Самый главный человек — тот, кто сможет полюбить, Тот, кто сможет защитить, кто захочет рядом быть. Самый главный человек — кого можно полюбить, Кого нужно защитить, тот, с кем стоит рядом быть.
— Когда тебя можно будет забрать из больницы? — спросил Рэнделл, придерживая телефон лишь плечом. Из-за всей этой беготни и шумихи с Совергоном у него абсолютно не хватало ни на что времени, поэтому он бегал, как ужаленный. Даня проводил в больнице подавляющую часть времени, но вчера Миша мягко ему намекнул, что пора ехать домой. — Я сам приеду, Дань, — вздохнул Цыркунов измученно. Рэнделла теперь не было рядом, но зато на телефоне он висел завидно долго. — Мне уже лучше, правда. Тебе не нужно так волноваться. Корнилов фыркнул. Он прекрасно понимал, что иногда бывает слишком заносчивым и навязчивым, но в данной ситуации не видел в этом ничего плохого. Речь ведь шла о здоровье Миши. — Хочу и волнуюсь, — пробурчал Даня, перехватывая мобильник удобнее. Он вздохнул и продолжил говорить громче. — Я хочу тебя забрать. Просто скажи мне, во сколько. Либо я приеду и буду ждать, пока тебя не выпишут. Совергон тяжело выдохнул и еле сдержал ругательства, которыми был готов осыпать Рэнделла. Но ему хватило ума этого не делать, ведь с этим человеком ему ещё предстоит жить. Миша надеялся, что жить долго и счастливо. — В пять буду ждать тебя на крыльце больницы, — хмыкнул Цыркунов и наверняка улыбнулся. — Только обязательно с цветами. Даня тихо посмеялся и пробурчал что-то, похожее на прощание. Миша, пресекая весь дальнейший разговор, быстро попрощался и бросил трубку. Его уже раздражало то, как Рэнделл присел ему на уши. Совергон положил телефон на тумбочку рядом с больничной койкой. Корнилов и раньше о нём заботился, но это было мило. А сейчас это была настоящая гиперопека. Цыркунов этого абсолютно не выносил. Миша знал, что на месте Рэнделла поступил бы точно так же. Всё-таки, это очень страшное событие в жизни Совергона. Как никак, он мог умереть. Цыркунов тяжело вздохнул и сел, свесив ноги. Ему действительно следовало относиться к поведению Дани гораздо проще. Дозволенные рамки Корнилов всё равно вряд ли мог пересечь, но, в любом случае, Миша его всё равно вовремя остановит. По крайней мере, Совергон надеялся на это. До выписки из больницы оставалось ещё несколько часов. Цыркунову уже осточертела эта койка и остальные больные, снующие туда-сюда и мельтешащие перед уставшими глазами. Совергон тут даже спать не мог, настолько это было невыносимо. Миша эгоистично подумал, что, несмотря на всё вышеперечисленное, он бы полежал здесь ещё пару дней. Это бы чертовски разозлило Рэнделла, но это приятнее, чем выслушивать его вечные нравоучения о том, что медицина в нашей стране ужасная лишние несколько дней. На самом деле, Совергона должны были выписать ещё вчера. Он сам не знал, почему его тут задержали, но лучше уж так, чем свалиться с осложнениями после инфаркта. Цыркунов искренне надеялся, что не будет ничего серьёзного. Совергон больше волновался о нервах Дани, нежели о своём собственном самочувствии. Это было не очень рационально и правильно, но Миша мало что мог с собой поделать. Психика Корнилова была чересчур неустойчивой. У Рэнделла сейчас было очень много дел. В их квартире был настоящий бардак, поэтому нужно было всё убрать до возвращения Миши. Дане честно не хотелось, чтобы Совергон по возвращению дышал всей этой пылью. Корнилову совсем скоро предстояло ехать за Цыркуновым. Он катастрофически не успевал ничего доделать. Ещё и канал пустует уже пару недель. Но это сейчас уж точно не самое главное. Главное, что с Мишей всё в порядке.***
— Добро пожаловать домой, — выдохнул Рэнделл, с громким стуком закрывая за собой тяжёлую дверь. Совергон задумчиво покрутил в руках букет, который Рэнделл по своей глупости всё же купил. Было так стыдно проделывать весь этот путь в метро, и Миша молился всем богам, лишь бы не встретить кого-то из своих подписчиков или знакомых. Эта тема была для него очень щепетильной. Цыркунов скинул обувь и прошёл на кухню, чтобы поставить цветы в вазу. Корнилов пошёл за ним и опёрся плечом о дверной косяк, складывая руки на груди. Совергон сейчас выглядел очень растрёпанным и сонливым. — Дом, милый дом, — растягивая гласные, сказал Миша, перед этим тяжело вздохнув. Их с Рэнделлом квартира была очень просторной даже для них двоих. Поначалу, конечно, им нужны были две спальни, но с недавних пор необходимость в одной из них стремительно отпала. Поэтому, увидев у Дани мешки под глазами, Цыркунов не очень удивился. Сложно спать одному в этом огромном доме. Миша поставил цветы в вазу и аккуратно поправил их. Даня чересчур заботливо купил совсем не розы, чтобы Совергон даже не укололся. Цыркунов это не сразу заметил, но сразу сдержал обиженный сдавленный выдох. — Ужасно хочу спать, — Миша потёр глаза и хотел выйти из кухни, но уткнулся носом в грудь Рэнделла, устало бурча что-то себе под нос. Он обхватил Корнилова руками и безвольно прижался; ровно настолько, чтобы не упасть. — Но до кровати идти не хочу. Даня прыснул смехом и погладил Совергона по волосам, незримо и невольно погружая его в ещё большую дрёму. Осторожно подняв Цыркунова на руки, Рэнделл пошёл в сторону их общей спальни. Раз уж Миша не хочет идти сам — придётся его донести. Совергон не боялся упасть, когда Рэнделл носил его на руках. Не то, что ему есть, с чем сравнивать, но почему-то Миша был уверен, что на чужих руках визжал бы, как девчонка. Цыркунов мог себе позволить даже не закидывать руки за шею Дани. Удобно было и так, и совсем не волнительно. Миша сонливо улыбнулся. Корнилов осторожно положил Совергона на кровать и предусмотрительно подумал, что одеяло ему не нужно. Удивительно для морозного Петербурга, но весна выдалась довольно тёплой. — Ложись спать тоже, — зевнул Цыркунов, вовсе не открывая глаза. — По тебе видно, что ты с ног валишься. Рэнделл мягко коснулся губами смуглого лба Миши, сразу проводя по его щеке кончиками пальцев. — Мне много всего ещё надо сделать, — разочарованно прошептал Корнилов. — А ты отдыхай. — Если ты и правда хочешь, чтобы мне стало лучше, то ложись, — хмыкнул Совергон, сжимая в своих пальцах ладонь Дани. — До тех пор, пока ты не уснёшь. — Лады. Они проспали в обнимку до самого утра.