Порог родного дома

Витя улыбался. Под нос напевал что-то на веселый мотив, желая уже как можно скорее приехать домой. Водителя он отпустил, дав тому выходной, у него тоже семья… Да и водитель вел иногда слишком медленно, как казалось Вите, когда нужно было просто необходимо гнать на всех скоростях. И сейчас был именно такой момент. Сколько времени Витя не мог нормально провести время с семьей? Недели две? А всё его дела… Он ненадолго нахмурился, крепче сжимая руль и петляя меж машинами. Не допустит, чтобы его деятельность как-то касалась их, будет продолжать оберегать их от этого, не даст всему этому дерьму хоть как-то затронуть их. Да, он, вероятно, сам уже давно кусок дерьма и своим нахождением рядом с ними не делал лучше, но… И без них Витя не мог. Дверь открылась с тихим скрипом, внутри тепло, уютно. Пахло деревом и выпечкой. Витя улыбнулся, тихо проходя на порог и ставя на пол пакет с продуктами, свой дипломат… Пока не хотелось сообщать о своем присутствии, но… — Да тише ты! — шикнул он на лающего пса. Это был пес крупной породы, бернская овчарка. И с очень не подходящей ему кличкой. Персик. Пес добродушно ткнулся носом в ногу хозяина и продолжил носился вокруг него. — Да я тоже рад тебя видеть, успокойся ты уже наконец, животное. Витя с улыбкой потрепал пса по голове. Персик… Это всегда вызывало улыбку. — Ну все, все, гигант, прекращай уже, — он старался отодвинуть собаку одной рукой, другая же была занята. — Его зовут Персик, если ты, конечно, за эти две недели не забыл. Витя оторвал взгляд от пса и посмотрел вперед. Оленька. Его милая Оленька. Она стояла в дверном проеме, что отделял прихожую от гостиной. — Ну, язык не поворачивается у меня называть его Персиком, Оль, — он широко ей улыбнулся. И Оля тоже улыбалась ему. Когда-то именно за этой теплой улыбкой Витя и пошел. И пропал навсегда бабник Витя, полюбив всем сердцем лишь одну. Мягкую, простую и заботливую. Нет, никто не говорит, что Пчёлкин стал белым и пушистым, полностью изменившись. Это же жизнь, а не сказка про Красавицу, чья любовь исцелила и изменила Чудовище. Нет. Он все также ругался, подвыпивал и занимался криминалом, почти не изменял прежним привычкам. Вот и именно, что почти. Все равно внутри него что-то перевернулось с момента появления Ольги в его жизни. Все эти гулянки каждый раз с разными женщинами, что долго у него не задерживались, показались ему… ненужными? Хотелось раз за разом с утра видеть не очередную девушку, чье имя он даже не помнил — а разве оно ему нужно, все равно не увиделся бы с ней больше одной ночи —, а лишь одну. И оберегать ее, ведь она такая хрупкая и наивная. Не хотелось, чтобы этот жестокий мир как-то навредил ей. Оля отозвала Персика, и тот, еще раз довольно гавкнув, ушел обратно в гостиную. — И как я только согласился дать этому серьезному животному такую кличку, это же огромный пес, махина!.. А кличка Персик, ну вот как, — еще раз наигранно повздыхал Витя. Его любимое занятие — сокрушаться над кличкой пса уже который год. Ольга подошла к мужу с улыбкой и, проведя по русым волосам, стряхнула с его головы несколько снежинок. Он смотрел в ее глаза, которые очень быстро стали родными, пленили его. Витя вытащил из-за спины огромный букет, довольно протягивая ей. Лилии, помнил, что ее любимые. Нужно же как-то загладить свою вину за продолжительное отсутствие. — Цветами не отделаешься, — но она все равно радостно взяла их и разглядывала.