Точно гром под землей

Две недели похода оставалось до границ, и колонны пехоты гудели, как струны циня. Постоянное жужжание разговоров и пересудов не знало чинов и званий, передавалось от солдата к солдату у армейских костров и вдоль походного строя. Солдаты любят поговорить и в дни мира, и в дни войны, но недавние потрясения при дворе и внезапность этого вторжения запустили мельницу слухов на полные обороты. Нового командующего не знал никто. Те, кто уделял особо пристальное внимание политике, могли слышать это имя вместе с историей о стремительном возвышении нынешнего наследного принца. Несколько человек, возможно, даже слышали это имя произнесенным шепотом в связи со столь же скоропостижным падением принца Юя или роспуском Управления Сюаньцзин. Остальное узнали быстро. Шепотки бежали вдоль растянувшихся на марше колонн, гуляли по вечерам на привале. Добрый солдат без колебаний последует за полководцем, но опытный солдат знает, что от решений и умений этого полководца зависят его жизнь и смерть. Поэтому люди рассказывали и осторожно взвешивали то, что слышали, и пристально наблюдали за своим командующим. Домыслы насчет политики при дворе быстро сменились тем, что люди видели сами, и новые слухи не заставили себя ждать. Генерал Мэй отсутствовал в списках военного ведомства, но его понимание в деле управления армией было безупречно, командование – твердо и обдуманно. Окончательное суждение о нем можно было составить лишь на поле боя, но разумная вера в него крепла день ото дня. Кое-кто говорил, что генерал отмечен небесами, одарен так, что смертным этого не постичь, и что их поход осияла удача. Другие, более хладнокровные, замечали, что ведь есть сходство в том, чтобы управлять воинским союзом в цзянху и армией. А по ночам, когда выпивки было вдоволь, а костры прогорали до углей, солдаты шептались, что генерал Мэй, наверное, один из недобитков Армии Чиянь. Может, один из заместителей Линь-хоу, чудесным образом выживший и вернувшийся помочь наследному принцу, чьи убеждения были так же прекрасно известны теперь, как раньше они были губительны. К утру гасли угли, смолкали и эти разговоры, а днём никто уже не говорил о таких невообразимых вещах. Что бы ни осталось в прошлом у генерала, было точно, что в настоящем он водится с очень необычными людьми. *** Когда сотник Чжан услышал, что крики приближаются, он прижал к себе миску покрепче. И конечно же, через мгновение мимо него пронеслись две фигуры в вихре одежд, размахивающих рук и мелькающих ног. Тот, что поменьше, лягнул своего преследователя, сумел вырваться от него и в свирепом молчании метнулся через палатки. – Верни его, Фэй Лю! Ты знаешь, что от меня тебе не удрать! – второй человек исчез вслед за ним в водовороте белого шелка, непрестанно крича. Когда их голоса стихли в отдалении, сотник Чжан позволил себе чуть выдохнуть с облегчением, сердито посмотреть им вслед и вернуться к еде. Несомненно, телохранители генерала были превосходны в боевых искусствах. То, что он видел, вряд ли можно было назвать схваткой, но дух захватывало от того, какие умения они выказывали, пролетая по лагерю. Однако так же не вызывало сомнений, что это были два самых недисциплинированных человека во всей армии. Сотник Сюнь, фыркнув, показал на миску в его руках: – Сам знаешь, не обязательно было дергаться. Они так шумят, что вряд ли причинят кому-то хоть какой убыток. Это безвредная игра. Сотник Чжан ответил ему свирепым взглядом: – Мне не хочется присыпать свою еду дорожной пылью. И вообще, дело в принципе. Они губят дисциплину в лагере и вряд ли умеют принимать приказы, что один, что другой. Сейчас все хорошо и мило, но как это аукнется, когда мы пойдем в бой с армией Великой Юй? – Они не будут сражаться. Маленький – почти ребенок. Насколько я слышал, командующий почти постоянно держит его при себе. Когда придет время, он останется позади вместе с генералами, а не поскачет в битву вместе с нами. – А второй? Сотник Сюнь усмехнулся и покачал головой: – Этот не солдат. Я слышал, он скорее личный лекарь