Фу, — протянул Питер, скривившись. Тони в ответ на это лишь усмехнулся. — Ты даже ничего не заметишь. Мгновенная смерть! — мечтательно сказал фюрер, с легким прищуром глядя на Питера, потягивающего вино. — Я хочу после смерти выглядеть красиво, поэтому приму яд, — как бы между прочим вставил Паркер, окинув взглядом Ванду с Хоуп, и достал из кармана своего пиджака маленькую колбу с ядом в серебристом футляре. — Раз уж мне уготована героическая смерть, я не хочу чувствовать боли. — Это надежное средство. Парализует нервную и дыхательную системы, — объяснил девушкам Тони, наклонившись и уперев локти в колени. — Смерть наступает в несколько секунд, — одобрительно поджал губы мужчина. — Можно мне тоже взять? — осторожно поинтересовалась Хоуп без доли сомнений. — И мне, — уверенно добавила Ванда. Старк молча кивнул, немного задумавшись, и поднялся с дивана. — Слава Богу, Роудс оставил приличный запас, — Тони выдвинул шкафчик из комода средних размеров, доставая небольшую коробочку с колбами, в которых находится яд. Взяв две, Энтони осторожно вложил их в протянутые руки девушек. — Спасибо, — кивнула Ванда, принимая последний дар своего фюрера. — Мне так жаль, дитя мое, что я не могу подарить вам ничего приятнее.

