***
— Привет, пацаны! Эрика Картман сегодня была на высоте. Посвятив несколько часов изучению групп в фейсбуке, она вернула уверенность в себе и полностью отказалась от тупых патриархальных адаптивок вроде чистки зубов и косметики, а потому выглядела и пахла сегодня на все сто фемиочков. — Кхм, извините мою бестактность. Я хотела сказать: привет, белые цисгендерные угнетатели! Стен, Кайл и Кенни, завидев Эрику издалека, никак не могли прекратить охуевать. В осенний морозец жиртрест появился на остановке в белой футболке с феминистским логотипом. Его волосы, окрашенные в синий, напомнили ребятам о шапочке, которую он почему-то не надел. — Какого хрена, Эрик?.. — вдруг спросил Кайл. — Я — Эрика, сексистская ты мразь! Сколько мы с тобой учимся? Четыре года? И ты, спермобак сраный, так до сих пор не выучил моё имя?! Кенни и Стен молча переглянулись. Кайл посмотрел на них, надеясь, что хотя бы они понимают происходящее, но Стен только пожал плечами, а Кенни таращился, как на голые сиськи. — Эри… Эрика… — смягчился Кайл. — Что с тобой случилось? — Ну уж нет, цисгендерная мразь, ничего я тебе не скажу, — выкрикнула Эрика и, плюнув Кайлу под ноги, продолжила: — В пизде я видела ваш доброжелательный сексизм и патриархальную заботу. Сначала как дела расскажи, а потом раз — и твой хуй у меня во рту. Нет, хуемразь, со мной этот номер не пройдет! «Ебанулся», — подумали трое, как один, но никто не решился озвучить вслух. — Чувак, я не гей, — вмешался Стен. — Никто из нас не гей, — пробубнил сквозь куртку Кенни. — Да вы совсем охуе… овагинели, цисмрази! — поросячий визг разнесся по всей улице. Эрика даже прикрыла глаза, чтобы побороться с угнетением во все горло: — Для вас что, если дева полненькая, то она — мужик?! Гребаный Трамп, угнетатели, хуемрази, выбрали эту падаль и всё, страна катится к вонючему хую, а нормальным женщинам теперь только и остается, что стирать сперму с живота! Прооравшись, Эрика открыла глаза, но белых цисгендерных мужчин, которых она, будучи зомбированной вездесущим патриархатом, считала своими друзьями, и след простыл. Интересно, почему?.. Она же всего лишь хотела научить их манерам. Быть может, если бы не мужская гендерная социализация, заставившая их оставить ее одну на остановке, Эрика бы смогла донести до них доброе, светлое, вечное. Про многовековое угнетение женщин, про мужскую обязанность извиняться и каяться за грехи предков… Глубоко вздохнув, Эрика надеялась, что сможет это сделать хотя бы в школе. К тому времени подъехал школьный автобус угнетающей расцветки, потому как нигде не было ни малейшего указания на то, что женщины — сильны и свободны. Усевшись на заднее сидение, Эрика решила исправить автобусное недоразумение. На спинке переднего сидения, рядом с надписями «сосёт за десять центов» и «толкаю дурь», она написала «гёрлпауэр» и нарисовала эмблему. На душе стало радфеминистически тепло. К сожалению, ни один патриархальный приверженец в автобусе ее не тронул. Некоторые странно косились на синие волосы, но Эрика решила, что это взгляды зависти, и захотела показать зеленые подмышки, для демонстрации которых в футболочке были заблаговременно вырезаны дырки, но решила приберечь их на сладенькое, так сказать. Водитель автобуса был мужчиной, а потому сразу ей не понравился. Когда же на выходе он, как показалось Эрике, глянул на нее свысока, она поняла: пора требовать от школы набрать побольше водителей из ряда угнетенных меньшинств. И плевать, что на всю школу всего один автобус. Идя по школьным коридорам, Эрика размышляла, и ее радовала мысль о том, что она набрала уже как минимум три истории для того, чтобы поделиться с сестрами по несчастью. Все-таки есть безопасные пространства в этом ужасном сексистском мире. Жалко, что такие места только в фейсбуке… И опять придется выдумывать изнасилования, потому что ни одна хуемразь не воспользовалась ею этим утром. Клятые муссинки, даже угнетать нормально не хотят. «Погодите-ка», — многозначительно подумала Эрика, на автомате дойдя до класса и усевшись за свою парту. Подняв глаза, она увидела цисгендерную классную доску, угнетающую отсутствием эмблемы или напоминания о том, что женщин ущемляют; она посмотрела в окно — солнечный свет резал глаз, как патриархальный нож по маслу. Угнетающе громко прозвенел звонок, а в класс вошел учитель. Мужчина. Нет, так больше продолжаться не может. Живя в женском теле целых несколько часов, Эрика больше не могла мириться с несправедливостью этого мира, а потому решила бороться за своё место под солнцем. И бороться до конца. — Итак, дети, сегодня мы будем прохо… — И-извините! — перебила Эрика, потянув руку вверх. — Д-да? — неуверенно спросил учитель, удивленный экстравагантным внешним видом четвероклассника. — Я могу пересесть? Вокруг меня слишком много белых цисгендерных мужчин. Учитель недоумевающей хлопал глазами, а одноклассники копировали первую реакцию его бывших друзей на остановке. — Чувак, ты… — Закрой рот, скотина! — закричала Эрика. — Какая я тебе «чувак»? Тебе сперма в глаза попала, что ты не видишь, что я — сильная и независимая женщина?! — Кайл, — прошептал Стен, нагнувшись к уху