"Ненужные подарки"

Сайонджи не считал себя плохим женихом. Он был галантный, хорошо выглядел и любил дарить подарки: так выглядит общепринятый идеал мужчины и так выглядел он. Ну да, он оставался вспыльчивым и ревнивым, но это простительные недостатки для настоящего мужчины: к тому же он зачастую компенсировал их заботой об Анфи или подарками — благо, денег у его родителей всегда было достаточно. Анфи, к её чести, была покорной и послушной девушкой: она пользовалась его дарами и не прятала их куда подальше, как это часто делают другие. Он одевал её в платья, которые сам покупал, велел пользоваться подаренными им духами и украшениями, испытывал гордость и удовлетворение, когда видел свои открытки на её столе… Деньги превращались то в одни, то в другие товары, и Сайонджи не жалел денег: деньги покупают не только проституток, деньги — щит от проблем и безысходности, деньги — способ показать свою любовь и ласку, если ты не умеешь этого делать в других условиях. Сайонджи умел и гладить, и целовать, и произносить слова любви, но всё это как будто бы не привязывало Анфи к нему сильнее: она не становилась ни более любящей, ни более ласковой. Деньги, по крайней мере, могли сделать её обязанной его любить. Потому что деньги, помимо всего прочего, это обязательство. Но она не стала. Анфи оставила все подаренные Сайонджи вещи и не взяла в отношения с Утеной ничего из прошлой жизни, кроме школьной формы и любви к цветам. Тоога заметил, что Анфи так делает каждый раз — вероятно, чтобы не вызывать ревности и раздражения нового Принца, однако Сайонджи эта новость совсем не утешала. Он не один из многих. Он не один из бывших. Он не тот, кому можно просто отдать вещи обратно, как только в отношения вклинится выскочка из новеньких. И он… он же правда её любил. И сейчас, когда ему особенно больно, он восстанавливает её облик, перебирая отданные назад подарки, хотя сам завтра же увидит её на уроках. Записная книжка восстанавливала её распорядок дня и планы на будущее: она рассказывала про жизнь Анфи. Игрушки кокэси для влюблённых сохраняли тепло её пальцев: они рассказывали о славных днях совместного прошлого Сайонджи и Анфи. Оставшиеся сладости напоминали о невыполненных планах Сайонджи: они напоминали о несостоявшемся будущем их пары. Брошь с розовым камнем возвращала к жизни воспоминания о внешности Анфи, особенно повороте головы её, неуловимом блеске в глазах и вечной сдержанной улыбке, которая не пропадала даже в худшие их дни: она рассказывала о том, какой Анфи была рядом с ним. Сайонджи перебирал засохшие цветы, лёгкие карандашные портреты, украшения, игрушки и милые безделушки, погружался в них, по кусочкам воссоздавал облик Анфи и всё более и более погружался в те дни, когда всё это принадлежало ей. Реальный образ возлюбленной постепенно терялся, превращаясь в набор мелочей, особенностей и деталей; и вот уже окончательно Анфи превратилась в коллаж из пристрастий, вещей и случайных жестов, которые Сайонджи обожал и цеплялся за них в отчаянии, боясь окончательно потерять Анфи — или то, что он видел вместо неё. Служение Прекрасной Даме всегда носило оттенок идолопоклонства, ведь Прекрасная Дама — не реальный человек со своим потребностями и недостатками; она всегда больше, чем реальный человек, лучше него. Анфи-из-подарков ещё прекраснее Анфи настоящей, потому что не допускает её ошибок, не разговаривает, не раздражает, а ещё — не является живой. И это та женщина, за которую стоило бы сражаться.