навылет

Костя замирает. Сердце в груди не бьётся, не отдаётся глухо в ушах кровью и не ощущается под бледными, дрожащими пальцами на запястье. прикладывать к шее Костя боится. На самом деле в комнате холодает, и ведёт плечами, совсем не потому, что убедиться, что ещё живой кажется важным, а оттого, что реакция тела непроизвольная. Мурашки бегут вниз по позвоночнику, Косте кажется, что это и не мурашки вовсе, а букашки, но сзади до спины дотрагивается Федя и ощущения некомфорта никуда не пропадает. У Чалова губы липкие от недавнего какао, у Кучаева горчат от горсти белых таблеток, лежащих тут же рядом — побольше для сна, поменьше от головы, самые маленькие от навязчивых состояний. Последние не помогают совсем — думается Феде, когда он только входит в спальню. Душно. Кучаев редко открывает окна и почти никогда не выходит из дома. Он улыбается виновато и разливает чай по кружкам, половину привычно проливая на пол. Чалову кажется что у него кружится голова, но Костя лишь отмахивается и говорит как обычно. Как обычно значит не хорошо. Как обычно не значит плохо. Федя немного теряется в голове Кости, но когда он просит принести ему хлорку, приносит холодный какао, который в последствии и выпивает сам. Федя касается ладонями спины Кучаева и слабо ведёт пальцами вниз, пересчитывая выступающие позвонки. Костя просит больше. И Федя позволяет себе стянуть с него пижамные штаны. Кучаев не носит дома белья, и футболку, по той же причине, по которой редко появляется на улице и почти не открывает окна. Он выдыхает порывисто и поворачивается к Чалову. Тот улыбается совершенно нормально, его глаза блестят и в них не отражается пустота, что заполонила душу Кости года эдак два назад. Костя успокаивается. Федя накрывает ладонью его член и Кучаев лишь выдыхает порывисто. Не отстраняется. Подушечки пальцев у Чалова тоже мягкие, осторожные, касающиеся головки, сминающие мошонку, помогающие расслабиться, говорящие довериться. У Кучаева пальцы говорить не умеют. Кучаев откидывает голову и позволяет. Федя проводит ладонью вверх-вниз, оглаживая плоть большим пальцем, и льнёт ближе. Член Феди соприкасается с бедром Кости через узкие джинсы и Костя слабо просит избавиться от них. Тело Феди красивое. У него сильные ноги, мышцы пресса и ласковые руки, что сейчас смыкаются за спиной. У Феди умелые пальцы, проникающие внутрь, только смазав вход, не позволяющие думать о боли. Ощущение некомфорта странно пропадает насовсем. Костя подаётся навстречу, и обхватывает собственный член у основания. Член Феди всё ещё упирается ему в бедро и Костя не уверен, что ему так очень удобно. Федя просовывает внутрь второй палец и Костя не сдерживаясь стонет от вязкого ощущения теплоты и наполненности. Жар, приливший к телу, моментально, неровными пятнами на впалых щеках, окрасил красным. Чалову не кажется вид Кучаева совсем уж здоровым, но он молчит. А Костя стонет и подаётся навстречу. Федя вновь оказывается за спиной. Федя аккуратен. Федя укладывает на спину и ласково накрывает губами губы, углубляет поцелуй, прикасается языком к нёбу, заставляет забывать. У Кости вся жизнь ведь — сплошные неурядицы, бомбы, зарытые так глубоко, что если встать поодаль — всего в шаге, — совсем не заденет. Вот только Костя места правильные выбирать не умеет, каждый раз встаёт именно туда. У Кости руки в шрамах, и колено тоже. У Кучаева реабилитация постоянная и таблетки преследующие. У Кости Кучаева пожизненное отстранение от футбола. А Федя заставляет забывать. И кажется в такие моменты едва ли не ангелом. Чалов языком обводит каждый из сосков на груди Кучаева, чуть прикусывает, оставляет красные следы на груди, и стирает влажные с лица. Чалов несильно сжимает в ладонях член Кости и губами накрывши голову, медленно скользит вниз. Федя помогает языком, ладонями еле удерживаясь на мягкой кровати в спальне Кучаева, грозясь сорваться и ускорить темп, перестать дразнить, довести наконец, до логического завершения. Федя доставляет Косте удовольствие и вбирает в себя до конца, чувствуя как тёплая плоть упирается в самую глотку. Он причмокивает негромко высвобождая член из плена своего рта и слушает стон негромкий, что из груди Кости вырывает. Он капли белёсой спермы, осевшей на груди самого Кучаева, слизывает с большим удовольствием и позволяет наконец, перевернуться, развести ноги. Федя на кончики пальцев выдавливает ещё немного смазки и растирает её аккуратно по члену собственному, медлит немного. У Кости перед глазами взрываются звёзды, проходят миллионы торжественных парадов и кажется чистое наслаждение циркулирует внутри него, стоит Чалову оказаться внутри полностью. Они стонут почти в унисон, и Костя бёдрами подаётся навстречу, просит большего, ещё немного большего, ещё хотя бы пары минут без мира таблеток и постоянной реабилитации. Чалов не может отказать. Он ускоряет темп, чуть-чуть приподнимает тело Кости, и двигается быстрее, гонимый лишь желанием помочь. Кучаев стонет, скользит пальцами по хлопковым простыням, цепляется и тут же разжимает пальцы, не задерживаясь в мире осязания. Внутренние ощущения наполняют жаром, горячностью, наслаждением и тянущейся патокой, что обдаёт волной и струиться наружу, стоит Чалову кончить, спустя неизвестное время. Мир просто застывает на пороге их спальни. Они лежат рядом, на испачканных простынях, и никто больше не желает запоминать что-то кроме этого будоражащего чувства.