Fine in your arms

      Уже некоторое время Бертольд ходил как сам не свой – хмурый, отрешенный, то и дело нервно покусывал губы и был чрезвычайно рассеян. Такое поведение встревожило Райнера, поэтому, чтобы улучить несколько минут наедине и выведать, что же приключилось, он пригласил его не спешить в столовую, а пройтись в сторону леса.       – Мы рискуем остаться без ужина, – Бертольд кивком указал на мчавшую впереди всех Сашу.       – В чем дело, Бертл? – обеспокоенно спросил Райнер, когда они остались одни под лиловым вечерним небом.       – Да ничего такого... – замялся Бертольд.       – Говори.       – Я... мне нужна твоя помощь, я хочу кое-что сделать...       – Что? Я всегда готов тебе помочь, ты же зна-...       – Райнер, – оборвал он, – замри на минутку.       Бертольд стремительно приблизился к нему и поцеловал в губы. Ощутив вкус желанных губ, Райнер забыл, как дышать, потому так и остался с ошалело раскрытыми глазами, поскольку не смел ни единым мускулом пошевелить. Он боялся, что даже стук его сердца может спугнуть момент. Поцелуй длился несколько секунд, но для него время как будто остановилось, и вся его жизнь разделилась на до и после.       Закончив поцелуй, Бертольд так и просиял:       – Спасибо! Теперь мне не так страшно... Завтра я обязательно решусь поцеловать Анни!       И он поспешил на ужин. Его улыбка растворилась в дымке заката, оставив Райнера в удушливых тисках последних слов. Все мечты обрели форму и рухнули в один короткий миг – несколько секунд рая завели его прямиком в ад. А чего он ожидал? Взаимности в своей жалкой любви к другому мужчине? Отчего Бертольд должен непременно полюбить его, своего друга, а не какую-нибудь девицу? Его доброта и внимание всегда были не более чем проявлением дружбы, так с какой стати Райнер решил, что может рассчитывать на ответные чувства? Он не смел тешить никаких надежд и готов был смириться со своей участью, но три минуты назад его, точно мотылька, заманил коварный свет фонаря и жестокое пламя опалило ему крылья. Бертольд лишь хотел попрактиковаться, чтобы не ударить в грязь лицом перед своей возлюбленной Анни; а Райнеру бы подыграть, с усмешкой хлопнуть друга по плечу и сказать что-то в духе «дерзай!» и жить дальше. Но, увы, эта шалость в клочья разодрала ему душу. Он простоял в одиночестве еще с минуту, и когда пощечины холодного ветра привели его в чувства, развернулся в сторону казарм. Внутри раскатывались позывы тошноты.       После ужина Бертольд настойчиво допытывался, почему Райнер не явился, но тот лишь отмахнулся, мол, аппетит пропал.       – Это из-за меня? Тебе было противно?       – Да нет, что ты...       Противно ему было не от поцелуя, а от самой ситуации. Поцелуй же... Он точно знал, что пронесет эти волшебные несколько секунд через всю свою жизнь.       Следующим вечером Райнер не смог найти причин отказать другу в совместной самоволке в Стохесс. Закончив со всеми делами, юноши припустили на позаимствованных лошадях к стене Сина, подкупив кстати дежурившую тем вечером по конюшням Сашу своими порциями на ужин. До города добрались уже затемно; пообещав Бертольду подождать полчаса, Райнер велел тому не задерживаться – обратный путь неблизок, а к утру нужно замести все следы отлучки и, по возможности, перехватить пару часов сна.       Ожидание в рощице на окраине стены было для Райнера настоящей пыткой. Воображение неустанно рисовало подернутую смущенным румянцем физиономию Бертольда; слова, которые он, возможно, говорил Анни; ее ладонь в его; их переплетенные пальцы; соприкасающиеся губы. Стряхнув подкравшиеся видения, Райнер поднялся на ноги и пошел на звук тихого журчания. Неподалеку обнаружился родник. С наслаждением умывшись ключевой водой, Райнер сделал несколько больших глотков и почувствовал себя немного лучше. По дороге обратно к лошадям, примерно в сотне шагов впереди, он различил нескладный силуэт, но подойдя чуть ближе, понял, что силуэт составляют двое – миниатюрная девушка в крепких объятиях высокого юноши – их руки сплетены, губы сомкнуты в поцелуе. Райнер замер на месте. То, что предстало перед ним, делало гораздо больнее, чем подкинутые воображением тени. Сердце обожгло воспоминанием о вчерашнем прикосновении тех самых губ, что сейчас так любовно сливались с устами Анни. У Райнера закружилась голова, внутри снова все заходило ходуном и его вырвало. Он развернулся и побежал обратно к роднику, прополоснул рот, умылся, опустился на траву. Вода же, что стекала по его лицу, была уже не так холодна и почему-то казалась соленой. Подавив невесть откуда накатившие рыдания, Райнер окунул лицо в ледяную воду; нужно успокоиться, нужно выдвигаться в обратный путь, не время раскисать.       