друга, — тебе не кажется странным, что Картман считает себя женщиной?.. — Меня больше беспокоит, что он постоянно говорит о хуях и сперме, — признался Кайл, с опаской поглядывая в сторону разъяренной Эрики. — Че шепчетесь, а? — визгнул Картман в их сторону. — Мой вес обсуждаете?! Ребята отрицательно помахали головами, но Эрику было уже не остановить. Набрав воздуха в грудь, она выдала: — Фетшейминг цветет и пахнет! Ебаные патриархальные мрази, всю жизнь мне испортили от рождения, сжечь вас к хуя… — Заткнись! — вмешалась Венди, от которой никто из присутствующих этого не ожидал, потому как она и сама поддерживала движение за права женщин и угнетенных меньшинств. — Заткнись и сядь. Что за цирк, Эрик? Ты приходишь в школу в футболке с феминистским логотипом, ты кричишь об угнетении. С каких пор тебя волнуют чувства других и социальная справедливость? Слова Венди ударили в самое сердце. Как это — она не является женщиной?.. Она пробыла ею много, с самого утра, и даже смогла познать всю жестокость, всю ненависть, что выливает на обычную полную женщину этот жестокий мир. Почему Венди так жестока?.. Предательница! Подстилка! Патриархальная подстилка! Наверняка, такие, как она, утром за права женщин ратуют, а ночью идут мужские хуи облизывать! Эрика покраснела от ненависти и предательства. — Продажная мужская подстилка! — рявкнула она и набросилась на Венди. Одноклассники закричали; большинство радостно улюлюкало, надеясь, что Венди надает противному жиртресту по морде. Учитель же не находил в происходящем ничего хорошего. Он тут же побежал разнимать девчат, но получилось у него не с первого раза, учитывая габариты новоиспеченной мисс Картман. — Я вам всем еще покажу!.. — прошипела Эрика и, сверкнув зелеными подмышками, убежала из класса с твердым намерением пожаловаться завучу, а вернее, сильной и независимой завучессе, которая уж точно поймет ее и накажет виновных. За Эрикой, чуть помедлив, побежала Венди. Впрочем, она могла бы еще несколько десятков минут лежать на полу, ибо догнать Картман оказалось очень легко. Из него ушла мужская сущность, но жир при нем так и остался. — Ряяяяяяяяяяя! — стучалась Эрика в дверь. — Откройте, угнетают! Венди треснула Эрику по спине, но та всё не унималась. Несмотря на отсутствие отклика со стороны Сильной Женщины, на слово «угнетают» как на приманку прибежал ПК-директор. — Что случилось? — спросил он, политкорректно глядя на детей сквозь темные очки. — Угнетают, ущемляют! — визжала Эрика. — Средь бела дня!.. ПК почувствовал, как сжалось сердце, и как его внутренний долг начал звать. Сильная Женщина сегодня отсутствовала, а потому бороться с угнетением ему предстояло в одиночку. Давно его так не беспокоила предстоящая битва за все хорошее против всего плохого… — Пойдемте в мой кабинет, — отчеканил он, как генерал, которому предстоит принять правильное решение, чтобы не проиграть эту битву с патриархатом. Толкаясь и обгоняя, Эрика первой заняла оба места перед рабочим столом ПК-директора, чтобы «ссаной патриахальной подстилке» Венди Тестабургер ничего не досталось. Ха, так ей и надо! — Итак… — осторожно начал ПК. — Что произошло? — Вокруг меня сидят одни белые цисгендерные мужчины. Я попросила пересесть, на что меня обозвали жирной и сказали отсосать мужской член. И это называется цивилизованное американское общество?! — Врёт он всё! — крикнула Венди. — Не было такого! — Не было, говоришь? — прищурилась Эрика. — А как ты объяснишь мою порванную рубашку? А свою царапину на лице? Что, будешь и дальше покрывать членоносцев, которые нас унижали и били просто за то, что мы — женщины? Женская гендерная социализация так сильна в тебе, Венди, что ты не можешь сказать правду? — Что ты несешь?! — Всё понятно, — отрезал ПК, и в очках его блеснула искра толерантности, которой необходимо было поджечь устаревшие консервативные порядки, всё ещё практиковавшиеся в американском обществе. Да и где! В его школе! Неслыханно! — Молодцы, что не побоялись рассказать правду. Клянусь вам, сильные женщины, виновные будут наказаны. — Но, но… ПК-директор!.. — пыталась докричаться Венди, но её уже не слушали. ПК пулей вылетел из кабинета, готовый разорвать на части обидчиков и наказать виновных. — Эрик, твою мать, какого хрена? — спросила Венди, когда они остались наедине. — Хуемрази и спермобаки должны страдать.***
— Она меня бросила, — шептал себе под нос Баттерс, идущий по одинокой осенней улице под проливным дождем. — Моя Изюминка меня бросила… Оставила одного в этом жестоком холодным мире… совсем одного… Что же мне теперь делать? Как и многие мужчины, Баттерс тяжело переносил расставание с любовью всей его жизни, а потому ему ужасно хотелось выпить. За время последних отношений он успел пережить и любовь (в понедельник), и ненависть (во вторник), и желание прожить с этой девочкой всю оставшуюся жизнь (в среду), и «ыхыхыхыхы, мерзкая шлюха меня бросила-а-а-а» (в четверг). Молочный коктейль… или банановый. Или лучше газировки? Когда он поднял глаза, то понял, что забрел в район, где раньше не был. Или был, но сквозь туман грустных мыслей не мог найти это воспоминание. Перед ним находилось невысокое