командующего, чем его телохранитель. Посмотри, как он одет. Это ученый. Заверяю тебя, стиль у него впечатляющий, но вряд ли его меч видел кровь хоть раз. И он не собирается никого убивать. *** Линь Чэнь широкими шагами вошел в палатку, торжествующе вздымая точильный камень. Чансу неодобрительно воззрился на него, подняв взгляд от стола. – А где Фэй Лю? – Где-то там дуется. Полагаю, вернется, когда проголодается. А если и нет, нам больше еды останется. – И?.. – И что? – Моя армия еще цела, или вы все разнесли в клочья и пожгли, пока носились тут все утро? Эта реплика была оскорбительной и ответа вообще не заслуживала. Линь Чэнь проигнорировал вопрос и вместо этого быстрыми пальцами ухватил запястье Чансу. – В этом нет необходимости, – запротестовал тот, попытался выдернуть руку, но в попытке не было особой силы, и ее Линь Чэнь тоже проигнорировал. – Ты проверял у меня пульс час назад. – И определенно должен проверить его снова, раз твой разум настолько затуманен, что ты уже забыл, с кем говоришь. Наступило молчание. На лице Чансу сменили друг друга несколько весьма раздраженных гримас, а потом он вздохнул: – Вы подаете дурной пример. Дисциплина в армии – это всё, и вы знаете, о чем болтают солдаты. – Солдаты считают, что ты – святой, посланный небесами специально, чтобы возглавить их. Они уже готовы пойти за тобой без колебаний, а мы даже не дошли до границы Великой Лян. – Биение крови Чансу было по-прежнему неровным, но устойчиво твердым. Пусть он все еще умирал, однако не двигался к смерти быстрее, чем вчера. Линь Чэнь расслабил стиснутые пальцы, превратив хватку в простое комфортное касание, и опустил их соединённые по-прежнему руки. – А я – не один из твоих заместителей, которые носятся тут по твоим приказам. Ты вытащил меня из залов Архива в Цзиньлин, а теперь – сюда, в этот жалкий военный лагерь, но не считаешь же ты, что сделал меня своим солдатом! Рука Чансу шевельнулась в его руке и сжала его пальцы в ответ столь же крепко. Почти извинение, а большего от него и не дождешься. И они молча сидели вместе, пока не вернулся Фэй Лю, *** На сторожевом посту никого не было. Сотник Сюнь вытащил меч и прищурился, глядя в темноту. Не было видно никаких признаков дурного, огонь костра весело мерцал, но кто-то должен был быть здесь! Он поднял факел повыше, ища следы борьбы. В круг света попали две тела в панцирях, которые кто-то оттащил подальше от костра. Он быстро шагнул вперед, и в ноздри ему ударил запах крови в ту же секунду, как под ногой зачавкала свежая влага. У обоих солдат было перерезано горло. Сотник помчался обратно в лагерь, выкрикивая: «Тревога!» Тихий, сонный лагерь начал просыпаться, а те, кто уже бодрствовал, похватали оружие и всполошились. Поджигались факелы, строились отряды. Они были еще в двух неделях ходу от границы, но тактика генерала Мэя уже принесла примечательные плоды. И небольшой отряд вроде того, который вторгся в расположение лагеря сейчас, не мог иметь иной цели, кроме командующего лично. Сотнику оставалось только молиться, чтобы не оказалось слишком поздно. Он бежал так быстро, что о первого из убийц буквально споткнулся. Тот лежал в луже крови, тело еще не остыло. Мгновенный осмотр обнаружил, что убитый был пронзен насквозь – чей-то искусный меч нашел щель в его доспехах. Сотник махнул людям, которые уже двигались вместе с ним, и побежал дальше. То, что осталось еще от троих убийц, Сюнь обнаружил возле палатки командующего. Над ними стоял тот странный неразговорчивый мальчишка, свирепым взглядом окидывая лагерь. Увидев сотника Сюня, он одним прыжком перемахнул большую лужу крови и приземлился прямо перед ним. – Громко! – рявкнул он. – Братец Су проснулся. Сотник Сюнь уставился на него. Его колотящееся сердце постепенно успокаивалось, и он попытался подыскать хоть какой-то ответ, когда полог забрызганной кровью палатки хлопнул, приоткрываясь. Выглянул генерал Мэй – слегка помятый со сна, но определенно невредимый. Мальчишка немедленно метнулся в палатку, тут же вернувшись с теплым меховым плащом в