Круги

Пыльная Каракура тонет в жарком душном июле. Длинный день приближается к концу. Горячий воздух обжигает, касаясь кожи вытянутой за окно руки. Орихиме смотрит на своё отражение в нём. Единственные доказательства существования зимы в этом маленьком мире посреди раскалённого лета – снежинки в её волосах. Прошлое с богами смерти и другим небом тоже сократилось до размеров маленьких голубых звезд. В них – все былые приключения, поединки, потери и победы. Сейчас Орихиме вспоминает с улыбкой то, от чего раньше у неё почти разрывалось сердце и болела душа. Боги смерти не делали фотографий, не оставляли никаких следов в мире живых – иногда кажется, что все это было странным длинным сном, жестокой сказкой. Но она встречает Ичиго в институте, на улицах, в клинике его отца – они связаны этой историей навсегда. Они не вспоминают за чашечкой сакэ былые приключения, не рассказывают о переживаниях и не делятся друг с другом своей болью, но иногда Орихиме ощущает на себе его взгляд. Она знает: он тоже чувствует это, ему тоже снятся сны, пахнущие космеями, наполненные кровью, реацу и звоном скрещенных катан. На изломе сухого жаркого лета Каракуры он неожиданно приходит к ней. Круг кровавого солнца заходит за крыши безликих многоэтажек, оно отражается, наполняя огнем, в его волосах. В конце истории играющих богов он пришёл к ней. Орихиме видит: он хочет что-то сказать. Его голова опущена, Ичиго смотрит тяжелым взглядом исподлобья, сквозь свисающие вихры рыжих волос. – Привет, Иноуэ. – Добрый вечер, Куросаки-кун! – Орихиме улыбается, заправляя за ухо выбившуюся рыжую прядь. Он никогда к ней не приходил раньше. Внезапно волнение накрывает с головой, дышать становится труднее. В воздухе повисает неловкое молчание. Она провожает Ичиго внутрь своего дома. – Тебя угостить чем-нибудь? Орихиме двадцать – принцесса выросла, окончила школу и поступила в университет, но так и не научилась готовить – может, никогда и не стремилась – на кухне стынет онигири с мармеладными мишками. – Нет, спасибо, – Ичиго слабо улыбается в ответ, блуждая взглядом по её квартире. Орихиме и раньше видела это, но сейчас снова замечает: он теперь часто смотрит на окружающее как-то поверхностно, словно насквозь. – Садись, пожалуйста, – она указывает ему на стул рядом с журнальным столиком. На столе – рядом с фотографиями Тацке и Орихиме, Исиды, Садо, школьных друзей и других – единственное, что осталось у неё от богов смерти – листок с зайчиками, простая записка. На ней Рукия записала адрес Орихиме, нарисовала её милым рыжим кроликом с ушами, обещала обязательно навещать её, а потом случайно выронила листок. Орихиме тогда зачем-то подобрала его и забыла в кармане. Теперь же это единственный след былого присутствия маленькой шинигами, которая легко ступала по земле и несла тяжелое сердце внутри себя. Орихиме видит, как Ичиго бросает взгляд на эту записку, молчит многозначительно; что-то странное, чуждое на мгновение появляется в его глазах и тут же исчезает. – Иноуэ, я тут подумал… – он отводит взгляд. – Может, мы… Орихиме знает, что это было бы правильно. Правильный финал - счастливый финал этой сказки. Она родилась принцессой – так её назвали. Большой мир раскрыл ей однажды свои двери – и она с радостью вошла в него. Принцесса нашла принца давным-давно, вручила ему в ладони своё сердце и последовала за ним. Ичиго спасал её бесчисленное количество раз, став главным героем истории о богах смерти и её собственной тоже. С её спасения началась эта чудесная сказка – он пришёл к ней сейчас, в конце всего, что случилось с ними – круг должен замкнуться. Это будет красиво и гармонично, одному богу смерти точно бы понравилось. И вот Ичиго перед ней. Не этого ли Орихиме хотела? Придуманные имена их детей, их правильное рыжее счастье, свадьба, общий дом, наполненный уютом и сладким запахом её кулинарных шедевров. Но почему именно сейчас не находятся слова, которые она так давно хотела ему сказать? Орихиме смотрит на него, словно изучает; кажется, он даже чувствует себя неловко под её пристальным взглядом. Впервые в жизни она смотрит на него так долго и внимательно. Он действительно вырос за эти годы. Стал выше, возмужал, его плечи теперь широкие и крепкие, а шаг твёрдый. Но… на дне карих глаз – где-то далеко в его душе – она вдруг натыкается на то, что раньше никогда не видела – или не хотела. Что-то осталось там, в прошлом, пахнущем дикими космеями, что-то большое и значительное, из-за чего его душа и сердце не могут быть теперь цельными. И как она раньше не замечала: рано появившиеся морщины на вечно хмуром лице, седые волосы в солнечно-рыжей копне, так похожей на ее собственную. Время сыграло с ним злую штуку: в свои двадцать один он выглядит гораздо старше. Его тело в многочисленных шрамах, которые уже не излечит ни одна клиника на свете и ни один самый талантливый шинигами четвертого отряда. И вдруг все становится кристально ясно и понятно. – Нет, Куросаки-кун, – она снова улыбается ему, чувствуя, как невидимые нити между ними разрушаются, рвутся навсегда. – Твое место не здесь, тебе нужно идти. Так будет лучше. Он смотрит на неё непонимающе, он не ожидал такого ответа. – Э-э… ну, тогда... – Ичиго тяжело вздыхает, встаёт, делает несколько неторопливых шагов в сторону двери. – Пока. Увидимся, Иноуэ, – он отворачивается, собираясь уходить, но вдруг на секунду останавливается. В этот момент Орихиме обнимает его сзади, обхватывая широкую спину руками. От него пахнет ветром и дорогой. Впервые в жизни они настолько близки, но Орихиме не чувствует волнения – только тепло и огромное, всепоглощающее желание защитить, укрыть своим сердцем. И через мгновение отпускает его. Выпускает из своих рук в пространство жаркой сухой Каракуры и опустившегося тяжелого неба.