Белым-белым

В воздухе расцветали звёзды. Их мягкий свет струился по ветру, что разгуливал меж опустелых площадей; в небесах танцевала ночь. Прохлада выхолаживала комнату. Лёжа в белых перьях — скомканных простынях, пропитанных хладом и кошмарами — Неро был готов повеситься с тоски. Раньше, просыпаясь в страхе, он хотя бы мог увидеть витиеватые узоры на белёсых стенах; ныне — всё тонет в сизой белизне, устланной запахом спирта и таблеток. Ныне всё укрыто тишиной, но в ушах Неро хрустят обрывки блистеров. Обезболивающие. Тонизирующие. Успокоительные. Много успокоительных. Таблеток — словно снежинок в декабрьских тучах. Неро с тоской смотрит на кувшин, цветущий лунным светом. Вода в нём холодная — как снежинки — и тоже со вкусом медикаментов. Отвернулся. Белый мир нагоняет на него тоску; здесь ему кажется, что мир обёрнут в тишь и забвение. Что жизнь Неро — та, привычная, с рычащим акселератором и роем тьмы, вьющимся из тел пугал и химер — где-то там, окрашена боем и кровью. В ней нет места для больниц и таблеток, в ней нет места —

для калек.

Когда всё стало белым-белым, он всё равно что погиб. Шорох за окном звучит ярче, чем белая краска. Неро лениво обвёл раму серым взглядом — ему уже всё равно, будь то пьяница, демон или даже Данте. Данте, который бросил его в этом проклятом госпитале и запер — повалив на кровать, прижавшись грудью и рыкнув, как хищник на своего неразумного детёныша, чтобы припугнуть, подчинить. Сразу почему-то забылась его демоническая кровь, наследие Спарды, спасение мира и всё такое прочее. Раньше Неро и правда казалось, что Данте верил в него. Именно верил. Не смотрел со снисхождением. Теперь же… — Ах, Неро… Я уж было решил, что ты задремал. Голос Ви трепещет в шорохе крыльев. Он чёрным вихрем врывается в комнату — в его тень ныряет Грифон вместе с Тенью, чтобы мирно побродить по городу и не мешать хозяину. Вместо татуировок у Ви — сплошные зарубки. Прямо как на культе Неро. — Зачем ты распустил фамильяров? — озадаченно, но с долей своеобразного равнодушия спросил охотник. — Тебе опасно здесь. — В госпитале? — улыбнулся Ви, мягкой кошкой скользнув с подоконника. — Почему же? — А как же… Оказывается, демоны — те ещё сплетники, — фыркнул он и многозначно указал на свою перемотанную культю. Ви не шелохнулся, но взгляд его — иней в августовских травах — вежливо последовал вслед за указанием. — Слухами земля полнится, — мягко парировал Ви. — Демоны подумали, что смогут одолеть тебя? — Они решили, что раз у меня нет руки, то меня можно уничтожить раз и навсегда. Пресечь линию, так сказать, на корню. — Но ты не даёшься, — приободрил его чернокнижник. — Но я не даюсь. Ви клонит голову к острому плечу. Всё его тело состоит из изломанных линий — острых, как лезвие, и даже в татуировках и зарубках чувствуется сложная геометрия и вихрь эмоций, неизменно подавляемых скромной натурой чернокнижника. Тонкая антикварная трость прислонилась к подоконнику (боже, Неро, если б ты только знал, с какой злостью Ви бил стекло витрины, пытаясь спасти Грифона). У Ви под кожей одна сплошная смута, хоть и таится она в глубине его зрачков. Это потому у Ви такие странные, затянутые тиной глаза — в них спутаны сомнения, которые Неро никогда в своей жизни не поймёт. Не поймёт, ведь в глазах у него — байкальский лёд, в котором видны замёрзшие рыбки-мысли. Весь Неро ясен, как солнечный день, и эмоции вихрятся не в глубине его сердца — снаружи, словно пламя, что горит в кромешной темноте. Белый и чёрный. Вспыльчивый и спокойный. Слабый и сильный — тут уже в разных последовательностях. — Как твоё самочувствие? — спросил Ви и внимательно, с лёгким прищуром, посмотрел в ясное лицо охотника. — С тобой как будто бы… что-то не то.  — Всё хорошо, — неохотно отмахнулся Неро, словно бы смутившись. — Почти и не болит. — Можно? Ви смотрит мягко и нежно. Его внешней остроте неизменно сопутствует кошачья вальяжность и мягкость: Ви истинный танцор. Неро вздохнул. Словно птица, он встрепенулся в своём гнезде из простыней. — Не думай, что никто не замечает твоих страданий, — вздохнул Ви, устроившись на койке. — Твои раны так тяжелы… Зачастую я поражаюсь твоей силе. — Нет во мне силы, — огрызнулся Неро. — Её мне вырвали вместе с локтем. Из кармана Ви осторожно вытянул зелёный кристалл — маленький и округлый, слишком яркий, светящийся изнутри. — Это лимфа? — удивился Неро и отстранился. — Не надо! Ви, у меня есть оружие, а это место всё-таки защищено. Оставь, тебе гораздо нужнее! Ви, чтоб тебя… Чернокнижник слушает вполуха — снова молчал, обронив себя в грёзы — и мягко разминает шарик. Задумчивая улыбка. Аккуратным ногтем Ви протыкает плёнку. На кончике тлеет тьма — лимфа тает, превращаясь из кристалла в неприятную слизь. Ви касается культи Неро осторожно, почти боязливо. Совершенно не страшно, не жгуче, не остро; Неро стыдливо отводит взгляд, щурясь от приятной прохлады. Зуд усмиряется. Боль угасает. Неро смотрит на Ви — тёплого, нежного — взглядом побитого щенка, которому сердце щемит от чужой доброты. В ресницах чернокнижника вихрится сон и усталость — но он не жалуется, не обращает внимания. Его руки мягко оглаживают плечо Неро, забирая всю боль себе; отдаёт — зелёную мазь, что немного унимает фантома. — Ты сильный, — обнадёживающе улыбнулся Ви. — Ты справишься. Мы что-нибудь придумаем. Неро перехватывает его острые ладони — у Ви холодные, тонкие руки — своей здоровой, хоть её и едва ли хватает. Цепляется за неё, словно за жизнь: за холодную, тонкую, острую жизнь, всю в рубцах и царапинах от асфальта. У Неро губы горячие, как и кровь. Он целует жарко, пылко, словно пытаясь выпить хлад Ви и хоть немного забыться, одолеть кошмары. — Ну же, — усмехнулся Ви и отвернул расцвеченное краской лицо к плечу, на запястьях танцуют мурашки. — Что же ты, нельзя быть таким несдержанным. Ну же, Неро! Охотник целует отчаяннее — тычется носом в изгибы локтя, словно щенок, и дрожит, отпустив эмоции. Всё же одну свою руку Ви отнимает, зарывается пальцами в короткие, жёсткие волосы Неро, похожие на белую волчью шёрстку. — Неро, ну же… Я ведь и уснуть могу здесь. — Тогда спи, — буркнул Неро, и голос его приятно защекотал рубцовую кожу Ви. — Спи, я не разбужу тебя. Кирие не разбудит. Никто не разбудит, Ви. Спи… Маки у Ви на щеках цветут всё гуще и ярче, словно на полях. Он смеётся — низко, терпко — но не возражает и не отнимает рук. Всего лишь повинуется и засыпает, греясь о волчьи поцелуи. Крик Грифона и грозовые раскаты вспугивают обоих — Неро чувствует, как цвет ускользает из его рук. Ви смахнул с ресниц сон; снова серьёзен, снова поэтичен. У трости он оказывается раньше, чем Неро успевает очнуться — охотник, мотнув головой, уже собирался вскочить, когда острая ладонь остановила его. — Отдыхай, Неро, — устало улыбнулся Ви. — Вспоминай меня. Тень с рыком выпрыгивает из тьмы и кружит Ви в тёмном вихре; в ветре вокруг разбиваются звёзды и слышится ночь. Неро почти поднялся с постели, когда Ви, расслабившись, упал в объятия тени и растворился в ней, белея волосами. Они не прощаются. Неро слышит в осколках звёзд далёкие звуки битвы — его битвы, цепями сковавшей запястья Ви — и хохот молний, разрывающий небеса. Фиалковые блики скользят вместе с луной по стенам. Гром рычал в небесах; подойдя к окну, Неро с тоской смотрел на цветущие молнии. Всё ещё чувствуя хлад чернокнижника, он отгонял от себя белый мрак, подступающий изо тьмы. Неро легче. Пусть ему и тоскливо — хочется ведь схватить меч и ринутся в гущу битвы — это тоска становится приятной, тихой, объятой странной мистической силой Ви и его фамильяров. Неро не может сражаться — по-крайней мере, пока — но он может ждать, может целовать тонкие руки Ви и обнимать его, согревая. Придётся ждать. И, наконец, когда всё вновь станет белым-белым — Он дождётся.