Путь

Джен
G
Завершён
0
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
0 Нравится 0 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста

Главная жизненная задача человека — дать жизнь самому себе. Эрих Фромм

Когда Джеймс выползает из жаркого нутра фургона — воздух внутри настолько раскален, что он ощущает себя в печке, настроенной на двести градусов, — ему не становится легче ни капли. Воздух затхлый, недвижимый, пустой, почти мертвый; что смотреть влево, что вправо, вокруг — сплошные пески, выжженная почва с трещинами и пара невысоких кактусов, растопыривших свои колючки в разные стороны как оборонные пушки. От солнца, раздражающего сетчатку, хочется отвернуться, закрыться и спрятаться хоть где-нибудь. Проблема в том, что ближайшее укрытие — фургон, который сейчас как консервная банка, а до города еще ехать часа четыре по бездорожью, трещинам и перепадам уровня земли. Потом от деревеньки — полтора дня вглубь страны, а после те самые Туманные леса со свежим запахом, легкой влагой и прохладой, от которой волоски на руках становятся дыбом. Джеймс шел к этому несколько месяцев — пересечь почти всю страну с запада на восток оказалось не так просто: расстояние, мизерное количество средств, кровать в фургоне короче на двадцать сантиметров, из-за чего приходилось свешивать ноги в проход, еда только сушеная или закатанная в банки — все это приносило свои неудоства, и ему приходилось мириться с таким положением дел. Но он терпел до, потерпит и сейчас, когда до конца пути остались считанные мгновения. Заставить себя сесть обратно за руль оказывается достаточно сложно — спина болит, руки ноют, а музыка надоела настолько, что хочется уже закончить все побыстрее или разбить магнитолу вдребезги. Но компас на приборной панели, рядом с иконкой Мадонны, вырезанной из журнала, и вечно съезжающей на пол картой, упорно указывает на восток, а отмеченный путь красной линий маркера бликует в солнечных лучах. Джеймс цокает и облизывает губы, перевязывая выпутавшиеся волосы обратно в пучок и сдувая короткие прядки с носа, которые не хотят лезть под веревку, садится на место и со вздохом убирает грязную кофту на соседнее сиденье, к томику Маркса и перепутанным материнским четкам. Фургон сам себя не заведет и с места не стронется. Приходится делать это самому. Джеймс, на самом деле, понятия не имеет, почему находится сейчас здесь, так далеко от родного города и дома. Просто однажды, когда его выпихнули из колледжа с тремя коробками и старым рюкзаком за плечами, он услышал разговор: пожилая пара сидела в кафе и обсуждала дальнейший путь, чертя что-то на старой бумажной карте с газетными листами. Они так восхищенно говорили о местах, которые уже успели посетить, и с нетерпением ждали встречи с деревьями Туманного леса и свежестью водопадов, что Джеймс, без образования и с несколькими коробками на руках, глупый и выброшенный в жизнь из алкоголя и общения раньше времени, решил тоже попробовать. Раздобыл фургон на старой свалке, договорился со знакомым, кому подгонял до этого травку на первом курсе, о его починке и отправился в путь с парой тысяч зеленых в кармане. В начале все было хорошо: вальготная жизнь, легкость и свобода, от которой спирало дыхание, череда мелькающих миль за окном. Дважды он врезался в столбы, поскольку до этого после получения прав за руль не садился, поэтому теперь на боках находятся почти симметричные вмятины с его две руки размером. Мотели, неон ночи и быстрый перекус в ближайших забегаловках; напрочь отключенный телефон с будто предсмертным «Ма, па, я люблю вас» и несколько милых встреч с девчонками. Жизнь без цели и средств, жизнь мгновением, желанием завладеть вниманием, поглотила целиком, как кит, не заметив, проглатывает заплывшую в рот мелкую рыбешку. Движение вперед, само движение как мотив, потребность, средство и цель одновременно. Это пьянило. После пришла растерянность. Скорость продолжалась, стрелка спидометра пепеползала все выше и выше, но за мишурой из десятков, сотен красивых глянцевых картинок высматривалось зияющее черное чрево отсутствия любого смысла. У Джеймса возникал вопрос: для чего та пожилая пара так сильно хотела попасть в Туманный лес, что их звало? Какова причина, желание? И он был совершенно беспомощен, чтобы найти на него ответ. Так поменялись приоритеты. Он не обращал внимания на тусовки, девчонок и приветливые вывески баров. Его движение сменилось, потеряло архаичность и непонятную импульсивную загнанность, работу вечного двигателя. Цель — доехать до Туманного леса и самому, своими глазами увидеть кроны деревьев, журчащие ручьи и открывающиеся виды на стелющуюся под ногами человеческую цивилизацию. Она обрела форму, облик, стала видимой, осязаемой, чувственной. К ней можно было стремиться. Однако спина, натруженная в одном положении за рулем, и отсутствие удобного, нормального, комфортного сна играет свою роль. Каждый следующий день, каждый километр дается все с большим и большим трудом, и сейчас, когда конечная точка пути так близка, это ощущение выбивает из тонуса с силой осадного тарана. Впереди пустыня, позади — она же, а солнце слишком явно стремится завершить свой оборот за горизонтом, что Джеймс хоть и надеется добраться до городка засветло, но очень сомневается, что успеет.

