Признание

      Я влюбился в своего ива раньше остальных сервампов. Раньше понял, хорошенько обдумал и пришёл к выводу, что пора признаться. Мне этот шаг дался с трудом, но я решился. И всё же… Как бы я ни старался привлечь внимание Лихт-тяна, к примеру, постоянно пытаясь обнять, но после победы над Цубаки, старший брат и его ив сошлись быстрее. Вот тогда то я и стал раздумывать всерьёз, как объясниться в любви. Лихт-тян человек особенный, значит и признание должно быть особым, происходить в особенной романтической обстановке.       Например, в постели утром после бурного секса. Ага, как же. Я готовился к этому целый день настолько хорошо, что запомнил все удобные и не очень позы, однако, когда я залез на постель, вместо сексуальной такой фразочки, от которой Лихт-тян мог тут же дать мне, я прохрипел… Что-то. Он долго смотрел на меня, как на ненормального, а затем отказался ночевать со мной в одной комнате. Больше я не пробовал.       Следующей попыткой был — мишка. Плюшевый такой, белый. Пушистый. Но отчего-то Лихт-тяну он не очень понравился. Возможно оттого, что мишка упал на него, как сюрприз. И вероятно он был слишком тяжёлым… Недостаточно, чтобы Лихт-тян вырубился, но как раз для того, чтобы вырубился я. Даже Лихт-тян после признал, что капельку перестарался.       Как видите, с романтикой у меня дела совсем не ладились, и я решил обратиться за помощью к Лили, как к более опытному в любовных делах. Он внимательно выслушал мою проблему, одновременно убираясь в комнате своего ива, напряжённо обдумал, заодно проверяя уроки, заданные Мисоно, а затем, приготовив горячий шоколад, сказал мне, что обычно любимым дарят что-то сделанное своим руками. И я глубоко задумался. Мой выбор пал на поэму. Всё-таки в этом я хорош! Но на всякий случай я также вышил сердце, размером с подушку. Чтоб наверняка.       Однако я же знаю Лихт-тяна, он никогда не выслушает меня в повседневной обстановке. Отмахнётся, что занят или ещё чего, по разному бывает. Поэтому между нами нужно было наладить связь, чтобы у него не было ни сил, ни желания избавиться от меня. А затем я бы и признался. План был идеален, да…       Нужную ситуацию я продумал быстро. Составил более подробный план, обдумал и продумал его до малейших деталей, а вечером уже стоял под окном гостиницы Лихт-тяна. Сначала меня, видимо, приняли за неадекватного, находящегося под алкогольным состоянием, потому что долго кричали, чтоб я проваливал, пытались вылить на меня холодную воду. Затем кто-то решил, что я фанат Лихт-тяна, видимо услышав его имя в поэме, и мне стали кричать, что сейчас вызовут полицию. Кричали в основном старушки, а с моим голосом никогда не сравниться, поэтому я успешно перекрикивал их. И вот тот долгожданный момент — открывается окно Лихт-тяна. Вовремя, я как раз начал заканчивать поэму, поэтому изо всех сил кинул к одну вышитое сердце. Как я уже говорил, план был продуман до мелочей, вплоть до траектории полёта сердечка.       Поэтому до окна оно долетело благополучно. Вот только в моих радужных мечтах оно мягко опускалось в руки удивлённого Лихт-тяна, а не врезалось в его обозлённое лицо, заставляя слабо пошатнуться. И уж конечно же, не вернуться обратно ко мне, вдавливая в землю. Это каким таким человеком, извиняюсь, ангелом, надо быть, чтоб вот так вампира отшить?! И, хочу заметить, на следующее утро почти каждый житель гостиницы лично пожали руку Лихт-тяну. И ведь, благодаря мне, между прочим!       Решив, что переборщил, всё-таки орать под окнами серенады возлюбленной несколько старомодно, я решил просто украсить покупную игрушку своей вышивкой. Купил, опять же медвежонка с сердечком на животе, и вышел красивыми буквами «I Love You». Получилось мило, но недостаточно. Поэтому убрал всю вату из медведя и заполнил полученное пространство конфетами. Мой план был идеален.       Так я наивно думал, до того момента, когда Лихт-тян аккуратно, словно бомбу взял медвежонка, осторожно тряхнул его. Конфеты тут же посыпались на пол и на ноги моего ива. Видимо, я слишком долго держал мишку в тепле или ещё от чего-то, но судьба решила посмеяться надо мной и растопить большую часть шоколадок. Злобно сверлящий меня взглядом Лихт-тян, перемазанный шоколадом к романтике особо не распределял, так же, как и эта оглушающая тишина. Недолгая. — Кры-ы-ыса! — почти завыл он, бросаясь остатками бедного мишки, — Ещё раз в доме хоть одного медведя увижу — убью!       Гонялся он за мной долго и очень долго, но я всё же смог убежать. Спрятавшись на крыше стал рассуждать о неправильной психологии Лихт-тяна, пока тот отстреливал меня различными вещами. Ей богу, мне жалко жителей этой гостиницы. Спас меня Кранц. Конечно, по головке не погладил, но уже тот факт, что они смог усмирить Лихи-тяна, высоко поднимал его в моих глазах. Единственное, пришлось пообещать, что больше, на этой неделе, я не буду придумывать ничего, что могло бы испортить психику Лихта-тяна. Я и пообещал. И с честью решил сдержать обещание. Потому что, во-первых, я уже кое-что придумал, пока сидел на крыше, а во-вторых, это «кое-что», никоим образом не могло повредить психику Лихт-тяна.       