Гнать во весь опор не получилось, видимость при лунном свете неважная; но все же дорога домой, как это бывает, показалась короче. Они вернулись чуть позже двух часов ночи и успешно прокрались в казармы незамеченными. Окрыленный Бертольд мирно устроился на подушке и сладко заснул. Райнеру было не до сна. В животе крутило после выворачивания наизнанку, скач галопом также не способствовал улучшению самочувствия, а удрученное эмоциональное состояние стало отличным дополнением к физическому недомоганию.       Сумев бесшумно выбраться на улицу, Райнер вдохнул полной грудью и с радостью бы выпустил в пустоту ночи утробный крик, да всеми силами сдержался и побрел куда глаза глядят. Проходя мимо сада, вспомнил, что давно ничего не ел и сорвал с дерева ароматное яблоко. Желудок все еще ныл, но голод был сильнее, потому он смачно надкусил спелый плод, и характерный хруст эхом отозвался по округе. Сок дорожкой заструился по подбородку, слезы по щекам. Сдерживаться не было больше сил, и припав спиной к холодной стене, он тихонько заплакал. За рваными всхлипами он не услышал приближающихся шагов. Когда заметил, что не один, обнаружил заодно, что подпирает стену здания штаба, а к нему движется высокая фигура офицера.       – Черт, ну я попал... – обреченно проговорил Райнер себе под нос и выпрямился.       – Почему не в казарме в такой час, солдат? – раздался строгий голос.       Еще пара шагов и офицер вышел из мрака, оказавшись в сегменте лунного света. Перед Райнером стоял Эрвин Смит. Встав смирно, он перекинул яблоко в левую руку, а правую приложил к груди и отдал честь.       – Командир!       – Райнер Браун, так? – спросил Эрвин.       – Так точно!       – Что ты здесь делаешь? Солдатам не дозволено разгуливать в такой час. Ты же не пьян?       – Никак нет! – чеканил Райнер фразу за фразой.       Тут он вспомнил, что вдобавок ко всем нарушениям предстал перед командиром разведкорпуса с мокрым заплаканным лицом.       Да что за день такой! Провалиться бы сквозь землю!       – Я все объясню, – начал он.       – Пойдем со мной, – оборвал Эрвин и развернулся в сторону штаба.       Уж не в полицию ли он меня ведет, думалось Райнеру, но Смит привел его в свой кабинет.       – Присаживайся, – Эрвин указал рукой на стул, сам взял другой и сел напротив, – так в чем дело? И почему ты плачешь?       Как же неловко...       – Это моя личная проблема. Я готов принять последствия нарушения устава и понести надлежащее наказание, но прошу вас, не придавайте моему нынешнему состоянию значения; умоляю, забудьте, что видели меня таким.       – Не нужно стыдиться слез, ведь ты человек, Райнер.       Спокойный голос Эрвина был как бальзам на душу.       – Уверен, у такого мужественного юноши и образцового солдата были веские причины нарушить запреты и предаться душевным терзаниям. Поговори со мной, тебе станет легче. О наказании подумаем потом.       Ни за что и никогда не открыл бы Райнер своей порочной любви невовлеченному в интригу человеку, тем более вышестоящему, непосредственному командиру. Но за последние два дня он уже многим для себя поступился, и раз уж пойман с поличным, проще рассказать всю правду и будь что будет. Райнер начал свой рассказ. Забывшись в порыве чувств, он сорвался с места и заходил по кабинету, в красках передавая свои переживания, вызывающие буквальную физическую боль в груди. Утаил лишь, что возлюбленная его возлюбленного служит в жандармерии Стохесса, откуда они только-только вернулись.       Эрвин внимательно его слушал, следил за каждым его шагом; когда тот закончил и устало припал лбом к стене, поднялся со своего места и подошел ближе. Их разделял один шаг.       – Я хорошо тебя понимаю, – начал он, устремив невидящий взгляд за окно, – в юности я тоже имел несчастье влюбиться в своего близкого друга.       – Неужели? – удивился Райнер, вскинув голову.       – В этом нет ничего удивительного, как нет ничего странного или неправильного. Чувства, как правило, безотчетны перед здравым смыслом и такие вещи, конечно, не контролируются. Как думаешь, ты можешь с этим что-нибудь сделать?       Райнер потупил взор.       – Могу ли?..       Вдруг, его тяжелый вздох потонул в плече Эрвина, что неожиданно оказалось так близко. Райнер без колебаний обнял командира за талию и уткнулся лицом ему в грудь, не сумев обуздать слез.       – Команди-и-р...       – Любить всегда непросто, а уж мужчине полюбить мужчину, своего друга... Раскрывшись, ты рискуешь потерять все, скрываясь – страдать.       – Вы не понаслышке знаете... И что мне делать? Что сделали вы?       Райнер поднял голову. Эрвин заглянул ему в глаза и смахнул катившуюся по его скуле слезу.       – Все, что ты можешь сделать, это довериться времени. Ведь говорят – время лечит; рано или поздно, но оно исцелит и твое сердце. Я полюбил его, я был отвергнут им, я провалился в ад. Но вот он я перед тобой, могу легко посмеяться над той неудачей, потому что пережил это и пошел дальше.       Прижимая Райнера к груди, Эрвин поглаживал его по голове. Теплая ладонь словно отгоняла все тяжелые мысли и внушала спокойствие. Тут Райнер вздрогнул, почувствовав на виске невесомый поцелуй. Он нерешительно поднял голову, и прежде чем успел осмыслить происходящее, ощутил такое же мягкое прикосновение к губам. Эрвин накрыл его губы своими, властными и умелыми, легонько провел языком по нижней губе и вовлек в неизведанные глубины наслаждения. Отдавшись на волю случая, Райнер полностью забылся в сладостном слиянии с командиром разведкорпуса, в чьих объятиях ему было так хорошо.       – Твои губы слаще меда, – прошептал Эрвин, когда закончил поцелуй, – но я потерял голову и украл твой поцелуй, прошу прощения.       Раздался короткий стук в дверь и в кабинет вошел капитан Леви. Эрвин в последний миг сумел отпрянуть от Райнера и отвернуться к окну. Тот также рванул два шага назад и вытер лицо рукавом рубашки.       – Солдат, нам с командиром нужно поговорить наедине, – бросил Леви, даже не взглянув на него.       Голос капитана обрушился на Райнера ведром холодной воды и живо привел в себя; не осмелившись взглянуть на Эрвина, он поспешил покинуть кабинет. И ему было абсолютно наплевать, отчего все командование на ногах в столь поздний час.

***

      На протяжении следующих дней Райнер не мог избавиться от ощущения, что старательно ищет встречи с командиром: задерживается после учений и частит захаживать в штаб, правдами и неправдами выбивая себе поручения в качестве повода приблизиться к командованию. Но большей неожиданностью для него стало безразличие, которое пронизывало его при виде воодушевленного письмами Анни Бертольда. Неужели один поцелуй Эрвина Смита настолько преобразил его сознание? Так или иначе, этого хватило, чтобы сердце Райнера более не жгло досадой, когда Бертольд одаривал его невинной дружеской улыбкой; он уже не морщился от боли, когда Бертольд нежно обнимал Анни – все внезапно стихло, как рукой сняло – большой теплой ладонью, что поглаживала его по голове, прижимая к широкой груди. Возможно ли такое в самом деле или он попросту помешался – Райнер не хотел разбираться; засыпая ночами и пробуждаясь по утрам, он отчаянно желал поскорее увидеть Эрвина Смита.       Две недели спустя, стоя в первом ряду во время очередного построения на плацу, Райнер не мог отвести глаз от красавца-командира, пока тот наставлял новобранцев перед грядущей вылазкой за стены. В моменты прочувствованных патриотических речей его очаровательный лик делался еще краше, светился мужественной силой и энергией. Его слова будоражили все естество – но не заключенное в них послание, а тон и тембр голоса, которыми они были произнесены. Райнер настолько залюбовался зрелищем, что получил от Конни локтем в бок – мол, чего рот разинул, экой восторг. Смутившись, Райнер подобрался и попытался состряпать как можно более невозмутимую мину, даже украдкой бросил взгляд на стоявшего по другую руку Бертольда, затем на командира и опять на друга. Теперь он был уверен – Бертольд ему не более чем друг и он готов это принять. Вздохнув, он снова посмотрел на командира разведкорпуса и встретился с ним взглядом; сердце тут же пропустило удар. Короткий миг зрительного контакта выбил искру, точно огниво из кремня, и внутри него вспыхнула страсть.       