Закон Кучаева

Темноту ночи немного развеевало оранжевым светом фонарей. Воздух был теплым, немного вязким, но не тяжелым. Жара отошла отдохнуть до завтрашнего дня, и сейчас на улице было приятно, легко. Федя держал за руку девушку, провожая даму до дома. Из машины на стоянке возле подъезда послышалась мелодичная песня, и Чалов закружил возлюбленную, прижал к себе и поцеловал в губы. Девушка рассмеялась и с удовольствием приняла прощальные ласки, не желая расставаться на эту ночь. На другом конце города, в тусклой панельке, Костя Кучаев боролся с яростным желанием потушить сигарету о собственное предплечье. Так и проходило лето: день Федя прятался от духоты дома у Кости, играл с ним в приставку, просто отдыхал в компании Кости, что так убедительно притворялся просто другом. Вечером же он убегал на очередное свидание с улыбчивой брюнеткой, которая так прелестно таяла в объятиях парня. А Костя по вечерам сидел на балконе, курил, читал книги, чтоб отвлечься, и ненавидел это чертово лето, ненавидел вечера и прохладу, означавшую очередной уход Феди от него. И эта девушка ему не нравилась. Нет, сама она была милой и очень любезной, просто на ее месте должен был быть сам Кучаев. Общества Чалова было катастрофически мало. Его широкая улыбка, которой можно было примирять враждующие народы, лечить смертельные болезни и останавливать глобальное потепление, его светящиеся глаза, заменявшие солнце и звезды, его красивые руки и крепкий торс… Не было в этой вселенной меры времени, которой хватило, чтобы насмотреться. Особенно обидно, когда эти ценные моменты воровали сообщения от дамы, когда Федя улыбался не ему, а экрану мобильного. Это просто несправедливо. Но любить — это уметь отпускать. Если Федя действительно счастлив в эти черничные вечера, оставляя Кучаева за тяжелой дверью квартиры, удаляясь на кварталы, забывая про него на несколько часов, то Костя просто не имел права на голос. На признание, на честность. Он должен был быть хорошим другом. Другом для Феди, а не для самого себя. Он затягивается сигаретой, перелистывает страницу, но не помнит ни единого прочитанного слова. В голове только идеальные губы, льнущие к девичьей шее, узкая ладонь в шершавой мужской… Сегодня Федя пришел с засосом. Девочка стала смелее, а Федя еще счастливее. Костя ругается вслух и выкидывает окурок с балкона, замахивается посильнее. Потом взгляд переходит на полную под завязку пепельницу. Секунда пустоты в голове и тишину нарушает очередной щелчок зажигалки. Сегодня день выдался особенно жарким, поэтому Федя истребил все запасы льда в морозильнике и теперь страдает в ожидании новой партии. Костя же чувствует себя удивительно хорошо, с улыбкой выдыхая дым в зной. В компании Чалова он курит мало, но зависимость въелась в подкорку, поэтому совсем не дымить не выходит. На каждую сигарету Федор недовольно морщится, демонстративно размахивает вокруг себя руками и делает замечания. — Костя, вот зачем ты куришь? Только жизнь себе укорачиваешь. — А вдруг меня завтра машина собьет, тут сигареты уже не причем. Федя закатывает глаза: — Но ведь реально одни минусы. И запах неприятный, я бы с курильщицей целоваться не стал, — Костю бьют по больному месту, он затягивается сильнее. Костя всегда понимал, что надеяться ему не на что и дело совсем не в сигаретах. Федя — проклятый натурал, его максимальная близость с парнем заканчивается на крепких объятиях с друзьями после победы любимой футбольной команды. Но все равно у Кости настроение прекрасное, приподнятое, жара не приносит ему дискомфорта, даже маленькие, острые осколки, которые неосознанно пуляет в него Чалов, не режут и не впиваются с прежней жестокостью. Даже когда Федя уходит, мрак не обрушивается привычной волной. Кучаев чувствует воодушевление, приятное возбуждение и даже курит меньше обычного, удивляясь своему самоощущению. На следующий день Костя начинает подозревать у себя экстрасенсорные способности, потому