Просто письмо, а сколько проблем

Слэш
G
Завершён
29
Пэйринг и персонажи:
Размер:
3 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Награды от читателей:
29 Нравится 2 Отзывы 0 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Был уже вечер и лагерь приходил в более умиротворённое состояние. Становилось относительно тихо, были слышны в большей мере только звуки леса и природы, а солнце уже было в закате и освещало последними лучами лагерь. Да, в это сложно поверить, но это так, всё действительно спокойно! Обычно тут сплошной шум и гам, хаос во плоти. Но даже хаосу нужен отдых. Большая часть детей расползалась по палаткам и лишь некоторые продолжали искать приключения себе на голову, как они только за день не «наприключенчились»?       Престон не был в их числе, театр выматывает, в лучшем смысле этого слова, да и что поделать у себя в палатке у него было. Потому он, как только дошёл до неё, легко, ловко и грациозно прошмыгнул внутрь своей обители. В палатке царствовал успокаивающий полумрак, лишь гирлянды освещали все вокруг слабым желтоватым светом. От одного этого света воздух пропитывался теплотой и уютом, сам представлялся «жёлтым», милым, ярким и становился милее уличного, который был с ощущениями резкой, зябкой свежести и росы на траве. В тёмном углу притаилась вешалка с коробкой -с самым разнообразным содержимым, от лишних гирлянд до пары реквизитов- и рюкзаком вместе, до которых, впрочем, их хозяину не было особого дела. Сразу их даже не заметишь, они нарочито прячутся, как будто вжимаясь в угол и закутываясь в полутьме, будто скрывая что-то и достаточно успешно. А вот что просто нельзя было не заметить — большой стол, с зеркалом, у которого было такое же желтоватое освещение, с красивым сиденьем рядом и множеством всего всякого разного на самом столе. Гудплэй двинулся к этому царскому ложе, уселся на мягкое сиденье без спинки и начал отгребать все ненужное от рабочего места. Какие-то пьесы, пожелания, заметки, рисунки Дольфа, всё, что попадалось под руку. Пространства стало заметно больше и тогда парень достал первый попавшийся чистый листок, вынул из стаканчика ручку, чуть не перепутав её с цветком, и... начал напряжённо смотреть на чистый лист, вертя в руке эту самую ручку.       Он не знает сам, сколько так просидел? Он особо и не шевелился, не менял позы, лишь увлечённо и сосредоточенно сверлил лист взглядом. Как будто он на охоте сейчас и он ожидает, когда покажется добыча и он сможет на неё напасть. Хотя он и выглядел собранно, сдержанно и просто ожидающе, в голове у него всё кипело и вёлся активный мыслительный процесс.       Вообще, это очень типичное зрелище для любого, кто знает театрала дольше дня. Тот постоянно сидит и ломает голову над очередным гениальным сценарием и пишет практически без остановок, восторженно блестя глазами и преободряюще шепчет себе «о да!» «это шедевр!» и тому подобные штуки. Да вот только в этот раз — это не сценарий, а нужные слова никак не приходят в голову и не отражаются на белоснежном листе. С каждой новой минутой бесполезного бдения и безнадёжных надежд, что «ну вот сейчас попрёт», актер начинает нервно цокать и упираться многострадальной ручкой в щёку.       "Так, окей Гудплэй, соберись! Начать не может быть настолько сложно!" — подумал парнишка, немного бубня. Угораздило же в голову ему придти идее, что написать письмо — будет идеальным, романтичным и более простым способом признаться.       Действительно, казалось, что тут такого? Престон каждый день пишет и причём много, и признания тоже, особого труда написать вдохновенное письмо, на первый взгляд, не было. Угу, на первый, блять, взгляд. Оказалось, придумать, хотя бы, приемлемое начало с обращением к человеку, при одном виде которого в тебе всё замирает, уже великое дело, потому что любые начальные слова были неподходящие и какими-то... не такими. Но все, же хоть как-то начать стоило, даже любая хрень будет лучше, чем ничего.       «Привет, слушай возможно иногда я веду себя странно рядом с тобой и не только, вернее, нет, не странно, просто ты можешь так подумать и я просто волнуюсь и знаешь, вообще ты классный. Ты знаешь что ты просто потрясный? Просто, прям кажется, всё можешь! Ну, не всмысле, что всё, а в смысле- ты понял. И я, ну, короче я проеб-» — последнее слово парень прошипел одними губами, остервенело чиркая его на несчастном листке и сминая, бросая куда-то подальше, в другой край палатки, к коробке и рюкзаку, доставая новый.       «Привет. Я немного нервный, просто я очень эмоциональная творческая натура, а ещё я люблю тебя. Го встречаться?» — этот лист отправился куда подальше, явно быстрее, и с большим количеством эмоций, заключённых в бросок.       «Доброго времени суток. Знаешь, ты — фокусник, я — актёр, мы могли бы устроить грандиозное выступление вместе. Как думаешь?» — почему, почему, почему именно самый идиотский и тупой подкат на свете?! Да его явно не поймут и того хуже, действительно решат совместное выступление устроить. Это, конечно, было бы неплохо и очень даже классно, но не то, что подразумевалось и чего хотелось изначально. После чего-то настолько абсурдного, суждение о плохом ничего было пересмотрено. Ничего — уж точно было бы лучше чего-то такого. Оскверненная этой хренью бумага улетела далеко и надолго.       «Здравствуй, мой волшебный друг! Как ты? Знаешь я часто думаю о тебе и я бы хотел- я думаю, мы могли бы стать большим, чем, как выше названные мной, друзья. кстати, как твои магические штуки поживают, как сам? Да какого, это ведь тот же самый вопрос!» — из губ Престона вырывается звук из смеси нечленораздельного, но всё ещё пламенного, смазанного возмущения и страдальческого стона, а очередная бумажка оказывается разодранной надвое и откинутой. От эдакой несправедливости хотелось кричать пуще, чем на, уничтоженном идиотами, прекрасном спектакле.       Перед написанием следующего, темноволосый парень долго отстукивал предметом канцелярии по столу, отбивая какой-то ритм, уже не помня, откуда он. Наверное, из одной из этих дебильных реклам на ТВ, музыка со слоганами в ней, запоминается лучше, чем хорошие фильмы, показываемые на том же зомбоящике. Причем театрал так настойчиво и ритмично отстукивал по немного тёмному дереву, что это больше походило на проверку «как долго выдержит стол, перед тем как я окончательно разъебу его ручкой?». Моментами этот звук раздражал, не меньше чем всякие глупости, упорно лезущие в голову. Как будто все нормальные мысли и вдохновение дружно помахали ручкой и свалили из головы несчастного паренька, как можно дальше.       «Привет? Наверное, я немного сумбурный. Наверное, я слишком нервничаю, и действительно сильно люблю тебя. Давай просто поговорим? Что-то типа свидания или просто затусим? Мне, на самом деле, всё равно. Любое время, проведенное с тобой, классно и нет разницы, как это называть. Как ты это посчитаешь более уместным, так и называй. И там, когда закончится вся эта лагерная поебень, может, попробуем продолжать быть вместе? Попробуем встречаться? Просто, тоже напиши мне, ну, или скажи, если согласен. Ладно? Я буду ждать ответа.» Гудплэй сидел и смотрел на написанные своей рукой строчки, потом перевёл взгляд на зеркало и устало упёрся в него лбом. Страдальчески театрал отлепил его от отраженья. Просмотрел написанное ещё пару раз. Казалось бы — вот оно, то, что нужно! Но после очередного пробега глазами по написанному, что-то кольнуло и подумалось «слишком нагромождено, слишком открыто, слишком откровенно, слишком. слишком. Просто слишком». Ещё немного поразглядывав неудачную попытку, актер вяло смял лист и кинул в неопределённость за себя, устало выдохнув.       Ещё множество и множество вариаций «идеального письма» были забракованы, бумага летела во все стороны, а периодически в мёртвой тишине проскакивали шипящие, вопящие, скрипящие и совершенно разные эмоцианальные вскрики «охххх Божее», «Чёёёёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт!», «Ух ты ж бляя!» и множество других звуков копошение и не только.       Как только все в лагере не встрепенулись и не перепугались заслышав эти покрикивания? Это ещё хорошо, что Престон старается быть тихим. Если бы Гудплей окончательно вышел из себя и завопил со всей мочи, то всему лагерю можно было бы попрощаться со спокойным отдыхом. И с ушами.       На следующий день же, Харрисон шёл по направлению к своей палатке, поправляя одну из перчаток, как заметил, прикрепленный на скрепке к стенке этой самой палатки, листик. На нём красовались надписи, выведенные аккуратным и красивым почерком, при том ещё и знакомым, а рядом была замысловатая, всякими разными завитушками оформленная подпись. «Твоё выступление было фееричным! Ты молодец, продолжай так же, удачи тебе со всем этим! ^^ -П.Г.» — вот что красовалось на этой небольшой бумажечке.       Эта записка заставила мага вспомнить, о встреченном по пути Престоне. Сам он выглядел как обычно, но взгляд был не выспавшимся и каким-то... грустным что ли. Он нёс в своих руках скомканную, местами порванную бумагу, при том было сложно оценить её количество. Но актёр отмахнулся:       - Ох, да это просто так, неудачные наработки для пьес! Я подумал, что их вполне можно отдать Дэвиду для костра или подобного и он будет рад. Ну, тип хоть какой-то активности в делах лагеря, хоть какой-то помощи, он же всегда пытается что-то такое в нас пробудить. - пока он это говорил, периодически крутил одной рукой в воздухе, а под конец немного задумчиво глянул на комок бумаги.       Когда Гудплэй дальше пошёл к домику вожатых, маг, смотря ему вслед, задался вопросом - "Разве он когда-то так делал? Он же, вроде, когда кто-то предложил это - сильно возмущался и кричал "не позволю!"?... Может, действительно сильно не удались пьесы, раз он их даже видеть не хочет и готов сжечь."
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.