руках, который и накинул командующему на плечи. Сотник Сюнь спешно поклонился. – Господин, убийцы зарезали двух солдат на посту охраны и проникли в лагерь. Сейчас мы их ищем. Ваша безопасность – задача первостепенной важности. Командующий кивнул: – Здесь я под хорошей защитой. Убедитесь, что вы обыскали весь лагерь. Их целью мог быть не я один. Двое солдат вызвались сторожить палатку командующего. Остальные помогли сотнику Сюню подобрать останки уничтоженных убийц и унести, чтобы их осмотрели и обыскали. Уже когда он уходил от палатки глубже в лагерь (и уносил с собою связку отсеченных рук), его внезапно осенило, да так, что он замер на полушаге. Палатка была вся забрызгана кровью, земля раскисла от нее, эта же самая кровь сейчас пропитывала халат самого сотника. Но на мальчишке не было ни пятнышка. И, хотя он и охранял командирскую палатку, но без оружия, да и вообще Сюнь ни разу не видел меча у него в руках. Не мальчик убил этих людей. На следующее утро нашли и пятого убийцу, рядом с палаткой командира передового отряда. Он был избит до полусмерти, без сознания и связан по рукам и ногам. Когда его привели в чувство, он тяжело дышал, а глаза у него были выпучены от ужаса. Допрашивающий едва потянулся за кнутом, как тот уже заговорил, умоляя о пощаде и обещая нужные сведения. Пленник рассказал все, что они желали знать, ответил на все вопросы, какие только пришли им в голову. А между этими ответами он умолял их о защите от ужасающего белого демона. *** Только пошел снег, когда он вернулся в палатку. Фэй Лю ждал его у входа, а рядом с ним – пара стражей, уставившихся на него расширенными глазами. Это он проигнорировал. Он понимал, как должен сейчас выглядеть. Когда он скользнул внутрь, мальчик молча последовал за ним, там устроился на своей лежанке, укрылся меховым плащом и затих. Линь Чэнь снял верхний халат, протер свой меч в последний раз – рукавом – и положил в угол. Оружие надо будет почистить, но до утра это подождет. Он ощутил движение за спиной, обернулся – Чансу скинул с себя меховой плащ и поднялся. – Возвращайся в постель. Слишком холодно, чтобы ты вставал. – Все хорошо. – Нет, не хорошо, – Линь Чэнь поймал его за плечо и усадил обратно на лежанку. Под тонким ночным халатом тот уже начал дрожать. Линь Чэнь обернул мехами их обоих вместе и крепко прижал Чансу к своей груди, согревая теплом собственного тела. Чансу понемногу прикорнул на нем. – Остался еще кто-то? – Их главного я оставил у твоего командира передового охранения. Наверное, из него что-нибудь получится выжать. Убийц было только пятеро. – Значит, это проверка. – Похоже, так. Пальцы Чансу знакомым жестом ухватили его за запястье. Линь Чэнь пихнул его в бок. – А ну хватит. Ты даже не знаешь, что смотреть. И делаешь это неправильно. – Рука у меня в точности там, где нужно. Думаешь, я еще не выучил этого? – Ничего ты не выучил. Иди спать. – Ты слишком долго не возвращался. – Их старший петлял как кролик. Мне пришлось гнаться за ним почти до самой Великой Юй. Чансу мягко вздохнул: – Как печально. Постареть и стать уже не таким проворным. А я думал, ты ради разнообразия усердно потрудишься. Линь Чэнь пихнул его еще раз. – Весь мой тяжкий труд – это ты. И ты проматываешь впустую мои усилия, оставаясь на ногах всю ночь и губя свое здоровье. Спи давай. Скоро рассвет. Чансу уже дремал, и его пальцы на запястье Линь Чэня разжались. Когда его дыхание выровнялось, Линь Чэнь натянул мех повыше ему на плечи. Лагерь был тих, как обычно. И он лежал неподвижно, вслушиваясь в звуки за стеной палатки, пока с рассветом не проснулся Фэй Лю. Ближе к полдню землю укутал толстый слой снега, и он отправил Фэй Лю вслед за Чансу с плащом потеплее. Сам же Линь Чэнь двинулся на север, за пределы лагеря, к краю обрыва. Он шел вдоль пропасти медленно и осторожно, пока не обнаружил опаленные отметины на скале под ногами. Тогда он разгреб снег, развел костерок и положил на угли свою еду. Когда запах горелого мяса наполнил воздух, он принялся ждать. За тысячу лет ни один лекарь не нашел