что Федя, чернее тучи, приходит к нему позже обычного и, еле сохраняя равновесие, сообщает, что девчонка бросила его, нашла кого-то симпатичнее или богаче, или все сразу, но какая к черту разница? Кучаева прошибает молнией. Во-первых, очень больно видеть друга в раздавленном состоянии, во-вторых, невозможно найти кого-то лучше Феди. Это неоспоримо, что-то вроде фундаментального физического закона. Закон Кучаева. Феде правда плохо, эта девушка в легких юбочках, майках на тонких бретелях, блестящими волосами и умилительным смехом ему серьезно нравилась. Больше некуда было бежать вечерами, некого провожать до подъезда и танцевать под музыку из случайных машин. И Костя думал, что день их расставания станет красным в календаре, но он чудовищно ошибался. Это куда хуже: лучший друг с застывшими слезами в глазах, которым он почему-то не дает волю, потерянность во взгляде, опустошенность и отсутствие улыбки. Федя не улыбался как раньше, затмевая собой все небесные тела. И это действительно хуже, чем курить в пустой квартире и злиться на внешний мир. Из этого состояния Чалов не выходил уже четвертый день. Оставаться одному совсем не хотелось, поэтому он ночевал у Кости дома, парни успели напиться, отоспаться, похмелиться. И сперва Федя молчал, поджимал губы, морща подбородок. Он искал что-то глазами на полу, во что-то всматривался, а потом его прорвало. Он не мог остановить поток слов, каждым из них раня Костю, нанося новые порезы, тревожа старые и рассекая зажившие. Но Кучаев был рядом каждую минуту, он выслушал каждое слово, молча обнял Федю и тот, вроде бы, даже проронил пару слез. Первой любовью эту девушку для Чалова не назовешь, но впервые кто-то понравился ему по-настоящему, настолько, чтоб завести отношения. И было обидно, что все это отняли так легко, а настоящее чувство не было до конца взаимным. И Костя все время был рядом. Он хороший друг для Феди, но не для себя самого. Четвертый их день медленно тянулся к логическому завершению, показались первые звезды. Костя стоял на кухне, заваривая чай, который хотел потом распить на балконе под легкие песенки, чтобы отвлечь снова загрустившего Федю. Кучаев погрузился в незамысловатый процесс, поэтому не заметил, как Федя неуверенно вошел в комнату. Костя вздрогнул, почувствовав робкое прикосновение к своей спине, а потом руки обняли его сзади, а возле уха раздался сбивчивый шепот: — Костя… Кучаев замер, а Федя вжался лбом в его плечо. — Костя, прости меня, я не могу по-другому, я сойду с ума, не могу быть один… — Ты не один, Чал, ну ты чего, — сглотнул Костя. — Я же тут, с тобой. А за что прости-то… — За это. Пальцы Феди побежали выше, проходясь по прессу и груди, а сам он прижался еще крепче, устремляясь губами куда-то под ухо, возле бешено пульсирующей вены. Костя дернулся, отшатываясь вперед, не понимая, что происходит. Федя испуганно посмотрел на него и словно вернулся из незабытья, потому что тоже быстро отступил на шаг назад. — Черт, Кучай, прости, просто все это так надавило, вот я чего-то и… В голове у Кости щелкнула мысль, что другого такого шанса не будет, а возможные последствия резко отошли на второй план. Он подался вперед, обвивая шею Феди руками, и уже у самых губ выдохнул: — Все хорошо. Костя целовал каждый сантиметр кожи, до которого мог достать. Он быстро избавился от ненужных футболки и спортивных шорт, оставляя Федю лишь в боксерах, но они же лучшие друзья, чего он там не видел, верно? Но ни черта подобного, он никогда не видел такого румянца на Фединых щеках, никогда не видел так по-особенному напряженных мышц, никогда не видел его ног так широко разведенных и влажных глаз так близко. Загорелый Чалов под ним таял и метался, не вникал в реальность проходящего и на секунды терял самообладание, впадая в локальное безумие на двоих. Два молодых тела любили друг друга в ту ночь, пока разумы носились в хаотичной пляске, пока дружеская связь крепла и разбивалась со звоном