кирпичное здание, над входом которого располагалась огромная вывеска. Она гласила: «Две пальмы». Собственно, они и были нарисованы ниже. «Наверное, какое-то кафе», — подумал Баттерс и решил, что потратит немного из тех денег, что отец дал на покупку туалетной бумаги, за которой его и выпустили на улицу. И даже суровое наказание теперь не останавливало… Внутри было темно, но многолюдно. Что примечательно — мужчин. Баттерсу это даже понравилось. Ни одной женщины вокруг, значит, никто ему не напомнит его Изю… мерзкую тупую шлюху, как и все они, конечно же. — Эй, малой, чего тебе? — услышал Баттерс бармена, как только уселся за стойку неподалеку от очень толстого парня в гавайской рубашке. — Ванильный коктейль с шоколадной крошкой, пожалуйста, — грустным тоном попросил он, бросив деньги на стойку. — Хочу хоть как-то скрасить горечь расставания… — Расставания? — поинтересовался толстый парень рядом. — Ага, — ответил Баттерс, подперев голову рукой. — Меня девушка бросила… Нависла тишина. Гнетущей она была только для двух человек: для бармена, который крайне удивился такому заказу, и мистера Гаррисона, который по старой привычке продолжал посещать любимый бар «Две пальмы». Почему именно это место было для него любимым? Ну, во-первых, предполагалось, что это бар для геев. Во-вторых, парадоксально, но именно геев здесь было совсем немного. В основном — отъявленные пидорасы, а потому мистер Гаррисон чувствовал себя в своей тарелке. — Представляете, взяла и бросила, — продолжал он, решив, что раз никто не говорит, значит, готовы слушать. — А я любил её, по-настоящему. Все карманные деньги на нее тратил… Звонил каждый день… — Да, бабы — они такие, — буркнул толстый мужик. — Ты им нужен только когда у тебя есть деньги. Потому я им больше не доверяю. Только мужчинам. Баттерс отхлебнул молочный коктейль и многозначительно вздохнул. — И я больше не доверяю. И никогда не буду встречаться. Теперь общаюсь только с мужчинами. Мужчины старшей возрастной категории, присутствующие в заведении, протянули умилительный «о». Баттерс принял это за одобрение, а потому воодушевился продолжить свою мысль. — Вообще не нужны эти женщины, — высказался Баттерс и услышал громкое «да!» в качестве поддержки. — Настоящий мужчина должен быть сильным и независимым. Он должен… должен помогать только мужчинам. Я теперь, если вдруг увижу, что бабу бьют или насилуют, сразу убегу, потому что тупая женщина сама в этом виновата. Наверняка предала такого же, как я, за то и получает. Не вызывать же матриархальную полицию. «Да», «точно», «дело говоришь!» — и другими выкриками сопровождалась его пламенная речь. А он всё продолжал. — Да этих баб надо… изолировать от нормальных людей! Они только мешают! А нам, нормальным мужчинам, уже давно пора признать: единственное правильное поведение — это воздержание! Двое мужчин из толпы, внимавшей речам, недоуменно переглянулись меж собой. — Воздержание… принудительное воздержание! Потому что этим бабам достается все и сразу! Потому что государство у нас женское, законы женские, мужчин ущемляют! — Или можно любить только мужчин, — вставил свои "пять копеек" мистер Гаррисон. — Точно! — подтвердил кто-то из толпы. — Бабы как право голосовать получили, так стала в мире твориться какая-то дичь! Ни воевать не хотят, ни в шахты — паразитирующие твари! — Они не работают, — вспомнил Баттерс «грешок» своей матери, — они сидят на наших шеях! Они только и делают, что говорят: «Баттерс, убери там, убери за собой, сложи игрушки в коробку, Баттерс, опять ты насвинячил, иди почисти снег на улице, а то придет отец и тебя накажет!» Как же я устал! Вот от мужчины никогда даже грубого слова не слышал! «Да!» — опять кто-то из толпы крикнул, а остальные поддержали бурными аплодисментами. Но ликование толпы прервал телефон, зазвонивший в кармане Баттерса. Мальчик достал телефон. На экране высветилось «Папочка». Дрожащей рукой Баттерс принял вызов и поднес трубку к уху. — Баттерс, где тебя носит?! — кричал отец. — Мама послала тебя за туалетной бумагой полчаса назад! — Я… — бормотал мальчик. — Я… немного задержался… но скоро буду, отец, только не наказывай меня! — Если через полчаса не будешь дома с туалетной бумагой, то не видать тебе улицы весь следующий месяц! От столь страшной угрозы Баттерс вскрикнул и выронил телефон из рук. Кто-то из его новых товарищей успел словить аппарат, так что тот не разбился, а значит, на одно наказание меньше. Баттерс еще больше проникся к своим новым друзьям и коллегам по несчастью. — Ребят, — начал он, — с вами очень хорошо, но… мне нужно сходить в торговый центр… — Пойдем все вместе! — предложил кто-то. — А по пути можем продолжить обсуждение… — было сказано другим голосом. Лицо Баттерса облагородилось теплой улыбкой. Он уже и не помнил, когда в последний раз был в компании таких замечательных ребят. Картман, Стен, Кайл и Кенни — хорошие друзья, но они постоянно подкалывали или издевались, а эти уже любят его, как старого приятеля. «Спасибо, Господи, что привел меня сюда».***