— Раздевайся уже, горе ты мое. Оля быстро упорхнула из прихожей. И правда, ее горе… Витя знал, что жена плакала, часто плакала. Но упорно не показывала, не желая его расстраивать, ему ведь тоже нелегко… А он ругался из-за ее молчанок, просил не скрывать ничего, все говорить, любую мысль. Он хотел знать, что она думала, что ей не нравилось. Только не молчала. Он же еще немного постоял и разделся, оставив свое коричневое пальто на вешалке. Витя прошел сначала в зал, а после завернул в своей кабинет. Закрыв за собой дверь, он быстро подошел к письменному столу. На нем был некоторый беспорядок. Но без легкой и заботливой руки Оли здесь было бы похуже. Иногда Витя просто не успевал следить за вихрем всех дел, событий, мыслей, из-за чего и случался бардак на столе, который ему помогала разгребать жена. Ольге несложно, делала это, когда была свободна. Не занята дочерью или игрой на скрипке, готовясь к выступлению в филармонии. Она с легкостью и быстротой раскладывала все по своим местам, как-то упорядочивала, когда Вите это казалось совсем невозможным. Но Оля, его Оля, могла. Он вынул пистолет из кобуры и убрал его в ящик стола, закрыв тот на ключ. Это было даже его некое правило: не ходить с оружием дома. Он, пройдя обратно в зал, глянул на жену. Оля сидела на диване, читая книгу, а рядом с ней на полу сидел Персик. Витя направился к лестнице на второй этаж. И все никак не мог перестать улыбаться. Кто бы знал, что его счастье, бабника, будет не в холостяцкой жизни без ответственности и обязательств, а… в семье. Забавно, верно? Он тихонько открыл дверь в детскую и очень быстро подошел, почти подбежал, к детскому столику, подхватывая девочку на руки с радостным криком. — Папа! — Софья радостно пискнула, обнимая его за шею маленькими ручками. И Витя целовал ее щечки, наслаждаясь детским смехом. Этот ребенок был у него превыше всего. Он крепко обнимал ее и покачивал в руках. Его красавица, его дочурка. Он опустил дочь на пол и смотрел на детский столик. Листы, какие-то забавные рисунки, разбросанные карандаши… Софья потянула его за ручку ближе, чтобы показать свои рисунки. Витя покорно подошел и присел перед ее столиком. Она любила рисовать. Часто занималась этим в свободное время, и выходило у нее не так уж плохо… Витя не художник, нет, но ему нравилось. Он брал по листочку, что давала ему дочь, и слушал ее комментарии, улыбаясь тому, как от быстрой речи у нее немного заплетался язык. Из-за этого она ненадолго хмурилась, молчала пару секунд и уже медленнее проговаривала то, что хотела сказать, но правильно. — А это мы все: я, мама, ты и Персик, — Софья пальчиком показывала на каждого члена семьи. По ее личику можно было точно сказать, что она очень довольна и горда этим рисунком. Витя покрутил лист в руках, рассматривая все. Вот он. Выше Оли и Софьи, в своем коричневом пальто и не такими послушными волосами, как в жизни. У мамы большие голубые глаза, простенькое платье и скрипка в руке, как догадался Витя. А Софья стояла меж родителями, держась с каждым из них за руку. А вот Персик. Лежал рядом с Софьей. — Очень красиво, — с ярко выраженным восхищением выдал Витя. Конечно же, это не Васнецов или Брюллов, чьи картины являлись настоящими шедеврами. Но это все равно не мешало восхищаться детскими рисунками с неуверенными линиями. — Давай маме покажем. Софья радостно закивала, обратно беря в руки свой рисунок и понеслась к двери из детской. Витя же шел за ней. Раз уж так нравится рисовать, может, найти художественную школу для нее?.. — Софья, ну не бегай по лестнице! — Оля сделала ей замечание. — Витя, почему ты-то молчишь, сказать не мог? — Я слишком медленный, Оль, я не успеваю за ней, — Витя виновато пожал плечами. Она закатила глаза. Любил же Пчёлкин дочери потакать… Он неспеша спускался по