одновременно. Пока один из них отчаянно бежал от чего-то, а второй наоборот достиг своего пункта назначения, будучи как никогда близко к своему огню, обжигаясь, испепеляясь и запоминая каждое мгновение, потому что совсем скоро он сгорит окончательно и что будет после этого — не знает никто. Кучаев лежал на спине, скрестив руки за головой. Парень не мог заснуть, смотрел в потолок, а в голове проносились сотни вопросов. Рядом лежал Федя, спящий, укутавшийся в белую простыню. Чалов спал беспокойно, хмурясь, легко шевеля губами, но не просыпался, давая Косте фору на осознание. Что только что произошло? Повторится ли это? Даже не так: заговорит ли Федя с ним снова хоть раз в этой безумной, непредсказуемой жизни? На следующий день Федя улыбался так же широко, как и всегда, вел себя непринужденно, только ходил немного прихрамывая. Про ночь они не разговаривали, словно для Чалова ее не было, а Костя ничего не спрашивал, решив похоронить эти мгновения в недрах своей памяти и возвращаться к ним в особо одинокие моменты. Но каково же было его удивление, когда около полуночи Федя пришел к нему в кровать, обнял и заснул в его руках. Молодой человек просто улыбался умиротворенно, вводя Кучаева в ступор. Но протестовать он был не в силах. Несколько дней прошло в неге. Изредка они отвлекались на бытовуху, ведь людям нужно есть, спать, принимать душ и хоть немного следить за хозяйством. Все было как всегда, они разговаривали без милых прозвищ и романтической чепухи, не делали друг другу жестов симпатии, но каждый день один падал в объятия другого, целовал губы друга, сплетал пальцы в кульминации, чтобы хоть немного чувствовать свою земную природу и гравитацию. Лежа в кровати, закуривая и смотря на расслабленного Чалова, Костя все же сказал: — Федь, я не думал, что тебе нравятся парни. — А они мне и не нравятся, — зажмурился Федор и ответом на вопросительный взгляд добавил: — Все дело в тебе, ты для меня просто Костя, с другим пацаном я бы не смог. Чалов в миг стал серьезным: — Я же говорил, не могу быть одним сейчас, а ты так благородно принял все это. Спасибо, Костя, ты настоящий друг, я и не думал, что ты все это умеешь. — Без проблем, мне тоже по фану, — Костя испугался, что его смех прозвучал слишком фальшиво. Что же, значит сейчас он для парня не просто лучший друг, а тело на замену. Кучаеву не было обидно, ведь он и сам получал выгоду в виде запредельной близости к Феде и его телу, к его самым сокровенным точкам и фрагментам. Голос внутри, вопящий о чистой любви, ровно как и тихий плач о безответности, был качественно заглушен. Июль перетекал в август, самый любимый месяц Кучаева. Чалов окончательно обосновался у него, быстро объяснив маме, что дом у Кости этим летом пустует, ведь родители разъехались по командировкам, а сессия закрыта без троек, поэтому можно и покутить. Они питались всяким мусором, играли в приставку, читали, Костя курил, заваривал чай, покупал абрикосы у бабушки на рынке. И искренне наслаждался этим летом, ведь у него появился карт-бланш, право на Федю, лучшего друга в мире. Соблюдался закон Кучаева. Их отношения емко описывались словосочетанием «друзья с привилегиями». Ничего не отличало их от других парней, дружащих с детства, кроме жарких часов в полуторной кровати на белых простынях, в бодрящем душе, на шатком кухонном столе, узком диване, запятнанном ковре… Август всегда был терпким и вязким, как айва и воск. Август — это воздух из бархата, небо из персиков и карамели, все пропитывается солнцем. Но сейчас для Кости август был сделан из бронзы Фединой кожи, остроты его скул и ребер, крепости его икр и бицепсов, поджарого торса, ямочек на подбородке и завитков волос. На Чалове он старался не зацикливаться, правда старался, но глас разума терялся, когда в глазах все начинало мутнеть и вращаться, стоит почувствовать запах родной кожи. Солнце постепенно укатывалось за линию горизонта, стало свежо и приятно. Костя