приемлемого лечения от яда Огня-стужи. Но ни у кого из них не было под рукой снежных жуков с Мэйлин. *** – Нет и нет. – Я должен. – От скрежета точильного камня Чансу по его новенькому мечу Линь Чэнь только заскрипел зубами. – Отправь главнокомандующего Мэна. Он сумеет исполнить эти твои приказы и даже выжить после этого. Но не ты. – Эти приказы пригодны лишь для начала боя. У нашей разведки больше домыслов, чем сведений. Я не могу спланировать дальнейшее. Я должен быть там и видеть все своими глазами. – И что именно ты намерен делать? Ты больше не страдаешь от яда, но по-прежнему слаб. Твоих сил хватит лишь на первую атаку. И раз ты отправляешься со всадниками, чтобы увидеть все самолично, то каким образом ты намерен дальше использовать то, что увидишь, если свалишься с коня от усталости и будешь затоптан? – Со мной будут мои лучшие люди и еще ты с Фэй Лю. Этого должно хватить. – Хватить для чего? – Линь Чэнь потянулся перехватить точильный камень, но Чансу отвел руку. Определенно, он наслаждался новообретенной силой и скоростью. Это было бы прелестно, если бы не его решимость немедленно угробить себя, используя эти самые силу и скорость. – Ты десять лет меча в руках не держал. Какая тебе разница – смотреть на самом поле боя или находясь позади от него? – Солдаты ценят, когда командующий скачет в бой бок о бок с ними. – Солдаты ценят того командующего, который не даст себе глупо погибнуть и не оставит их на поле боя без стратега. Чансу не сводил глаз с меча. Его руки, водящие точильным камнем по кромке, были тверды. Несколько мгновений в палатке слышалось только вжиканье точила. Линь Чэнь смотрел на своего друга свирепо и ждал. – Все решится завтра. Если мы их разобьем, мы прорвем фронт, и я смогу добиться их капитуляции за месяц. Но только если я сам отправлюсь в бой верхом. Я своими глазами и с близкого расстояния должен видеть, как двигаются их войска. Это определяет ход военной кампании, и я смогу управлять ею лишь в том случае, если буду это знать. Мы находимся здесь уже долго. Пора заканчивать. В его голосе слышалась такая уверенность, что он звучал практически как глас судьбы. Именно таким Линь Чэнь слышал его прежде – когда Чансу объявлял о своих намерениях вернуться в Цзиньлин, или о желании повести армию в бой против Великой Юй, или о решимости перенести самую жуткую хирургическую операцию, которую Линь Чэнь когда-либо делал. Линь Чэнь ненавидел эти мгновения. Он прикусил язык, сдерживая совершенно резонные доводы, ни один из которых сейчас не возымел бы результата. Чансу проверил остроту своего меча и, явно найдя ее удовлетворительной, наконец-то отложил точильный камень. – Ты можешь выжить, ты же знаешь. Твоя новая сила – она предназначена именно для этой цели. – Линь Чэнь слышал свой собственный голос – слишком резкий, слишком эмоциональный. Его он тоже ненавидел. – Вся моя гениальная работа пойдет псу под хвост, если ты намерен свалиться завтра с лошади, как простой солдат. Чансу просто молча смотрел на него, и взгляд у него был таким напряженным, что говорил сразу все – и ничего. Линь Чэнь выскочил из палатки и пошел прочь, обжигая легкие холодом вдыхаемого воздуха. *** Битва – это меч в его руке, крики умирающих, вонь смерти. Отвратительная, но не сильно отличающаяся от запахов в палатке лекаря, где ему приходится иметь дело с результатами этой самой битвы. Линь Чэнь развернул лошадь, блокируя удар протазана-цзы, направленный в Фэй Лю. По другую сторону от него Фэй Лю практически свесился с лошади, чтобы схватить вражеского всадника, выдернуть из седла и швырнуть на землю. Упавший с воплем исчез под молотящими копытами, Фэй Лю выпрямился. Сегодня утром Линь Чэнь задумывался, подойдет ли для конного боя особая манера Фэй Лю сражаться, но явно не было нужды беспокоиться об этом. Фэй Лю оставался сейчас невозмутим, как всегда в бою, а они вдвоем образовывали острие копья, проникающее в боевые порядки юйцев. Линь Чэнь отрубил руку с цзы и для верности еще перерезал нападавшему горло. Когда тот упал с седла, Линь Чэнь