***

Он приезжает в городок, тихий и безмолвный, как и все городки, расположенные в этой части страны, на границе между пустыней и пышными лесами, около полуночи. Над головой, когда он выбирается из фургона, запарковавшись где-то недалеко от бензоколонки, на стоянке, висит ярко-желтая луна, своим холодным окном наблюдая сверху, с неба, за миллиардами самых разных судеб. Вокруг тихо, нет ни звука — городок маленький, хорошо, если наберется с десяток улиц и хотя бы сотни домов, и потому, как и любой городок таких размеров, к полуночи уже спит глубоко и долго, прячась за закрытыми плотными шторами. Есть неосязаемый гул ветра, что изредка трепет сушащееся на улице белье, да урчание земли, отдающей накопленное за целый солнечный день тепло. Джеймс прислоняется спиной к боку фургона и закуривает последнюю сигарету, что осталась в штанах, наслаждаясь этим. Он всегда был достаточно коммуникабельным и активным, даже, временами, шумным и назойливым человеком. Ему было комфортно в больших компаниях, где не было никакой нужды говорить о чем бы то ни было существенном; можно было сотни, десятки сотен раз говорить о слишком глубоком декольте Люси или обсуждать свихнувшегося Стайли-Майли, ведущего самые нужные лекции самым нудным образом. В компании собственное невежество не так сильно бросалось в глаза. С одиночеством появилось много времени, которое нужно было проводить с самим собой, своими мыслями и желаниями. Джеймс только через пару месяцев научился налаживать эти тонкие отношения и чувствовать себя в гармонии со всем вокруг и внутри. Пустая пачка неприятно оттягивает карман. Джеймс не знает, когда он в следующий раз сможет попасть в какой угодно населенный пункт и пополнить запасы, поэтому решает найти магазин или, на крайний случай, аптеку — уж она-то должна работать круглосуточно, а сигареты на время можно заменить конфетками, даже от кашля. Он обходит каждый дом, закоулок и поворот, смотрит очень внимательно — магазин, маленький и совершенно сельский, с покореженной крышей, находится сразу, но оказывается закрыт; для аптеки приходится пройти весь город с одного конца на другой, благо это занимает от силы минут пять. Вывеска горит неоном, зеленым, непривычно ярким для такого тихого, невзрачного места. Лампы скрипят и гудят от напряжения, но Джеймс с силой толкает дверь внутрь и грохотом и перезвоном колокольчиков будит заснувшую на стойке женщину. Она резко встает, неосознанно хлопая глазами и пытаясь стряхнуть с себя сонливость — край столешницы отпечатывается у нее на щеке, — и растягивает губы в приветливой улыбке; она еще не видит, кто к ней пришел, но уже ведет себя так стереотипно, что Джеймс ухмыляется себе под нос. Ее зовут Доркас. Она оказывается милейшей девушкой, которая изумленно смотрит на него несколько минут, будто видит перед собой настоящее приведение — возможно, новый человек для нее такое же неожиданное событие, что и падение метеорита или извержение вулкана, — потом начинает причитать о курящей молодежи, хотя сама выглядит едва ли на тридцать, и оказывается столь любезна, что открывает для него магазинчинчик. — Нас в городе семь человек, кто имеет ключи от всех зданий, — поясняет Доркас, наблюдая за Джеймсом, что выбирает себе консервы на следущие несколько дней, — Поликлиника, администрация, аптека, магазин и даже склад — нас не так много, понимаете. В этом нет никакого смысла. Девушка мила. Она немного пухленькая, с милыми щечками, одета в свободный сарафан ниже колен и темно-синюю рубашку, что обхватывает ее тело и грудь очень плотно. Этот контраст смотрится провинциально — в городах так никто не ходит, — но добродушие и участие делают девушку из необычной довольно милой. Джеймс благодарит ее за заботу, когда она предлагает ему ночлег, но отказывается — ему не хочется никого стеснять. Время наедине с самим собой многому его научило, и приятное общение оказалось чуть ли не самой важной ценностью. Он идет обратно к фургону, но теперь не в полной тишине — пакет, который ему дала Доркас, шуршит от шагов, когда трется об ноги. Воздух теплый, приятный, и Джеймс наслаждается этим. Может, ему тоже стоит поселиться в таком месте потом, когда-нибудь?