***

Лафейсон постучался в комнату фюрера. Питер открыл ему незамедлительно. — Очень хорошо что вы пришли, Локи, — улыбнулся он своей искренней улыбкой, впуская такого желанного гостя. Лафейсон благодарно кивнул немой просьбе Питера сесть за стол, не понимая, как в объятиях такого красивого и приятного парня мог находиться самый опасный человек планеты, крушащий все на своём пути. Паркер сел рядом с ним, плеснув в пустой бокал шампанского и протянув его личному архитектору Тони. — Вы, наверное, голодны? Всю дорогу не ели, не взяв в рот даже жалкой крошки? — О, вы правы, — протянул Локи, неприкрыто оценивая Питера изучающим взглядом. Они виделись не так много раз, чтобы он мог разглядеть лицо избранника своего фюрера получше. Волосы, обычно идеально уложенные, спадали на лоб небрежными кудрями, которые абсолютно не сочетались с идеальным костюмом на нем. На груди покоился золотой кулон с топазом, который Старк подарил Питеру на день рождения. — Но от еды я, пожалуй, откажусь. Благодарю вас, герр Паркер. Мало времени. — И все же… Очень хорошо, что вы пришли. Это докажет ему, что вы на его стороне. — Неужели он сомневается? — Локи опустил взгляд, вскинув выразительные густые брови. Питер в легкой растерянности отвел глаза, нервно поджав губы. — Он спрашивал, не имеете ли вы что-нибудь против него. Но… Я убеждал его, что вы придете, — Паркер улыбнулся и поднял бокал с шампанским, с легким звоном столкнувшись им с бокалом Локи. — И вот, вы здесь, — Локи слабо, почти что светло улыбнулся, а у его глаз проявились мимические морщинки. — Ему понравился ваш совет остаться в Берлине, — с какой-то долей вымученности произнес Питер, вспоминая тот день, когда Тони и Локи обсуждали перестройку Берлина перед огромнейшим макетом, и речь невольно зашла о проигрыше. — Мне тоже этот выбор кажется правильным, — он вздохнул, принявший решение уже давно. — И знаете, что, — Питер положил свою ладонь поверх сжатой в кулак руки Лафейсона, заставляя того мгновенно расслабиться, — может, это и безумие, но я счастлив, что остался. И я не боюсь, — хихикнул Паркер под теплый и одобрительный взгляд мужчины. Старк задумчиво глядел в карту, лежащую перед ним, но мысли его были совершенно о другом. Он все еще не мог смириться с тем, что Германия почти проиграла эту войну, как бы он не показывал обратное. В конце тридцатых вся Европа легла у его ног, но чертов Союз… У Тони на этот мир были другие планы, и они безвозвратно разрушены. Это уже точно. — Да? — не отрываясь от карты, крикнул Тони, услышав стук в дверь. Вошел Лафейсон. — Вот как. Вы пришли, — мужчина развернулся к Локи всем корпусом, скрестив руки на груди. — Мой фюрер, — кивнул архитектор. — Славно, — протянул Тони, несколько раз моргнув и бросив взгляд на собственные ноги. — Давайте присядем. Фюрер подошел к креслу и тяжело на него опустился, ожидая, когда его примеру последует Локи. Тот немного помялся и, нервно улыбнувшись уголком губ, сел напротив Старка. — У меня были такие большие планы для немцев. Для всего мира, — Старк взял со столика карандаш, начиная нервно вертеть его в руках. — Никто не понимал меня, даже самые старые соратники, — Локи сощурил глаза, склоняя голову набок и внимательно слушая. — Сколько возможностей у нас было… Мир лежал у наших ног, — Тони опустил глаза на собственные руки. — Слишком поздно. Локи понимающе выдохнул, потупив взгляд. Повисло недолгое молчание. — Чем я горд, так это тем, что открыто выступил против евреев. Я очистил немецкие земли от еврейского яда! — Старк задумался. — И мне нелегко уходить. А эта последняя минута… — Тони нервно улыбнулся, тихо хохотнув. — За ней вечный покой. — мрачно добавил он. — Пощадите немецкий народ, мой фюрер, — спустя несколько секунд тишины осторожно произнес Лафейсон, стараясь не портить спокойный настрой Энтони. — Если мой народ не выдержит это испытание, я не пролью по нему ни единой слезы!.. — процедил Тони, стиснув зубы. — Они не заслуживают иной судьбы и им некого винить, кроме себя. Они сами выбрали этот путь, их никто не принуждал. Локи, кашлянув в кулак в легкой растерянности, нервно сглотнул. — Уже много месяцев… — неохотно начал он спустя полминуты. — Я должен признаться, мой фюрер… Много месяцев я не выполняю ваших приказов по уничтожению инфраструктуры. Есть документы, которые подтверждают, что я не только не выполнял их, но и действовал им вопреки. — повисло молчание. — Я подумал, что будет лучше, если вы узнаете это от меня, чтобы не получилось, как с Уилсоном, — напомнил Локи об инциденте с первым предателем, который просто сбежал, а затем словил пули от гестапо. — Я должен был вам сказать. — с искренним сожалением добавил Локи. Раздался громкий хруст: Старк сломал карандаш, со сдерживаемой яростью бросая обломки на пол. Локи нервно проследил за всем этим жалостливым взглядом. — Однако моя верность лично вам оставалась неизменна. Тони тяжело выдохнул, стараясь сохранить самообладание. Третий нож в спину. Тем временем Лафейсон, поняв, что разговор исчерпал себя, молча поднялся на ноги. — Значит, уходите, — закивал головой Тони, поджав губы. — Славно, — склонил голову он. — До свидания. Локи вытянул руку для прощального рукопожатия, но остался отвергнутым. — Желаю вам всех благ, — бросил напоследок он, скрываясь за дверью. Тони даже не проводил архитектора взглядом, молча смотря в одну точку полными слез глазами. В комнату вошел Питер, столкнувшийся с Локи в дверях, и медленно, осторожничая, подошел к Тони, присаживаясь перед ним на колени и преданно утыкаясь лицом в его ноги. — Не глупи, Питер, поднимись, — устало выдавил Старк, ласково погладив Паркера по вьющимся волосам. Паркер лишь помотал головой, крепче прижавшись к ногам, и обхватил их руками, обнимая. — Я рядом, Тони. Я рядом, слышишь? И этих слов хватило, чтобы Старк в который раз собрал себя по кусочкам.