скользнул в образовавшуюся брешь. Достал следующего и следующего за ним. Солдаты Великой Юй были хорошо сплочены и дисциплинированны, но Линь Чэнь управлялся с мечом всю свою жизнь. Еще четверо пало от его руки, и тут он услышал: – Братец Су! Сражение Фэй Лю не волновало вовсе, но сейчас в его голосе безошибочно была слышна паника. Линь Чэнь повернулся как раз чтобы увидеть, как Чансу тащат из седла, зацепив за плечо крюком длинной алебарды. Он был уже на земле, солдаты Великой Юй ринулись вперед, в мгновение ока окружив его. Войска юйцев завопили, рванувшись к спешенному вражескому командующему. Фэй Лю выпрыгнул из седла – охранять своего братца Су от надвигающихся острых копий и молотящих копыт. Мир окутало безмолвие. *** Сотник Чжан видел, как он упал. Они удержали строй, заставили попятиться юйцев. Они побеждали. А потом командующему пробили плечо и стащили с лошади, и юйцы тут же усилили напор и оттеснили лянских солдат, и командующий пропал из виду. Исчез в мешанине стали и лошадей, и его маленький телохранитель закричал. Сотник Чжан подался назад, отступая, выглядывая брешь, любую возможность пробиться к генералу Мэю, но не мог разглядеть ничего. Он окликнул своих товарищей, рассчитывая предпринять хоть какую-то атаку, которая дала бы им шанс пробиться – когда строй по его правую руку взорвался. До этого момента войска Великой Юй сражались организованно, даже отступая к своим границам. Но сейчас глазам сотника предстал чистый хаос. Кричащие лошади без всадников, люди, падающие наземь быстрей, чем успевал отследить глаз. Сотник разглядел белый проблеск рукава и валящееся с седла безголовое тело. Еще трое оказались порублены прежде, чем успели хоть как-то среагировать. Следующему хватило времени поднять копье, прежде чем он сказался пронзен насквозь. Он рухнул, и второй телохранитель командующего прорвался мимо него, скользя сквозь боевые порядки юйцев, как рыба – сквозь воду. Сотник Чжан успел бросить взгляд на его лицо, когда он проскакал мимо. Вокруг телохранителя кипели хаос, крики и ярость битвы, лицо же было совершенно спокойным и бесстрастным. Штиль в глазу урагана. Он промчался за одно биение сердца, оставляя за собой кучу тел. Еще секунда, еще четверо убитых, и он прорвался. Командующий упал на землю, но был жив, а враги вокруг него умирали быстрее, чем успевали отступить. Строй юйцев перед ними разорвался, подался назад, и тут уже лянский авангард оказался готов. – Вперед! Живо! – сотник повел своих людей в атаку, и под их напором юйцы отступили. Он поравнялся с командующим… …тут же разглядел вспышку белого рядом с собой и услышал свист прорезающего воздух меча. Он повернулся, поднимая свой собственный клинок, но уже понимал: слишком близко, слишком медленно, сейчас он умрет… – Линь Чэнь! Клинок замер в цуне от его шеи и убрался прочь. Сотник Чжан повернулся и увидел, что командующий пытается подняться на ноги. Он был бледен как полотно, и по его рукаву из-под доспеха текла кровь. Маленький телохранитель мгновенно оказался рядом, поддерживая его на ногах. – Доставьте его в безопасное место. Я смогу принять командование здесь, – сказал сотник человеку рядом с собой. Чжан уже слышал, как трубы оповещали о перемещении отряда главнокомандующего Мэна, который двигался им на помощь. Он повернул лошадь, присоединяясь к своему отряду в преследовании отступающих юйцев. И не оглянулся. Это был определенно день их победы. Когда солнце село, настроение в лагере было приподнятым, и вино текло рекой. От сегодняшнего поражения Великая Юй уже не могла оправиться, и тут и там начинались разговоры о возвращении домой. Солдаты повсюду пили за своего командующего, желая ему скорейшего выздоровления. Сотник Чжан осмотрел своих людей, свою лошадь, свое оружие. Он поднял одну здравицу, потом другую и третью. Лишь тогда они позволили ему уйти. Он выбрался подальше от света костра, наклонился, упершись ладонями в колени и тяжело дыша. В его глазах еще стоял вихрь пропитанных кровью белых одежд и пролегший ему вслед путь из мертвых, павших