За последнее время, пока я пытался признаться, наши отношения несколько улучшились. Я стал гораздо меньше раздражать Лихт-тяна из-за нехватки времени, а он наконец таки согласился, что я не худший вариант из сервампов. И вообще, теперь мы можем спокойно находиться около друг друга и в течение примерно двадцати минут ничего не сломать. Так что, несмотря на застой с признанием, наши отношения заметно улучшились. Хорошо обдумав поведение Лихт-тяна, я понял, чего не хватает моим недо-признаниям.       Желания Лихт-тяна! Во всех романтических фильмах, что я успел посмотреть во время сбора материалов, девушка молчала во время признания, мило улыбаясь, а после, утыкаясь в грудь главного героя, шептала: «я тоже!». Мой ив, конечно, не женского пола, но это уже не существенно. Главное, если он и молчит, то зло зыркает на меня глазёнками. Чёрными от ненависти. Поэтому нужно было признаться в более спокойной и умиротворённой обстановке. А для этого нужно каким-либо образом эту самую обстановку создать.       Подходящий момент я поджидал три дня. Молчал, улыбался Лихт-тяну и медленно подбирался ближе к его сердцу, змейкой захватывая в кольца кровеносный сосуд. Правда все эти три дня мой ив напряжённо готовился к концерту, поэтому моих манёвров почти не заметил. Почти — это семь жалоб Кранцу, что Хайд странный, пугающий, что постоянно молчит, сверкая глазами… И ещё несколько жалоб в подобном роде. Я бы даже обиделся, если бы моим объектом любви выступал не Лихт-тян. Но у моего ива настоящей пламенной любви никогда не было, соответственно мои пламенные взгляды его неподготовленного пугают. А жаль, я неделю тренировал их на одной продавщице мороженого. Она оценила, и теперь я могу питаться им хоть по три пачки.       Коротко говоря, подходящая ситуация возникла лишь после концерта. Лихт вообще после концертов становиться более спокойным и, если всё пошло на «ура», — гордый. И готовый выслушать почти любого из приближённого к нему круга. То есть — меня, Гила, Кранца. Иногда ещё Махиру, но тот редко звонит после концертов, предпочитая дать отдохнуть нашему великом пианисту.       Так вот, я бочком пододвинулся к его креслу и уже даже открыл рот для признания, когда меня наглым образом перебили. — Крыса. Если я скажу, что влюблён в тебя, что ты сделаешь?       Самый обычный вопрос, если подумать. И ответ у меня имеется. Только вот дерзкая фразочка: «А если я скажу, что тоже?», так и вертящаяся на языке — внезапно застряла в горле и наотрез отказалась идти дальше. В голову резко хлынула кровь, а я даже слабо покачнулся на ногах. В голове резко заносились мысли, и я даже сравнил себя с малолетней школьницей, в первый раз получившей признание, отчего стало немного обидно. Ещё обидней, от того, что фактически вся моя подготовка оказалась напрасной. Так что, едва я пришёл в себя, тут же накинулся на Лихта со словами: — Вот почему ты постоянно всё портишь, а?! Первым должен был признаться я! — Почему? — Лихт моргнул пару раз, немного приподнимаясь с кресла. — Капочему! — гордо ответил я, — По законом жанра, канона, да и тому что я просто краса… — Крыса?       Выразить возмущение не удаётся. Говоря литературным языком — мои губы берут в пленительный и такой долгожданный пример плен, говоря более ясно выражающими мою мысль словами — целуется Лихт-тян не ахти, но и быть ведущим пока не даёт. Приходиться сдаться и, хоть уши пылают невероятно, начать получать удовольствие. — Ты всё это время просто хотел признание сказать? — задумчиво спросил он, отстраняясь.       Выдавить что-то из себя в таком состоянии — сила Богов, но никак не вампиров. Поэтому киваю, одновременно вытирая несколько капель крови с губы — всё же Лихт слегка перестарался. Он, кстати, всё с той же задумчивостью, вздохнул и слабо улыбнулся. Он. Улыбнулся. Мне. Осторожно касаюсь своего правого клыка и тут же получаю вполне уместный вопрос — «зачем?». — Да вот, надумываю, когда можно сходить к Хью и спросить у него — не ядовиты ли наши клыки, — отвечаю, старательно отступая.       Отступать мне дают шагов три, не больше, а затем мягко приобнимают за талию, проводят по волосам и шепчут в ухо: — Я принимаю твоё признание на двух условиях. Первое — я актив.       Я сглатываю, вспоминая всё, что читал о второй позиции в интернете, и невольно вздрагивая. Ну да, я целиком и полностью уверен, что жалеть меня не будут. Я бы тоже не пожалел, после стольких-то дней стресса и страха за свою нервную систему. Но это же я. А Лихт — он не просто не пожалеет, он отомстит. Ёлки-иголки, ну почему всё всегда идёт не по моим планам? — А второе условие… — язык резко отрывает от мыслей и проводит по красному уху, затем спускается на шею, вновь поднимается, так, что глаза, необычно ярко сверкающие сейчас, оказывается на уровне моих, и немного хриплый голос властно шепчет, — Никаких мишек в нашем доме!