***

— Самый страшный грех — жалость к слабому. — Старк с неким энтузиазмом ковырял еду в тарелке, уже давно наевшись, и ждал, когда доест Питер, чтобы наконец уйти отсюда. За обеденным столом помимо Паркера сидели Барнс, Роджерс, фрау Роджерс, Бэннер, Ванда и Хоуп. — Этим ты предашь природу. — Сильный победит, — вытирая рот салфеткой, согласно кивнул Стив, — только если уничтожит слабого. — Я всегда соблюдал этот природный закон и никогда не позволял себе испытывать жалость. Я жестоко подавлял внутреннюю оппозицию и сопротивления других народов, только так можно с ними управиться. Только так. — сразу же после этих слов в трапезную уверенной поступью вошла Романофф, передавая фюреру какую-то папку. Воцарилось молчание. Обычно никто, кроме Старка, не говорил за столом. В большинстве случаев это заканчивалось разногласиями и, в лучшем случае, криками. Старк позволял себе быть снисходительным только в отношении Питера, и то не всегда. Энтони раскрыл папку, сосредоточенно прищурившись: без очков было крайне неудобно. Наташа встала поодаль, ожидая. Не прошло и полминуты, как Старк напрягся, вмиг постарев на несколько лет и осунувшись. — Стрэндж, — надрывно протянул он, — в Любеке предложил капитуляцию западным войскам через графа Бернадота. — вслух прочел Тони. — Так сообщает британское радио. За столом все начали нервно переглядываться, боясь, что на Энтони накатит очередная волна ярости, хоть это и было неизбежно. Один лишь Питер опустил взгляд в тарелку, понимая, что сейчас переживает его Тони. В груди что-то неприятно зашевелилось, заставляя сердце биться чаще, отдаваясь болью в ребрах. — Стрэндж. Из всех них именно Стрэндж! — отчаянно-яростно выкрикнул Старк. — Вернейший из верных! — лицо мужчины исказилось в гримасе боли. — Подлейший из предателей! — Энтони шумно втянул носом воздух, пытаясь успокоиться. Питер сильно сжал его ладонь в своей в жесте посмертной преданности и поддержки. — Ладно Уилсон, — вновь вспоминая первый нож в спину, протянул мужчина, — он всегда был продажной дрянью. Лафейсон — да. Идеалист, творческая натура. Все остальные — да, да, да, да, да! — вновь закричал он. — Только не Стрэндж, — надломленно добавил фюрер. — Он что, сошел с ума?! Он просил власти! Говорил, что я болен! И даже возможно мертв! — Энтони рывком поднялся из-за стола, уже крича во всю глотку и размахивая руками. Питер прикрыл глаза, рвано выдохнув. Черт бы побрал этого Стрэнджа! Паркер уже устал смотреть, как его мужчина страдает. — Оставьте меня наедине с фюрером, пожалуйста, — спокойно попросил Питер, выйдя из-за стола. Старк поджал губы, чувствуя себя совершенно беспомощным и давно потерявшим любой авторитет, несмотря на то, что его все еще боятся. Стив молча кивнул Паркеру, уходя, на что тот благодарно улыбнулся, мимолетно погладив Роджерса по плечу, и проводил их с фрау Роджерс взглядом. Все остальные покорно вышли из трапезной. Питер тихо подошел к Тони, положив свои ладони на опущенные плечи мужчины. Тот дрожащими руками притянул парня ближе к себе, обвив его талию и уткнувшись лицом в плечо, позволяя Питеру увидеть себя настоящего, больного и разбитого, полностью отражающего состояние всей Германии в общем. — Тони, — тягучим шепотом произнес Паркер, заставляя мужчину немного вздрогнуть. Прикрывая глаза, Питер вновь подумал о том, что в его объятиях находится самый опасный человек в мире, заставивший всю Европу лечь у его ног за такой короткий промежуток времени. Образ, который привили Старку, и то, что показывает сам Тони, совершенно разнится с тем, что видит Питер. Он заботливо погладил Энтони по седеющим волосам, приглаживая их. Питер Паркер точно никогда не бросит своего фюрера. Ведь он — его прошлое, настоящее и будущее. И плевать, что придется умереть. — Стрэндж будет убит. Он заслужил, — в ответ на эти слова Тони благодарно промычал что-то в плечо Питера, крепче прижав его к себе. — Он умрет самой страшной смертью, я обещаю тебе. Клянусь. Клянусь, Тони.