быстрей, чем мог уследить глаз. Он еще слышал свист меча, устремившегося к его горлу, и ветерок от его движения, коснувшийся шеи прежде, чем меч остановился. Он зажал ладонью рот, приглушая собственный скулеж, и подождал, пока его не перестанет трясти. *** Повезло, что снега в этом году было мало, а зима оказалась такой короткой. И даже при том земля на Мэйлин была твердой, и от рытья на руках оставались кровавые мозоли. Сотник Сюнь не возражал. Это была чистая боль и простая, полезная работа, утешающая душу. Место возведения погребального кургана командующего было охвачено кипучей деятельностью больше любого другого. Даже когда войска были готовы свернуть лагерь и возвращаться домой, работы на кургане не прекращались. Военным инженерам поступало больше помощи, чем могло им пригодиться, и, похоже, каждый солдат в армии хоть раз да предложил им свои услуги. Каждый в армии чувствовал лежащий на нем неизбывный долг, и подготовка к триумфальному возвращению домой лишь усиливала это чувство. Оно было горьким. Командующий выжил в битве, прожил достаточно, чтобы принять капитуляцию Великой Юй, но его раны воспалились, и он умер через день после подписания последних соглашений. Он так и не покинул Мэйлин, и скромный памятник стал тем воздаянием, которым его люди отплатили ему за спасение своих жизней. Его телохранитель бодрствовал у гроба. Он мало говорил, стоял неподвижно, точно статуя, и порой к нему присоединялся главнокомандующий Мэн или императорский племянник. Солдаты часто приходили отдать ему дань уважения, но он лишь прикрывал веки, отмечая, что слышит их. Мальчик исчез назавтра после смерти командующего, едва лишь эта весть распространилась по лагерю. Никто не видел его с тех пор. Поговаривали, что главнокомандующий Мэн отпустил их обоих со службы, и в Цзиньлин с армией они возвращаться не собирались. Сотник Сюнь задумался, куда же они пойдут. Ему невольно представилась картина, как эти двое сторожат надгробный памятник, словно свирепые духи. Сотник Чжан не собирался спорить с ним об этом. Он вообще ни с кем не хотел говорить о телохранителях генерала с самого мига последней битвы. Сюнь не знал, что именно там увидел его друг и что его настолько испугало, но страх в глубине его глаз, когда они заговорили на эту тему, был достаточной причиной больше об этом не упоминать. И все же он надеялся, что мальчик сейчас хотя бы не мерзнет. Армия как один человек преклонила колени у могилы командующего. Лагерь был свернут, война окончена, и утром они уходили на юг. Оставалась лишь могила. Все солдаты стали свидетелями того, как гроб упокоился в кургане, и прибывшие недавно посланцы императора тоже стояли рядом, наблюдая за процедурой. Благовония воскурили, приношения сделали, и камни Мэйлин эхом отразили клич десятков тысяч солдат. *** Переговоры с Великой Юй о капитуляции уже изрядно продвинулись, и Чансу превратил их личную спальную палатку в командирский шатер. Это досаждало, но было для Линь Чэня более чем приемлемой ценой за то, что Чансу действительно лежал и отдыхал, оправляясь после кровопотери. Пусть его жизнь больше не была в опасности, однако губы сохраняли тревожащий сероватый оттенок, и он слишком быстро уставал. Обычно Линь Чэнь сам сидел на этих совещаниях, поэтому мог вовремя выставить генералов, когда Чансу начинал выказывать признаки слабости. Однако в тот день в палатку набилось четырнадцать человек, там было душно, жарко, переполнено, и Линь Чэнь решил понадеяться, что Мэн Чжи сам закончит совещание вовремя. Морозный воздух был освежающим, Линь Чэнь прогулялся до середины лагеря, просто так. Он скользнул взглядом по кучке солдат, но все равно для него стало неожиданностью, когда его окликнули. – Молодой Хозяин! Он повернулся. Человек, который шел к нему, не был одним из солдат, и Линь Чэнь смутно удивился, как это чужак попал в лагерь и не придётся ли ему сейчас разбираться с очередным подосланным убийцей. Но едва тот подошел ближе, Линь Чэнь с изумлением узнал в нем одного из своих людей, из одного из самых северных