Венди Тестабургер тихой поступью подходила к дверям женского туалета на детской площадке. Осмотревшись, она поняла, что изображать дикое желание оставить частичку себя в унитазе нет смысла: никто за ней не следит, а значит, ни один мальчик никогда и ни за что не догадается о входе в секретное женское убежище. Оставалось только открыть потайную дверь, войти и… Венди дотянулась до рубильника. Помещение осветилось ярко-розовым светом неоновых ламп. Цветочки на обоях сияли под стать бабочкам на 3д-обоях. В центре комнаты стояла трибуна; стены украшены фотографиями Орландо Блума и Джастина Бибера; по бокам комнаты — парты и стулья, за которым девочки проводили частые заседания. Проводили… — Д-девочки?.. — спросила Венди сама у себя и, недоумевая, осмотрелась дважды. — Г-где все?! Она осторожно прошла к центру комнаты, внимательно оглядываясь вокруг. Быть может, они решили устроить сюрприз, как… как на ее День Рождения? Да, наверное, стоит ей еще немного подождать, и всё прояснится. Венди приблизилась к трибуне и краем глаза заметила листок, одиноко лежавший на деревянной поверхности. Любопытство тут же взяло верх, и она схватила его, спешно прочла и, онемев на мгновение, едва не разорвала от злости. — Картман! Я убью тебя!!!***
— Так, девоч… людини, сохраняем шеренгу! — командовала Эрика, находясь во главе колонны. — Все взяли плакаты? Толпа девочек с разноцветными волосами дружно кивнула. — Бебе, какие ты раздала плакаты? — Та-ак… — многозначительно протянула блондинка, — с надписями «гёрлпауэр», «перестаньте нас угнетать»… — «Долой хуемразей» есть? — продолжала спрашивать Эрика. — А против чего протестуем-то? — поинтересовалась Энни, подошедшая к беседующим. И хорошо, что подошла она со спины к Эрике. И хорошо, что она не видела, как её лицо наливается краской, будто Картман опять переела крылышек до аллергии. — Пошла вон отсюда, сраная патриархальная подстилка! — завизжала Эрика. — Людини, уберите ее от меня! Две девочки из толпы схватили Энни под руки и выкинули на проезжую часть. К счастью, автомобилисты побоялись ехать в эту часть города, потому как по новостям передавали стихийное скопление огромного количества жира в округе, так что ей повезло больше всех. «Никогда бы не подумала, что буду выкинута на обочину социальной справедливости за один простой вопрос», — подумала девочка, и до нее будто бы даже стало доходить, но ненадолго. — Собрались, девы! — продолжала командовать великая предводительница. — Больше никаких лишних вопросов. Просто шагаем и на раз-два начинаем скандировать: «Мы требуем социальной справедливости!» «Мы требуем социальной справедливости!» — прозвучало громко, дружно, как звучат сектантские призывы. — Мы требуем равных прав! «Мы требуем равных прав!» — прозвучало еще живее. — Мы требуем деньги для Эрики Картман! «Мы требуем деньги для Эрики Картман!» — Стоп, что? — вдруг спросила Бебе. — Уберите от меня мудскую подсоску! — опять завизжала Эрика и, когда очередную бывшую союзницу увели, добавила: — Я же сказала: никаких лишних вопросов. Вперед, девы! Слава сестринству! Скандируя речёвки, а особенно живо третью, толпа дошла до торгового центра, перед которым соорудила трибуну. Эрика сразу же приказала поставить ящички для пожертвований и начать потихонечку собирать на благое дело, а еще тщательнее — охранять, чтобы проклятые хуемрази и угнетатели не добрались до денег, как они это любят. Сама Эрика, вдоволь пресытившись социально-справедливой курочкой из КФС и коктейлем «Мужские слёзы», решилась вкатиться на трибуны. Осмотрев толпу сверху вниз, она поняла, что никогда еще не была так счастлива. Десятки… нет, сотни женщин, которые отдают деньги просто так, всерьез рассчитывая на социальную справедливость в мире, полном насилия и ненависти… Ах, она мечтала об этом с самого рождения. — Людини и человечицы! — торжественно начала она, и крупная слеза предательски скатилась по ее щеке. — Сегодня замечательный день. Я бы даже сказала, лучший в моей жи… — Это что здесь за курятник? — перебил ее некто знакомый, кого она никак не ожидала здесь увидеть. Как оказалось, Баттерс в костюме Профессора Хаоса вместе с толпой разномастных мужчин добрались до торгового центра незамеченными для него. Ну, в общем, не удивительно. За широкими спинами его товарищекинесс трудно что-нибудь заметить. — Баттерс, — сощурилась Эрика. — А я рассчитывала увидеть тебя на стороне социальной справедливости. — Никогда мужчина не будет на стороне шлюх! — выплюнул мальчик в ответ. Длинный худой блондин, что был за его спиной, опустил табличку с надписью «бесплатный секс каждому», нагнулся к уху жирного бармена и спросил: — Какой это класс? Четвертый? Такие маленькие и уже шлюхи? — Ну, у них же щель между ног. — Блондин недоумевая посмотрел на собеседника, будто в его голове еще оставались ненужные сомнения. Заметив это, бармен добавил: — Был бы ты бабой, давал бы всем мужикам?.. Я б давал. Именно поэтому все бабы — шлюхи. — Что ж, логично, — сказал блондин и вновь поднял табличку. — Это что еще за хуепарад?! — взвизгнула Эрика и чуть не упала с трибуны. — Сестры, посмотрите, посмотрите на эту наглость. Стоит женщинам выйти на улицу с требованиями, как сбегаются клятые патриархи и хотят заглушить наши женские голоса. Кто-нибудь еще