выцеловывал неразборчивый узор на животе Феди, ладонями растирая бедра. Ртом он спускался ниже, уже четко зная, что приносит Чалову удовольствие. И парень снова творил эти вещи своими губами и языком, когда Федя, в сердцах, вскрикнул срывающимся голосом: — Черт, Костя, я люблю тебя! На секунду Кучаев остановился, но тут же продолжил, развязывая узел в животе Феди и доводя его до разрядки. Но эти слова отстукивали в ушах. «Люблю тебя». «Люблю тебя». «Люблю». «Тебя». Чалов замкнулся после этого случая. Уже не так охотно отвечал на прикосновения, уходил из квартиры на несколько часов, спать ложился быстро и молча. И Костя снова принялся ломать голову. Только-только найденный покой улетучился. Федя перестал приходить на ночь. Даже отмазок не придумывал, просто присылал смс, ставящее в известность. Костя оставался один, а обычно комфортная полуторная кровать стала невыносимо просторной, огромной, а сам Кучаев таким маленьким и одиноким. И в голове, фоновой задней мыслью, но непрерывно транслирующейся, билось «Люблю тебя». В середине августа Федя пришел к Кучаеву домой, виновато озираясь, садясь на краешек дивана, избегая прямого взгляда в глаза. А потом вдруг поднял голову и выпалил: — У меня появилась девушка. Костя замер, как сидел. Аккуратно поставил чашку, проморгался и спокойно ответил: — Это же хорошо. Поздравляю, брат. Федя посмотрел на него так, как будто Кучаев его предал сейчас. Потом несмело улыбнулся. — Спасибо. И до конца дня они не сказали друг другу ни слова, Федя ушел домой, а Костя снова чиркнул зажигалкой, даже не включая в комнате свет. Август внезапно перестал радовать. Косте до чертиков надоело, что вся его жизнь, самочувствие, мироощущение, все вращается вокруг Феди и его отсутствия. Но с этим ничего нельзя поделать, любимые люди не уходят из головы по щелчку пальцев. Кожа хранит воспоминания, места в квартире хранят воспоминания, убежище находится только на балконе, где в ночной тишине тлела сигарета. В спальном районе ночная жизнь не отличалась насыщенностью, лишь изредка можно было услышать нетрезвые выкрики, тихие переговоры припозднившихся прохожих. Но хотелось во все это вслушаться, чтоб мысль о Феде не была последней перед сном. Чтобы хоть несколько ночных часов не быть преследуемым образами друга. Костя находил в поведении Феди нечестность, трусость, неопределенность и внутренний конфликт. Но несмотря на все это, Чалов оставался для него самым важным и лучшим. Нельзя нарушать закон Кучаева. Постепенно все стало возвращаться на круги своя. Все пришло обратно в начальную точку, Федя приходил к Косте днем, они проводили время вместе до вечера, а после Чалов легко, без видимого чувства вины, спешил упорхнуть на очередное свидание. Все было как в самом начале, за исключением одного: Федя обсессивно избегал любого физического контакта, вплоть до того, что кружку старался передать не из рук в руки, а поставить сперва на стол, чтобы пальцы не коснулись пальцев Кости. Разумеется, Кучаев замечал все это, он же парень неглупый. «Ты умный, потому что у тебя голова большая», — смеялся Федя. Но сейчас было не очень смешно, а гипотезы лишь две: либо Федя старался стереть из памяти все, что было, причем максимально жесткой мочалкой счистить грязные фрагменты воспоминаний. Либо же он боялся, что с прикосновением в нем снова что-то вспыхнет, что-то, что заставит его снова вешаться на Костю и признаваться в любви. Ладно, достаточно было и этого. Для поддержания жизнедеятельности Косте хватало нескольких пакетиков чая, немного еды, пачки сигарет и как можно больше Феди, пусть и такого далекого. Костя замечал на Федe отметины, следы, засосы и царапины, подтверждающие его связь и дающие алиби на все вечера, но сам парень не светился таким же стопроцентным счастьем, как в начале лета. Оставалась пара дней до осени. Опять череда пар, дружеских игр в футбол, оказавшихся убийственными летом из-за жары, общественный