лестнице, наблюдая за тем, как Софья подбежала к Оле, протягивая ей свой рисунок. — Чего такое? — Оля посадила дочку рядом с собой и взяла лист из ее ручек. Она ахнула. — Это мы? — Да, да! Я очень старалась… Софья принялась рассказывать маме, как она старалась. А Витя, улыбаясь, медленно подошел к ним, стоя за их спинами. Его девочки сидели на диване и разговаривали. Оля приобнимала дочь одной рукой, а другой — держала ее рисунок. Оля посмотрела на него через плечо и одной попросила наклониться к ним. Как он покорно наклонился, то она чмокнула его в щеку. Персик примостился рядом с ними. — Я разогрела тебе ужин, поешь уже, — тихо сказала Ольга и вернула свое внимание дочери. Витя поцеловал в макушку Софью и погладил Олю по плечику. Он ушел на кухню ужинать. Время уже было позднее, Оля увела дочку умываться и пыталась уложить спать. Витя же в это время был в кабинете, разбирая некоторые документы, но думая совсем не о бумагах. Может сходить куда-нибудь завтра с Олей и Софьей? Хоть нормально время проведут, как семья. — Вить, — Оля постучалась и заглянула, он поднял на нее взгляд, — там Софья спать отказывается, иди давай, тебя послушает. Когда Витя, наконец, был дома после долгого отсутствия, то Софья иногда могла капризничать, таким образом требуя внимание отца. — Сейчас приду. Оля, кивнув, вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь. Витя вздохнул и устало потер глаза. Маленькая вредина. Он оставил бумаги и направился к дочери. Позже разберется с документами, именно сейчас это уже не так важно… Витя тихо зашел в детскую. — Ты хулиганка, да, — сказал он, присаживаясь на край ее постели. — Ну, и чего маму не слушаешь-то? Софья что-то виновато промямлила, быстро укладываясь. Витя легко рассмеялся. — Спи уже, непоседа. — Ты посидишь со мной? Витя молча кивнул, укрывая дочку одеялом, и легонько похлопал ее по спине. Он так и не уходил, дожидаясь, пока она уснет. Улыбнувшись, он аккуратно погладил ее щечку большим пальцем, когда Софья уже спала. Витя почти неслышно закрыл дверь в детскую. Завтра точно сводит куда-нибудь своих девочек, соскучился уже. Он пришел в спальню, где уже укладывалась Ольга. — А почему без меня? — Витя улыбнулся и присел уже рядом с Олей. — Ну как же, с тобой, ты ведь пришел. Он, вздохнув, ласково погладил ее лодыжку. — Может, съездим завтра куда-нибудь? Я скучал по вам. Оля еле заметно хмыкнула, но ничего, касаемо его дел, не сказала. Сам ведь виноват. — Давай заедем в гости к моей бабушке, Вить. Ну, пожалуйста, — Оля сложила ладони и сделала жалобные глазки. Витя вздохнул, закатывая глаза. Если они ехали к Елизавете Андреевне в гости, то уж точно не на часик, день точно. Его не слишком радовала такая перспектива… Бабушка Оли не особо-то и жаловала его и могла часто ругаться на Витю при нем самом или при Софье. И ее ничего не смущало. Витя, в свою очередь, молча терпел Елизавету Андреевну, не грубил ей и старался отвечать нейтрально. — Не хочешь меня пожалеть, Оль? Нет? — Ну, Вить… — Ладно, ладно, заедем к Елизавете Андреевне, — очень быстро сдался Витя, сгорбившись и подперев подбородок ладонью. Оля, довольно улыбнувшись, придвинулась к нему и гладила по голове, перебирая пальцами его волосы. — Ложись уже спать, устал ведь. И как Витя, раздевшись, лег в постель, то мгновенно притянул Олю к себе. Она обняла его, наконец, чувствуя мужа рядом. Сначала улыбалась, а после — было видно по лицу — задумалась. Он догадывался о ее мыслях. Снова о его делах. Витя нежно поцеловал ее в лоб. — Все будет хорошо, Оль, — тихо заверил ее Витя, гладя ее по голове. — Обещаю. И Оля свято верила ему.