сомневается, что этот мир прогнил патриархатом?! — Так-так, — промурлыкал Баттерс, не побоявшись пройти вперед. — Опять какие-то шлюхи делают вид, что наш мир — не матриархален, хотя подтверждения на каждом шагу. Каждый день мама высасывает из меня все соки. Она приказывает мне убирать за собой, мыть посуду, учить уроки. — Мужская сторона сочувственно вздохнула. — А отец — святой человек — каждый день уберегает меня от нее, наказывая, запирая в комнате, лишь бы домашний матриарх не издевалась надо мной. — Отличный батя, — сказал мужик из толпы и стер слезу счастья. — Да, отличный, — подтвердил Баттерс. — И дабы защитить его честь… и честь всех отличных отцов… во имя светлого патриархального будущего… я объявляю войну! Эрика Картман ахнула, скатившись с трибуны. Она почувствовала, что бизнес под угрозой. Что может лишиться халявного баблишка от идиотикесс, которые всерьез верят в то, что социальная справедливость может восторжествовать. Надо бы действовать — причем незамедлительно. — Доставайте оружие, девы. Мы должны выиграть это сражение, — грозно прошипела она. Благодаря напряженной тишине, ее расслышали все. Разноцветные фурии переглянулись и стали корчить грозные мины. Баттерс даже немного испугался — когда-то он получал нагоняй даже от старенькой бабушки, а тут целая толпа четвероклашек. — Бог мой, что сейчас будет?.. — мороженщик, наблюдавший за действом, наконец-то взял мобильник в руки и набрал полицейский участок. Он чувствовал, что еще немного, и жертв не избежать. Так может, зря он подставляется — медлит с побегом? — Готовим оружие, — скомандовал Баттерс, постепенно отходя за спины товарищей. Он не хотел пострадать — ведь за это мудрый и справедливый отец опять его накажет. Только сейчас, перед жестокой и кровопролитной битвой, когда храбрые воины собирались с духом, он вспомнил дом. И почему-то поход к психотерапевту, которая сказала, что у него стокгольмский синдром — но это не правда, потому что женщины тупые. — Во имя Воздержания — в атаку!!! — В атаку!!! — повторила Эрика. Мужской вой разнесся по округе. Женские визги прерывали его. Борцы за соцсправедливость по обе стороны баррикад обнажили мобильники и стали неистово постить. Эрика решила зайти с козырей и написала в фейсбуке: «Они насилуют нас ежедневно. Ежечасно. Ежесекундно. Миллиарды изнасилованных каждым Патриархом плачут навзрыд, стонут в агонии патриархального мира». Получив оповещение о новом посте Эрики, Баттерс едва увернулся от ментального удара по мужскому самолюбию. «Да вы никому не даете. У вас монополия на секс, тупые меркантильные шлюхи» — оставил он комментарий под записью. Эрика парировала — «Как это мы не даем, если шлюхи?». Она нажала «отправить», предвкушая легкую победу. Подловить противника на логической ошибке все равно, что мчаться на загнанного в угол с огромной секирой, что разрубит его пополам. А силы тем временем оставались равны. Пацаны и пацанессы с обоих сторон бессильно падали на колени, когда сам Модератор выводил их из игры, безжалостно блокируя аккаунты за хейтспич. Эрика почувствовала жалость — быть может, ее амбиции не стоили этих жертв. Что она скажет родителям этих девочек, когда те вернутся домой с заблокированными аккаунтами? Слезы наворачивались, но Картман сдержалась, понимая, что Баттерс еще не повержен, а значит — рано показывать слабость. «Бесплатно не даёте, тв*ри пог*ные. За век из невинных девственниц все женщины превратились в м*рзких шл*х, не готовых обслуживать мужчин, для чего и предназначены. А всякие алени и баборабы — то есть все мужчины, кроме инцелов, вам поддакивают». — А он хорош, — прошептала Эрика, уставившись в телефон напряженным взором. — Начал обходить вордфильтр как бог. Стоит взять его методы на вооружение. «Это вы м*рзкие т*пые г*ндоны, потому что угнетаете женщин, черных, азиатов, небинарных… — спустя несколько сотен наименований угнетенных групп, Эрика заканчивала: — Гомосексуалов, асексуалов — и навязываете женщинам слабость. Из-за вас девочки становятся патриархальными подсосками и тупыми сасайками! p.s. модератор, прошу тебя, умоляю, во имя богинюшки, з* м*т изве*и». — Умелый боец, несмотря на то, что женщина, — подумал Баттерс и тут же ударил себя за богомерзкую мысль. — Стоит ответить ей грубее. Только он хотел отправить новый пост, как высветилась табличка: «Вы заблокированы». Баттерс не мог поверить. Как?! Что он сделал не так?! Его защита была идеальна! А почему?! «Причина: ненависть к мужчинам». — Ч-чего?.. — пробубнил Баттерс и опустил телефон. К нему с поросячьим визгом неслась Эрика и кричала: «Это всё ты виноват! Раздавлю!» Она запрыгнула на бедного Баттерса, придавив его патриархат по самые яйца. — Сраный модератор, ты подкупил модератора?! — Эрика взяла его за грудки и стала трясти. — Меня забанили по причине «ненависть к женщинам»! Это всё ты, да?! Вой полицейской сирены привел Эрику в чувство. Она ощутила, что хорошо бы скинуть с себя вину, и положила руки Баттерса на свою грудь, завизжав: — Спасите, насилуют! Из машины лениво вышел офицер Барбреди и, окинув тупым взглядом обессиленную плачущую толпу, спросил: — Что у нас тут? Теперь Эрика жалобно