отделений его сети. Человек поспешил к нему, тяжело дыша. Его волосы были спутаны от ветра, одежды измяты, от него остро пахло потом и лошадьми. Подойдя к Линь Чэню, он низко поклонился, потом, распрямившись, извлек что-то из рукава – это оказался крошечный свиток с сообщением, все еще в кожаной капсуле. Он отдал свиток и принялся переводить дух. – Это прибыло вчера. Я скакал сюда к вам так быстро, как только мог. Получив послание, Линь Чэнь отпустил переминавшегося с ноги на ногу гонца, и тот с благодарным видом поспешил прочь. Линь Чэнь не посмотрел ему вслед. Он стоял неподвижно, впившись взглядом в клочок бумаги в руке. *** Когда последний из генералов, поклонившись, покинул палатку, Линь Чэнь вихрем влетел туда. Линь Шу уже вставал из-за стола, но в следующее мгновение обнаружил, что его резко, напористо толкают к постели. Знакомая хватка пальцев сомкнулась у него на запястье, едва он лег. Всю неделю Линь Чэнь был в необычном настроении, носился больше обычного, красовался, шумел, хлопотал по совершенно необязательным поводам. Но что-то сейчас изменилось. Его пальцы были нежными, но сам он дрожал, точно тетива только что натянутого лука. Когда он выходил из палатки, то не был и близко так напряжен. И когда Линь Шу попытался привычно пихнуть его плечом, он отстранился. – Такой мрачный. Что, я все-таки умираю? Рука Линь Чэня нырнула в глубину рукава, доставая оттуда что-то. Ему в руки втиснули полоску бумаги. Послание было написано торопливым почерком Тринадцатого дядюшки, но составляла его, судя по написанному, супруга Цзин. Линь Шу прочел и перевел дыхание. Это был исход, который он считал маловероятным, но не то чтобы совершенно его не ожидал. – Как давно они выехали? – Учитывая время, которое понадобилось, чтобы доставить послание сюда – неделю назад. Этот твой император прекрасно рассчитал время. У тебя будет примерно столько времени, чтобы хватило принять капитуляцию юйцев, а затем ты таинственным образом умрешь. – Я рассчитываю на завтра. Мэн Чжи собирается встретить их с последней версией договора в полдень. – Мило. Значит, у тебя есть небольшой отпуск. Сын Неба воистину милосерден. Привычный, суетливый шум военного лагеря доносился из-за стен палатки, непрекращающийся гул жизни, который более всего неистребим на переднем крае войны. Он вздохнул раз, потом другой. – Это не официальный указ. – Император хочет, чтобы ты был мертв, Чансу. Я могу убить этих его посланцев, но это лишь временная мера. Линь Шу чувствовал, прижавшись плечом к своему другу, как того переполняет гнев. Его же собственные гнев и злость ощущались сейчас как нечто отдаленное. – Я могу дать ему то, что он хочет… Линь Чэнь вздрогнул так резко, что от этого движения покачнулись они оба. Линь Шу перехватил его руку. Это укрепило его и успокоило, пусть даже в ответ тот сжал его пальцы слишком сильно. – Когда мы отправлялись в этот путь, я считал, что лягу в землю здесь. Ни для кого не тайна, что я был болен, а совсем недавно – еще и ранен. Если ты скажешь, что человек, которым я был, умер, тебе поверят. На мгновение хватка Линь Чэня стала вовсе костедробительной, потом он разжал пальцы. – Мэн Чжи захочет увидеть твое тело. – Мэн Чжи уже хранил мой секрет прежде, ему я доверяю. – Будет куда сложнее вернуться в столицу. Теперь тебя там знают в лицо, а нового я тебе не дам. – Тогда я не стану возвращаться. Я пообещал императору остаться в стороне, а его здоровье в любом случае с каждым днем все слабеет. Я могу подождать. – А твой принц? – Пока у него есть его мать. Я отправлю ему письмо, как только это будет безопасно. – То есть никаких интриг? Никаких непревзойденных блестящих планов от знаменитого ученого, подобного цилиню? – Полагаю, я какое-то время буду путешествовать. Я слышал, у озера Фуцзян превосходный чай. Может, я туда отправлюсь. Линь Чэнь отстранился. Когда он повернулся, друг пристально на него смотрел. Их глаза на мгновение встретились, и в обоих был совершенный покой. – Один раз я уже нарушил данное тебе слово. Позволь мне сдержать его сейчас.