***

Старк молча прошёл в переговорную и сел на привычное место во главе небольшого стола. — Мой фюрер, русские наступают со всех направлений. У нас не осталось резервов, мы лишились поддержки с воздуха и возможности доставлять боеприпасы, — Одинсон развернул карту и положил на стол. — На севере иваны достигли моста Вайдендаммер, на востоке — Люстгартена, на юге — потсдамской площади, на западе — Тиргартена. — Это триста-четыреста метров от рейхсканцелярии, — наконец проявил интерес Старк, надевая очки. — Сколько сможете продержаться? — на его лице застыли ужас и некое замешательство, заставившие вновь почувствовать себя живым. Премерзко. — Не больше двух суток, — отрапортовал Барнс. — То же и правительственный портал? — спросил Тони, будто на что-то надеясь, и подпер голову кулаком. — Так точно. Мой фюрер, как солдат я полагаю, что мы должны прорваться через окружение. В битве за Берлин мы потеряли пятнадцать-двадцать тысяч молодых способных офицеров. — На то и нужна молодежь, — с небрежной невозмутимостью бросил Старк, сняв очки и в упор уставившись на возникающего Джеймса. — Ваше предложение абсурдно и нелепо! — вставил свои пять копеек Роджерс. — Вы думаете о тысячах раненых и убитых. Находясь здесь, мы не сможем им помочь. — Приказ уже готов, — Барнс положил бумагу на стол, даже не обращая внимание на Стива. — Даже если прорыв удастся, из этой ловушки я попаду в другую. Мне придется ночевать под открытым небом где-нибудь в хлеву и ждать, когда за мной явятся?! — Тони устало выдохнул, потерпев переносицу. — Вонг на подходе с двенадцатой армией. Он объединится с девятой, нанесет русским сокрушительный удар, и мы будем спасены! Вонг очень достойный человек, скоро вы убедитесь в моей правоте, — Тони тяжело поднялся с кресла с видом человека, неверящего самому себе. — Вонг придёт. — и вышел из переговорной, растерянно дыша. — Хотел бы я знать, способен Вонг атаковать или нет! — спустя несколько секунд молчания чуть ли не взвыл от безысходности Лэнг, стиснув зубы. — Маловероятно, что с такими малыми силами он сможет ударить по русским, — напряженно вклинился Бэннер. — Как вы смеете так говорить! — моментально отреагировал Роджерс. Все обернулись на его крик, но не придали особого значения. Еще до кучи этого слепо преданного не хватало. — Вонгу нечем выступить против Красной Армии! — Почему вы не скажете об этом фюреру?! — ничуть не тише спросил Одинсон. — Вы всерьез думаете, что фюрер сам об этом не знает? — рявкнул Барнс. — Но он не капитулирует никогда! А значит, и мы тоже! Я один раз попробовал, мне хватило! — вновь напомнил он о недалеком восемнадцатом. — Идемте, надо убираться отсюда.

***

Ванда в полной тишине печатала завещание фюрера, продиктованное лично им, когда в комнату рывком вошел Роджерс, поспешно закрывая за собой дверь. — Боже, господин министр, что с вами? — удивилась девушка, вскинув на Стива взгляд по-детски округлившихся проницательных глаз. — Представьте себе, фройляйн Максимофф, фюрер просит меня покинуть Берлин! Он отдал мне приказ! — лицо Стива исказилось в немом рыдании. — Я ни разу не нарушил ни один его приказ! Но на этот раз… — он всхлипнул, вытирая слезы. — Но на этот раз я не подчинюсь. Я останусь с фюрером до конца! Могу я продиктовать вам свое завещание?

***

— Мой фюрер, Энтони Старк, согласны ли вы взять в мужья Питера Паркера? — Да. — Питер Паркер, согласны ли вы взять в мужья фюрера Энтони Старка? — Да.

***

— Вонг застрял южнее озера Швилов. Двенадцатая армия не может продолжать движение к Берлину. Ядро девятой армии находится в окружении. — Капитуляции не будет. Я запрещаю вам сдаваться. Это приказ для всех командиров.

***

— Слушайте внимательно, Романофф. Я и Питер, мой муж, мы… Покончим с собой. Но я не хочу, чтобы русские выставили мое чучело в музее. Не дайте мне попасть им в руки ни живым, ни мертвым. Мое тело должно быть сожжено так, чтобы невозможно было опознать его, — Старк поднял взгляд на немного растерянную Наталью. — Обещайте мне, что сделаете все возможное для ликвидации моих останков. Обещайте. — Мой фюрер, это просто… Ужасный приказ, но я его выполню, — женщина поджала губы, преданно смотря на Тони. Тот благодарно кивнул.

***

— Мне нужно двести литров бензина. — Да вы с ума тут все посходили?!