хныкала, лежа под ничего не понимающим Баттерсом. — Насилуют, офицер, — повторила Эрика. — А, ну тогда все понятно, — пробубнил Барбреди и достал наручники. Баттерс, понимая, что и полиция, которая тоже лежит под матриархатом, сейчас его покарает, начал искать пути к отступлению. — Добрый день, офицер Барбреди, — поздоровался мистер Гаррисон, что решил вступиться за бедного мальчишку, которого вот-вот прожует и проглотит злобная матриархальная машина. Он пришел в себя после сильного удара — какая-то лживая тварь с помощью твиттера напомнила ему, что когда-то он был женщиной. — М-мистер Гаррисон?.. — Барбреди снял фуражку и затресся от страха, понимая, что сейчас будет. — Что это мы, угнетаем гомосексуалов, значит? — продолжал бывший школьный учитель. — Вы хоть знаете, как нам приходится нелегко в этом мире?! Вы посмотрите на эту жирную свинью, на которую забрался мальчик. Такую уродину никто не стал бы трахать даже с пакетом на голове. — Понял. Извините меня. Примите в знак благодарности за то, что вы есть. — Барбреди достал из кармана деньги и сунул в руку Баттерса, который все еще сидел верхом на Эрике. — И спасибо, что помогли поймать опасную преступницу. Когда наручник защелкнулся за запястье, Эрика взвизгнула, будто увидела, что в интернете опять кто-то объективирует женщин. — Это угнетение! Немедленно сними наручник или я буду жаловаться!!! Я феминистка! Последнее слово ударило в голову Барбреди звонким колоколом, избавив от остальных мыслей. Он терпеть не мог жалобы и, что самое грустное, ничего не мог с ними поделать. Разве что не доводить до нее. — Ну, учитывая, что вы женщина, феминистка, надежда нашего мира, так скажем… мне придется вас отпустить. И извиниться. — Барбреди вновь достал деньги и сунул Эрике. — И раз тут собрались только социально-справедливые, преступления я не вижу. Хорошего дня. Пулей офицер добежал до машины и умчался подальше ото всех, только бы его не наказали за что-нибудь, как это бывало обычно. Обе стороны почувствовали себя победителями.***
Вечером Баттерс так и не вернулся домой. После битвы славные гомосепарастисты вернулись в излюбленный бар, где стали предаваться суровым мужским утехам и изучению папчасти. Баттерсу очень нравились новые занятия – в особенности курс, который ему продал один из соратников на оставшиеся деньги, которые предназначались… вообще, уже было неважно. Главное, что мир – баборабский, вокруг одни шлюхи и алени, один он в белом пальто стоял красивый. Вернее, шел. По школьным коридорам, потому что уроки еще не начались, а опробовать советы из курса МДшного пикапа очень хотелось. Венди Тестабургер доставала книги из розового рюкзака и перекладывала их в шкафчик. Баттерс понял, что это его шанс, что шлюха сейчас беззащитна, а потому он, как истинный альфа (так соратник назвал после покупки курса), должен подкатить, чтобы трахнуть ее и бросить, как и любую другую женщину на его пути. А вообще он за настоящий патриахат, и взаимоисключающие параграфы спокойно укладывались в его голове. Ей-богу, такой ментальной гимнастике могла позавидовать даже матерая радфеминистка. — Привет, шкура, — Баттерс оперся на дверь шкафчика рядом с Венди, а та, услышав столь импозантное приветствие, стала недоуменно хлопать глазами. — Эээ… что?.. — растерянно переспросила девочка. — Сегодня иду есть мороженку. Маскулинно-черную, потому что я мужчина и истинный альфач, в отличие от всех остальных аленей, которые называют себя мужчинами. А ты идешь со мной. Поняла, шлюха тупая? — закончив пламенную речь, Баттерс увидел, что Венди буквально остолбенела — замерла, а ее рот приоткрылся. «Отлично, значит, советы действуют. Кто бы мог подумать, что эти тупые шкуры так текут от оскорблений». — Нет. Пошел к черту, мудила, — ответила Венди и отвернулась, возобновив перекладывание литературы в шкафчик. Баттерс никак не ожидал такого ответа. Он же молод, и у него есть писька. Что еще нужно этим тупым деффкам? «Наверное, она не почувствовала мою силу, — подумал мальчик. — Надо показать ей, что бывает за непослушание». Взяв телефон в руки, Баттерс пролистал стену закрытой мужской группы и нашел нужную запись. — Вот, смотри. — Баттерс включил видео: на нем целых двадцать секунд женщина идет по темной улице, затем на нее со спины нападает мужчина в закрытой одежде, валит на землю, бьет, она сопротивляется, но далеко не уползает. — Прикольное видео, да? Это случится со всеми шкурами, которые смеют отказывать альфачу! — Баттерс, ты совсем поехавший, — резюмировала Венди. — Я не пойду с тобой гулять, даже если ты станешь красавчиком, богачом или Орландо Блумом. Ты омерзителен! Теперь Баттерс всё понял. Не он виноват — его методы, отношение и манеры идеальны, это Венди виновата, ведь она женщина. Наконец-то пазл в голове сошелся, нечто как будто щелкнуло, заставив открыть рот, чтобы поставить зазнавшуюся потасканную шкуру на место. — Мерзкая шлюха, ты мне отказываешь, потому что у меня нет денег?! — взвыл мальчик. — Все вы такие, поганые капиталистские твари, разорванные шкуры, нормальным мужикам не даете, пытаетесь поработить нормальных людей бабскими законами и воспитанием!!! Венди, совсем недавно пережившая столкновение с главной сестрессой, стала воспринимать сектантов как-то спокойнее, а потому в ответ лишь вскинула бровь и сложила руки на груди. — И ты серьезно думаешь, что я не хочу гулять с тобой из-за денег? Ничего другого не замечаешь? — Замечаю. Замечаю, что ты пытаешься сделать из меня аленя, матриархальная властная тварь!!! — кричал Баттерс на весь коридор и размахивал руками. — Я — мужчина, я руководствуюсь логикой, а не бабскими эмоциями!!! Ударив кулаком по дверце шкафчика, Баттерс стиснул зубы и пробежал мимо Венди, задев ее плечом за оскорбление, нанесенное его ущемленному эго. Все-таки скоро звонок, а значит, пока идти в класс, а то еще учитель накажет.***
