take him home

he's good and he's bad and he's all that I've got

Ангелам не снятся кошмары. Возможно, это особенности до жути наивного мышления. Возможно, кошмары не могут пробиться сквозь молочно-белые перья. Ангелы видят кошмары наяву. Азирафаэль иногда, задумавшись над чем-то, застывает, а по спине мурашками ползёт ощущение приближающегося (в реальности уже отгремевшего) апокалипсиса. От этого не спасают ни чай, ни блинчики, ни что-то другое человеческое — потому что сама суть апокалипсиса нечеловеческая. И остановить его невозможно. Можно отложить его для остального мира на дальнюю полку, но в душе того, кто стоял на краю, он будет гореть следующую вечность. Азирафаэль стоял. Он смотрел в глаза смерти в буквальном смысле, видел, как мир готовился исчезнуть и как сильные исчезающего мира этого исчезновения ждали. И теперь Азирафаэль будет выгорать изнутри, возможно, ещё шесть тысяч лет. Если это значит ещё шесть тысяч лет на Земле — он готов потерпеть. Потому что Азирафаэль, застывая и ощущая чужую кровь на своих руках, не бежал от видений. Он думал. Много думал о своих слабостях, о своей любви ко всему человеческому и о своих привычках, и пришёл к выводу, что всё это для него один собирательный образ. Ради которого он и хотел остановить апокалипсис. Или по чьей просьбе хотел. Разве это такое уж важное отличие? Кроули. Всё это каким-то непостижимым образом сочеталось в Кроули, и Азирафаэль был этому в какой-то мере рад. Он был рад тому, что защищён, потому что Кроули всегда приходил к нему на помощь. Даже когда не просили. Даже когда не нужно было. Даже когда не следовало. Он был рад тому, что ему было с кем разделить лучшее человеческое — вино, например. Он был рад тому, что Кроули рядом стал привычкой. Азирафаэль вообще был оптимистичным ангелом, но чернота не разверзнувшейся бездны затягивала его с завидным упорством. Он делал так мало для Кроули. Он так мало говорил что-то хорошее Кроули. Он так близко подобрался к демону. Азирафаэль, несмотря на все свои размышления, несмотря на весь выпитый зелёный чай, успокаивающий нервы, по мнению людей, так и не мог определиться ни со своими ощущениями, ни со своими убеждениями. Он знал только, что Кроули заслуживал лучшего, как и многие из них. А также то, что после «избавления от преследования Рая и Ада» они довольно долго не пересекались. Хотя, что такое несколько дней по сравнению с шестью тысячами лет? Тем не менее Азирафаэль, кажется, скучал. Ещё Азирафаэль, кажется, любил. Как и положено ангелу, он любил многое, — всё живое, если уточнять, — но Кроули не был просто живым. Он был демоном с другой стороны, он был его другом и был ему ближе, чем кто-либо. Азирафаэль снова и снова упирался в свои убеждения. Азирафаэль снова и снова думал, что в глубине души Кроули хороший. Азирафаэль снова и снова прокручивал в голове возможную смерть всего живого и то, что когда-то, возможно, Кроули не сможет «соблазнить его на обед». Для него это было поводом попытаться сломить все свои убеждения. Когда Кроули придёт к нему, конечно. Если придёт. Когда Азирафаэль в очередной раз прокручивал эти мысли в своей голове, как и те мысли, которые намекали, что, возможно, Кроули почти единственное, что у него осталось, дверь магазина тихо щёлкнула. — Кроули! — Азирафаэль никогда даже не пытался скрыть радость в своём голосе. Кроули на это всегда ёжился — как и сейчас — и посмеивался в ответ: — Ангел. — Хочешь чаю? — А что, покрепче ничего нет? — Есть, конечно, — Азирафаэль даже возмутился такому заявлению, — но я в последнее время отдавал предпочтение зелёному чаю. — Ладно, — Кроули пожал плечами, проходя внутрь магазина с необычной неуверенностью и будто бы недосказанностью за плечами. Азирафаэль же начал суетиться, поставил две чашки на стол и начал заваривать чай. Он делал это так часто в последнее время, что руки двигались легко и плавно, сами собой, пока он рассказывал о последней прочитанной книге скорее в пустоту, чем кому-то. Кроули, видимо, это несколько удивляло, так как он из-под очков посматривал на его пальцы. Азирафаэль на это только улыбался. Что удивительно, Кроули улыбался тоже — почти незаметно, одними уголками губ. Азирафаэль разлил чай и сел напротив Кроули, обхватив чашку руками. Тепло кипятка отвлекало его ото всех мыслей об Армагеддоне. От мыслей о Кроули тоже. Но сам Кроули действие кипятка перебивал, ёрзая на стуле и делая глоток чая. — Не виски, конечно, но тоже неплохо. — А я говорил, — довольно хмыкнул Азирафаэль в ответ. Было уютно, тепло и спокойно. В какой-то момент Азирафаэль подумал, что так же хорошо было бы в объятиях, и испугался собственных мыслей. А Кроули и не подозревал ничего, наверное. Откинулся на спинку стула и пил горячий чай. Изучал потолок и книжные полки. Хорошо жить в неведении, подумал Азирафаэль, или без жуткого чувства в груди. Само по себе жутким оно не было, но в их жизнях приобретало неправильную форму. Ангел и демон? Какая-то неудачная шутка, а не чувство. Параллельно он, кажется, рассказывал какую-то историю. Он не помнил. И не контролировал свои действия, если честно. Скорее всего, из-за цепкого взгляда Кроули, который чувствовался даже из-под его очков. Он явно перестал обращать внимание на книжные полки и переключился теперь на Азирафаэля, который, на самом деле, его глаза любил. Янтарные, змеиные, с узким зрачком — они приковывали внимание кого угодно. Особенно Азирафаэля, который видел эти глаза за шесть тысяч лет меньшее количество раз, чем хотел бы. А потом каким-то образом пришло время прощаться. В эту встречу что-то было не так и не только с ним, Азирафаэль это чувствовал. Словно Кроули тоже что-то недоговаривал, как и всегда, в общем-то; словно тишина, повисшая между ними, из тёплой и дружеской превращалась в неловкую. Азирафаэль не нашёл лучше способа её развеять, чем обнять Кроули на прощание. — Удачи, мой дорогой. Кроули опешил сначала, а потом обнял его в ответ, цепляясь за ткань его одежды длинными пальцами. Глубоко вздохнул (чтобы почувствовать его приятный и давно знакомый запах) прежде чем спросить: — Слушай, ангел, можно сегодня я останусь у тебя? С тобой спокойнее. Ангелам кошмары, может, и не снятся, а вот демонов они сопровождают всюду. И Азирафаэлю больше всего на свете хотелось защитить Кроули от них, прикрыв его крыльями с молочно-белыми перьями. Вместо этого он ответил: — Конечно, я буду рад. Разрывать объятия ни один из них не хотел.