Чуть позже вечером, незадолго до ужина, вернувшийся из штаба Эрен сообщил, что Райнера вызывает командование; вероятно, для персональных инструкций по предстоящей вылазке. Его сердце так и заколотилось при мысли, что вот-вот представится возможность вновь увидеть Эрвина. Ноги сами пустились в путь, в считанные минуты доставив его к дверям кабинета командира разведкорпуса. Два раза постучав и получив приглашение войти, Райнер повернул ручку.       Эрвин сидел за столом, изучая план построения для миссии. Как только дверь отворилась и посетитель прошел в кабинет, он свернул документ, убрал в стол и поднялся с места.       – Вызывали, – начал Райнер, его голос дрожал.       – Ты сегодня с меня глаз не сводил, – прошипел Эрвин, приблизившись к Райнеру, – я с трудом сдержался, чтобы не наброситься на тебя там же на плацу.       Он провел ладонью по щеке опешившего Райнера, скользнул к затылку и резко притянул его к себе. Дистанция была минимальной, их лбы соприкасались, с приоткрытых губ срывалось тяжелое частое дыхание.       – К-командир, – слабо проговорил Райнер.       – Назови мое имя.       Эрвин обхватил его лицо ладонями.       – Командир Эрвин.       – Имя, – требовательно процедил он.       – Эрвин...       Их губы слились воедино, руки сплелись в объятия. Через минуту рубашка Райнера оказалась на полу, на Эрвине расстегнута.       – Я желаю тебя прямо здесь и немедленно.       Эрвин достал до замка на двери и потянул Райнера за собой к столу.       – Я чуть с ума не сошел во время вашей речи! Особенно завелся, когда вы посмотрели на меня. Сразу после помчался в уборную...       – М-м, и что ты там делал?       Эвин покрывал его шею и грудь влажными поцелуями.       – Попытался снять напряжение рукой.       – Помогло?       – Не очень.       – Конечно нет, глупенький. Для истинного удовлетворения нужно кое-что большее.       – Научите меня всему...       Райнер не сдержал стона, когда почувствовал сильную руку на своем паху. Эрвин ловко расстегнул его штаны, просунул ладонь в белье и стал ласкать возбужденный член.       – Прикоснись и ты ко мне, Райнер, – раздался над ухом шепот командира, – опусти руку... вот сюда.       Он положил его ладонь на свой член.       – С ума сойти!.. – изумился Райнер, прощупав через штаны внушительных размеров достоинство Эрвина.       – Да, вот так, теперь достань его из штанов. Тебе понравится...       Райнер поспешил сделать, как велено, и в очередной раз поразился, насколько одарен командир. Запечатлев на его устах очередной глубокий поцелуй, Эрвин развернул его и уложил на стол. Влажные от слюны пальцы скользнули ему сзади в белье.       – Я покажу тебе, что такое на самом деле любовь двух мужчин. Сейчас ты ощутишь невероятную боль, но, поверь мне, далее последует наслаждение, за которое ты готов будешь умереть.       – Я согласен... – проговорил взбудораженный Райнер.       Он отдался Эрвину без остатка. Стиснув зубы, вытерпел чрезвычайно болезненное вторжение в свое тело (благо, у Эрвина в столе был припасен вазелин) и ощутил, как эта разрывающая физическая боль, постепенно перетекая в неимоверное наслаждение, возвращает его к жизни.       Глубокой ночью, сидя в обнимку с Эрвином на полу у окна, Райнер не мог поверить в действительность происходящего.       – Слишком хорошо для реальности, – пробормотал он себе под нос.       – Для тебя в порядке вещей бесконечные страдания? – сонным голосом спросил Эрвин и ласково потрепал его по макушке.       Райнер горько усмехнулся. Иллюзия блаженства рухнет в следующий миг, стоит вспомнить, кто он таков. Ведь угораздило его найти утешение в непримиримом враге. Совсем скоро Эрвин возненавидит его и пожелает его голову на блюде. Но пока эта голова покоится на груди командира разведкорпуса, можно украсть у судьбы еще один кусочек счастья. Крепко обняв Эрвина, Райнер потянулся к его губам с нежным и, быть может, последним поцелуем.