— Да что же это такое? — ПК-директор обессиленно рухнул на стол. — Сначала сильную и независимую угнетают, а с утра в моей школе появляется кружок угнетенных мужчин. Резко встав, он подбежал к ряду портретов на стене и плюхнулся на колени. — Андреа, Симона, Клара… Богини, помогите мне, пошлите решение, пока Сильная Женщина не берет трубку… Тройной стук в дверь заставил его встать с колен и сесть за стол. — Войдите. — ПК-директор, — забежала Венди Тестабургер и без приглашения уселась на стул напротив стола. — Вы должны принять меры. В школе происходит невесть что. Картман создал секту, которая не имеет никакого отношения к феминизму. Его подпевала Баттерс решил вступиться за мужские права, оскорбляя всех вокруг и пропагандируя гомосепаратизм. Так долго продолжаться не может! — А что я могу?.. — обреченно спросил ПК. Венди опешила от такого ответа. Перед ней — взрослый мужчина, союзник, сильный и независимый… но неспособный справиться с конфликтом младшеклассников. — Не знаю, — развела руками Венди и слезла со стула. Затем — подошла к его столу и уставилась твердым взором в его грустные глаза. — Например, как насчет, придумать как решить проблему? — Нет, нет… — бормотал измотанный ПК, и в его голову пришла светлая мысль. — Обратись к мистеру Мэки. Он спец по вашим проблемам. — Точно, — осознала Венди. — Хорошая идея. Спасибо, я побежала. Оставалось пять минут перемены, а потому Тестабургер спешила, по пути едва не задев случайных учеников. Мистер Мэки всегда был в кабинете в это время, а потому она смело постучалась. — Ммм войдите, — прозвучало из комнаты. Венди чуть ли не рванула дверную ручку. Едва заглянув в кабинет, она увидела на стене эмблему, похожую на дорожный знак, на котором изображена дорога с развилкой вправо. — А, ммм Венди. Наша будущая ммм вагинокапиталистка. Крик Венди едва не повыбивал стекла в кабинете. Она захлопнула дверь и понеслась, сама не зная куда, главное — подальше от этих сумасшедших. Венди очнулась, когда добежала до туалета. Отдышавшись, она подняла взгляд на табличку. На обеих дверях теперь висели гендерно-нейтральные, но девочка помнила, что всегда ходила в правый, так что зашла и в этот раз. — Что ж это происходит… — бормотала она, нависая над раковиной. Умыться — лучший способ прийти в себя. — С этим определенно надо что-то делать. И если ПК не может, Сильная Женщина пропала, а Мэки сошел с ума — придется взять дело в свои руки.***
— Итак, для того, чтобы решить это уравнение, нам понадобится… — Мерзкий патриарх, — буркнула Эрика в сторону Баттерса. — Матриархальная властная тварь, — ответил Баттерс. — Тише, дети! — Угнетают!!! — крикнула Эрика. — Я буду жаловаться!!! — Ладно, ладно, — вздохнула учительница. — Можете пререкаться, если это помогает вам в борьбе с социальной несправедливостью. — Спасибо, — улыбнулась Эрика Картман, доедая курочку из КФС одной рукой, другой — играя в PSP, которые тоже помогали в непростой феминистской борьбе. — Клятые матриархи… — прошипел Баттерс. — Чел, — обратился к нему Стен. — Что с тобой случилось? — А? — удивился Баттерс. — Ну, ты всё утро ходишь по школе и кричишь о том, как хорошо было при патриархате, и что его нужно вернуть. А еще показываешь ролик, в котором жестоко избивают женщину, и призываешь так поступать со всеми женщинами. Ты стал похож на опасного мудака, которого неплохо было бы изолировать от общества. — Сними пизду с лица, Стен, — отмахнулся Баттерс. — Шлюха наверняка заслужила. Правда, я не знаю, за что... но это же очень смешно. А почему ты против патриархата? При нем же расцвели экономика, политика, социалка. Стен и Кайл недоуменно переглянулись, после — синхронно взглянули на Баттерса как на идиота. — Ладно, — вступил в дискуссию Кайл. — Если уж надо побыть Капитаном Очевидность... Патриархальный строй искусственно ограничивал половину населения планеты, тем самым затормаживая экономический прогресс. Камон, не пускать работать человека из-за его пола — ну явно не способствовало притоку рабочей силы и развитию промышленности. Не пускать в политику адекватных женщин, но пускать идиотов мужского пола — тоже такое себе. Социалка вообще на уровне, что у мужчин, что у женщин. Первые рано умирали от постоянной работы, вторые — от родов. Идеальный мир, ничего не скажешь. Не говоря уже о том, что ржать над избиением кого бы то ни было — аморально. И это самое очевидное, что пришло мне в голову сходу. Баттерс несколько