***

Джеймс, уснувший прямо поперек кровати в фургоне, просыпается от какого-то скрежета, что раздается снаружи. Подушка лежит у него под животом и давит почти под диафрагму, а пачка сигарет в пакете уперлась острым и краем прямо в щеку. Солнце нещадно светить сквозь незакрытый тюль, который взметается к потолку от сквозняка. Ноги и руки запутались в ворохе одежды, что была просто навалена на покрывало. В целом, положение не самое удобное. Шуршание раздается вновь, долгое, будто кто-то проводит когтями от ручки до самого днища, а после слышится скулеж и тихое тявканье. Джеймс, если честно, совершенно ошеломлен. Он неловко слезает с кровати, с недовольством разминая плечи и пару раз приседая с хрустом в коленях, и, собрав собой все углы и ножки, открывает дверь, открыв задвижку. На земле сидит собака. Джеймс надеется, что это именно собака, потому что она очень сильно походит на волка окрасом и габаритами. Животное сидит на пыльной дороге; в шерсти у нее тоже блестят пылинки и еще какая-то грязь; глаза широко распахнуты и умоляюще смотрят на него; хвост виляет из стороны в сторону, и это движение поднимает еще пыль, от которой першит в горле и очень хочется чихнуть. Джеймс никогда не хотел собаку. Кошку или, например, хорька — да, целая мечта детства, а ко всем собачьи относился очень спокойно и ровно. Но после одного случая в детстве, не самого приятного, нейтралитет превратился в неприязнь, опаску, почти боязнь. И вот прямо сейчас одна собака сидит у него под дверью и так просяще, жалобно смотрит, что Джеймс совершенно теряется. Она выглядит одинокой, брошенной и такой нуждающейся в обществе и заботе, тихо скулит и бодает дверь головой, и Джеймс делает одно из самых быстрых и легких, но значимых решений в своей жизни. Из городка он выезжает через пару часов, потратив заначку на собачью еду, коврик и прочие мелкие вещи, так необходимые ему теперь. Джок, только обретший свое имя, довольно устраивается на свободном сидении и внимательно смотрит в окно, поворачивая голову вслед за мелькающими столбами или редкими деревьями. Джеймс чувствует умиротворение; возможно, он стал чуть счастливее.

***

Туманный лес встречает прохладой, влажным мхом и висящей над землей плотной завесой цвета парного молока. Туман стелется, обхватывает ноги, заползает Джоку в нос, и от этого он истошно чихает, оступаясь и падая в заросли ежевики по бокам от тропинки. Джеймсу приходится на время отвлечься от созерцания и помочь псу выбраться из кустов. Они доехали до леса с дневным опозданием, если брать во внимание тот план, который составил Джеймс. Требовалось пополнить запасы еды, постирать одежду и походный рюкзак, который он выторговал на рынке за четверть изначальной цены, набрать воды и вообще всячески подготовиться к восхождению. Перед этим внезапно обнаружилось, что все сбережения уже закончились — совершенно внезапно и абсолютно непредсказуемо; Джеймсу пришлось найти работу — он, если честно, не особо помнил, что это было. Ему лишь надо было говорить «Добро пожаловать к нам, мадам!» или «сэр!», но каждый раз на слове «нам» Джеймс чувствовал что-то инородное, подозрительное, будучи в этом городе, дай бог, пару часов. Зато выручки хватило на все затраты и еще немного осталось на будущее. Отдохнув и набравшись сил, они оба, Джеймс и Джок — один решил назвать их «Дабл Ди», а второй поддержал эту идею согласным лаем, — начали свое погружение в лес. Сейчас, спустя три часа, если верить часам, Джеймс не чувствует себя ни на километр выше по склону. Они обходят кусты и заросли, перешагивают корни, которые, сплетаясь, лишают открытого и простого пути, дважды напиваются из родника и даже делают привал. Ноги болят, а до этого веселый и активный Джок уже с трудом плетеся чуть позади, высунув язык и тяжело дыша. Начинают наступать сумерки. Кажется, что не света начинает проступать меньше — сам воздух темнеет, сгущается и покрывается мраком. Вокруг ни души, тишина прерывается лишь уханьем и дробью журчащего водопада, а впереди все еще провал леса зияет и зовет к себе. Идти становится труднее — наклон становится круче, а видимость сильно падает, почти снижается до минимума. Приходится держаться за палку или стволы деревьев, которые будто поддерживают с двух сторон. Щупальца тумана взметаются выше, к пожелтевшей кроне, и окрашивают мир в серый с проблесками огненного. Джеймс может понять некое очарование этого места. Здесь тихо, но не беззвучно — природа живет в том ритме, что удобен ей самой, и потому изредка кричит птицей или шуршит лапами по обвалившейся листве. Здесь спокойно — тревоги, мысли, излишние проблемы уходят на второй план, утекают назад, все дальше и дальше, и оставляют только самое важное, начальное, основное: смысл и сердце. Возможно, только ради этих ощущений Джеймс и рвался сюда так рьяно. Лес заканчивается неожиданно; деревья буквально в мгновение заканчивают свой хоровод и остаются в сторонке. Хмурый холм изредка прорастает кустарниками и полностью покрыт низкой черникой, что мажет соком штанины. Внизу с этой огромной высоты, на которую они, оказывается, взобрались, видно город; он растекся подтаявшим маслом по подножию и сверкает своими огнями так ярко, что после полумрака приходится щуриться. Джеймс наслаждается этим, пока сидит на старом пне, погружений в мысли; пока собирает хворост и тщетно пытается разрубить бревна для костра; пока разжигает огонь, готовит еду и ищет место для ночлега, а котелок нагревается и слабо шипит мясом с рисом. Наслаждается и осознает свой смысл, пока Джок счастливо воет, задрав голову к затянутому облаками небу, сквозь которые блестит луна.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.