транспорт, квартира, в которую вернутся родители. За лето он прокурил квартиру до невозможности, требовалось проветривание и влажная генеральная уборка до приезда мамы с папой, иначе можно собирать вещички и переезжать в коробку под мостом. Этим Костя и занялся, когда понял, что сегодня Федя к нему не заявится. Его просто не было, Кучаев ждал час, полтора и взбесился. Чего он вообще его ждет каждый день как верный пес, других дел нет? Вот парень и нашел себе активное занятие. Он с особым остервенением тер все поверхности, до которых только мог добраться, драил полы, перемыл посуду, опустошил все пепельницы. Только добравшись до плитки в ванной, Костя услышал звонок в дверь. Часы показывали около шести вечера. Костя недовольно пробурчал в пустоту, кинул губку в раковину и побрел к двери. Снаружи оказался Федя, от которого разительно несло алкоголем. Парень стоял, облокотившись на стену, иначе земля плыла под ногами. Увидев Костю, он сделал лицо такое, словно сейчас чихнет и разразился слезами: — Костя! Я такой дурак! — протянул он, падая на Кучаева, стараясь обнять, но в итоге он просто повис на плечах парня, плача и дрожа. Костя не нашелся со словами и поволок друга в комнату. Таким его он еще никогда не видел, поэтому растерялся, посадил Федю на диван и пошел на кухню делать чай. Включив чайник, Кучаев шлепнул себя ладонью по лбу и поспешил обратно в комнату. — Федя, что стряслось? Тебя бросила девушка? — Это я ее бросил! И любую бы бросил, Костя, прости, — Чалов захлебывался слезами, говоря быстро, смазывая звуки. — За что прости, Федь? Давай спокойно поговорим, — Костя сел рядом и приобнял Чалова за плечи. Тот повернулся и уткнулся в Костю лицом, прижимаясь лбом к ключице. Федор обнял его в ответ, смыкая руки в замок на Костиной спине. Содрогания прекратились. — Расскажи мне все, что случилось, Чал, — ответа не послышалось. — Чал? Федя уже мирно спал в руках Кучаева, выглядя самым настоящим ангелом. Хитрый лис Федя Чалов, все еще лучший по закону Кучаева, крепко спал пьяным сном, пока Костя на руках отнес его в кровать, уложил, стянул ненужные джинсовые шорты, накрыл простыней. И только Константин хотел уйти из спальни, как Чалов во сне, почувствовав грядущее одиночество, схватил его за руку. Этого хватило. Пришлось ложиться спать чуть позже шести вечера, потому что Федю сегодня он оставить не мог. Утро началось с головной боли. Федя открыл глаза, увидел встающее солнце за окном. Свет резанул, в голове отдалась наковальня, а в горле болезненно пересохло. Давно у парня не было такого похмелья, необходима первая помощь. Федор прокрался на кухню, выпил сперва воды, а сверху маленькими глоточками стакан холодной колы. От сладости и состава напитка немного полегчало с тошнотой, а прохлада и пузырьки умерили жажду. Дальше в путешествии по становлению обратно человеком прямоходящим и разумным следовал душ. Прохладные струйки воды, бьющие в молодое тело, делали свою работу. Сколько Федя провозился, он не засек, но вернувшись в спальню, увидел только проснувшегося Костю. Обычно парень спит до обеда. Но сегодняшний день — какой угодно, но не обычный. Федя лег рядом с другом. — Я подумал, что ты ушел, — по-утреннему хрипло сказал Костя. — А я больше не уйду, — полуживой, но счастливый Федя скромно улыбнулся. — В смысле? — Я же вчера сказал, с ней покончено. — Не догоняю, — два и два не складывались в голове. — Тормоз ты, Кучай, — засмеялся Федя, подаваясь вперед, коротко ловя своими губами губы Кости. — Я остаюсь только с тобой. Не знаю, что не так со мной, но, походу, я правда тебя люблю. — Все с тобой нормально, иначе мы оба больны, — ответил, улыбаясь, Костя, прося еще один поцелуй. Одновременно с практическим доказательством закона Кучаева был открыт закон Чалова. Федя смотрел на Костю и понимал, какой же Костя замечательный, а сам Федор везучий. Эту удачу следовало поймать за хвост и никогда не отпускать. Не отпускать, так же как и Костю.