мгновений хлопал глазами, затем выдал: — Кайл — ты мерзкий еврей и бабораб. А ты, Стен, куколд. Разговор окончен, вы слиты. Баттерс встал из-за парты и побежал к выходу, лишь бы мальчики не успели ему ответить. Чтобы выйти, он отпросился в туалет, а учительница не смогла отказать. Эрика, с интересом наблюдавшая за происходящим, самодовольно хмыкнула. Через пару минут некто осторожно дотронулся до ее плеча. Едва она захотела начать орать про харрасмент, как увидела, что это Венди передает ей какую-то записку. Развернув листок, Эрика прочла: «Фемивечер в спортивном зале. Сегодня. Приглашены только лучшие девы». Картман считала себя не просто лучшей — а великолепной, неподражаемой, божественной, безупречной, бесподобной, дивной, единственной, креативной, искренней, неповторимой, незабываемой, ослепительной, умопомрачительной и очень-очень скромной. Именно поэтому она даже перекрасила подмышки для этого вечера. Взяв с собой группу поддержки в виде матери и Бебе, которую простили после нехилого взноса в карман Эри… социальной справедливости, Картман отправилась на фемивечер. Едва они вошли в спортивный зал, как заметили на противоположной стороне каких-то людей. Приблизившись, Эрика узнала в присутствующих Баттерса и его свиту — мистера Мэки и мистера Гаррисона. — Какой чертессы?! — выругалась Эрика и, плюнув, развернулась и побежала к двери. Она оказалась закрыта. — Это вы?! Вы все подстроили?! Свет неожиданно погас. Эрика вскрикнула от неожиданности, расслышав такой же визг с мужской стороны. Она почувствовала себя героиней фильма ужасов и решила, что должно произойти что-то ужасное. С громким щелчком в центре зала включился проектор. На белом экране появилось лицо Венди Тестабургер. — Добрый вечер, мои дорогие борцы за социальную справедливость, — начала вещать она. — Вы и ваша борьба заебали меня так, что пришлось пойти на крайние меры. Так получилось, что вы все заперты тут, и не выйдете, пока каждый из вас не посетит психотерапевта, который сидит в раздевалке. В ваших интересах сделать это побыстрее, потому что за промедление я начну вас пытать. Итак, время пошло. На экране появилась цифра «30», которая через секунду сменилась на «29», затем «28»… Эрика обливалась потом, ощущая себя зверем, загнанным в ловушку. «19». Но она же сильная и независимая… «15». Она справится… «11». Сможет. «6». Какое бы испытание не придумала Венди. «1». Экран погас, а через секунду на нем появилась огромная черная надпись: «Гетеросексуальность». Эрика закричала, что есть силы. Баттерс заорал с ней в такт. — Божечки, что же это, — стенал он. — Мамочка, папочка, спасите! Баттерс заплакал и сел на пол. Обхватил колени. Еще никогда ему не было так страшно. Мистер Гаррисон и Мэки пока держались. Бебе никак не отреагировала. Одна только миссис Карман довольно улыбнулась, несмотря на истерику сы… дочери. — Хватит, хватит! — заорала Эрика. — Я пойду к психотерапевту, только убери эту мерзость с экрана!!! — И я, и я! — поддакнул Баттерс. Свет софитов создал дорожку до дверей раздевалок. Борцуны побежали каждый в свою.***
— В чем дело, Картман? — спросила Венди, когда он вышел из раздевалки. Разговор со специалистом продлился всю ночь, и девочка даже устала его ждать, но не ожидала вновь увидеть его прежним. В этой нелепой синей шапке и красной курточке. — Я мужчина, Венди. Просто стал таким жирным, что член потерялся в складках, из-за чего я и принял себя за женщину. Мне так грустно. — Почему? — Больше не смогу зарабатывать на тупых девчонках. — Ну, — хмыкнула Венди, — в мире полно тупых людей и без радикальных феминисток. — Ты права, права… — Картман опустил голову и медленно зашагал в сторону выхода. Довольная Венди хотела последовать за ним, но вспомнила, что Баттерс еще не выходил. Пришлось ждать его еще некоторое время. Однако оно того стоило. — Всё пропало, Венди, — сказал он, даже не взглянув в ее сторону. — Я больше не угнетенный матриархатом инцел. Я вновь обычный мальчик. А ведь только вчера купил книгу мистера Гаррисона о прикладном гомосепаратизме… Его монолог прервал звонок мобильного. — Алло?.. — грустно ответил мальчик. — Баттерс! Где тебя черти носят?! Баттерс едва не выронил телефон от испуга. — Пап?! Ой, извини, я это… — Никаких оправданий! Я отправил тебя за туалетной бумагой еще вчера! Где тебя носит, Баттерс?! Если не вернешься сию минуту с бумагой — будешь сидеть два месяца под домашним арестом вместо восьми недель! Мальчик испуганно вздохнул. Он потратил все деньги на книги мистера Гаррисона и какую-то странную продолговатую штучку, которую необходимо вставлять в анальное отверстие перед походом на встречу патриархов. Как он теперь купит туалетную бумагу?! — Венди, спасай, умоляю! Девочка обреченно вздохнула и протянула деньги. Венди знала, что теперь останется без обеда, но была счастлива. Сегодня она многое поняла. Ни один, даже самый отбитый гомосепаратист не сравнится с феминисткой по части оскорблений женщин. Ни одна феминистка не унизит мужчин так, как это делают мудята. Безусловно, каждый человек имеет право верить в то, во что хочет, но его свобода заканчивается там, где начинается свобода другого.