***

— Я знаком с ним, с моим мужем, больше пятнадцати лет, — улыбнулся Питер, затягиваясь и лукаво глядя на Ванду с сигаретой, зажатой между пальцев. — Мне кажется, что я знаю о нем больше, чем он сам, но он любит поболтать, ты знаешь, — хохотнул парень. — И, честно говоря, я многого ожидал от переезда в Берлин, но не то, что прежде. — они молча курили до тех пор, пока Паркер не продолжил говорить. — А еще я ненавижу Блонди, — пробормотал Питер, напоминая Ванде о любимой собаке его мужа. — Иногда я пинаю ее ногой под столом, а Тони удивляется, почему она так странно себя ведет. Спустя несколько секунд молчания они рассмеялись в голос. Питер позволил себе расслабиться на плече у Максимофф. — Я поражена тем, что он позволил вам заглянуть себе в душу. Я имею в виду, что никогда не видела его таким искренним ни с кем, кроме вас. Иногда он может быть очень добрым и мягким, понимающим, а потом вдруг говорит такие… Страшные вещи. — Когда становится фюрером? — понятливо улыбнулся новоиспеченный Старк.

***

Роджерс, Роудс, Одинсон, Лэнг, Бэннер, Барнс и Романофф молча сидели в переговорной. Фюрер со своим мужем несколько минут назад удалился к себе, чтобы наконец покончить со всем этим.

***

Питер разглядывал ампулу с ядом, ничуть не сомневаясь и не волнуясь. Рядом Тони, которому он обещал, что никогда не бросит. И обещание он точно сдержал. — Взгляни на меня, — попросил Старк, коснувшись лица Питера. Тот поднял глаза на него, и Энтони впервые за несколько месяцев искренне улыбнулся. — Спасибо, Питер. — Сражались бок о бок и падем тоже вместе, — тот улыбнулся в ответ, прижавшись своим лбом ко лбу Тони. И это все еще больше и сильнее банального признания в любви.

***

Роджерс поднялся со своего места, начиная мерять комнату шагами. Раздался выстрел. Все синхронно встрепенулись. Романофф и Роудс быстро вышли из переговорной и открыли дверь в комнату фюрера. На диване безвольной куклой сидел Старк с простреленной головой, цепкой хваткой держа за руку умертвленного ядом Питера. — Фюрер скончался, — объявила остальным Наталья, вернувшись в переговорную. Тела вынесли и сожгли под покровом вытянутых правых рук, несмотря на взрывы, сотрясающие землю.

***

— Удачи. Теперь каждый сам за себя.

***

Лэнг и Бэннер переглянулись, докуривая сигареты и небрежно бросая их на бетонный пол. Зайдя в общее помещение бункера вместе со Скоттом, Брюс закрыл дверь. За ней почти синхронно раздалось два выстрела.

***

Роджерс, надев форму и все награды, неспеша направлялся к выходу из бункера вместе со своей женой, уверенной поступью следующей за ним. — Вы мне больше не нужны, — бросил Стив своему секретарю, накрывающему тела Лэнга и Бэннера. На улице Роджерса уже поджидали канистры с бензином. Он застрелил свою жену, а затем пустил пулю в лоб себе. Их тела сожгли.

***

— Посидите со мной, — попросил Хоган у Квилла. — С удовольствием, — тот присел рядом. Они находились в руинах одного из ранее прекраснейших зданий величественного Берлина. В бункере больше не было ни единой живой души. Неподалеку пели песни иваны, подобравшиеся катастрофически близко. — Почему вы так отчаянно боретесь за жизнь? — А вам почему так не терпится умереть? — не остался в долгу Квилл. — Видите это? — Гарольд показал Питеру колбу с ядом, которую вертел в руках уже минут десять. — Фюрер дал ее мне. — Последняя награда? — прищурился Квилл. — Возможно? Я обещал ему, что покончу с собой, как только попаду в руки русских. — Старк взял с вас клятву покончить с собой? Но зачем? — Вероятно, он не хотел, чтобы я плохо отзывался о нем. На допросах, — вздохнул Хоган. — Но вы дипломат. Вы под защитой международных законов. Что толку в том, что вы сдержите слово? — Они здесь! — раздался мужской голос из глубины заброшенного здания, не дав Гарольду ответить. Квилл чертыхнулся, встал, достав оружие и вытянув прямо перед собой, и подошел к остальным солдатам. Романофф и Одинсон с Барнсом молча подошли к Хогану, кивнув друг другу и будто что-то для себя решив. — Не стреляйте, друзья, — из-за развалин показался солдат. — Капитуляция подписана. Война окончена. Это конец. Шесть слов. Три синхронных выстрела Барнса, Натальи и Тора, колба с ядом Хогана. Четыре мертвых тела.

Меня заставили бороться. Плевать, что не хотел я сам.