30 октября
Они наконец-то добрались. Дотряслись в автобусе со всей съемочной группой до маленького городка, где им любезно предоставили номера в знаменитом старейшем отеле Японии — Хоси-рёкан, который, кажется, разваливался на глазах. Директор съемочной группы — Йоко-сан заказала отдельные номера Рейджи и Ханэ, но они, конечно, обосновались вместе. — Видел кровать? — После длительного и не слишком комфортного путешествия Ханэ был явно не в духе. — Там точно крылья не влезут. — Так стоя поспишь. — Реджи как раз был в самом благодушном настроении. — Смотри как много свободного пространства в комнате. А в неудобной кроватке я посплю, так и быть, спасу тебя от… — А ты оказывается… засранец! С минуту они молча смотрели друг на друга. Щеки Ханэ запылали, а глаза сузились, выдавая еще большее раздражение. — Че ты злой? — спросил Рей. — Смотри номер какой: вот тебе и окно, и штора, и портрет кого-то, смахивающего на Массаси Кишимото и Йоду одновременно. Прелесть же. — Это ты вечно рад всему, а я жрать хочу между прочим и зад отсидел в автобусе. — Вот зад — это беда, срочная реанимация уже едет. Реджи обнял Ханэ за талию и принялся с нежностью поглаживать его подтянутый зад. — Жопка моя, драгоценная, тебя противное кресло обидело? — Да иди ты, Рей, что за дебилизм с моим задом разговаривать постоянно? — Ханэ попытался высвободиться из объятий, но Реджи крепче прижал его к себе. — Хочешь, я нам поесть принесу, а ты пока в душ сходишь? Коизуми не смог сдержать довольного мурчания, отпускать от себя Ханэ не хотелось, пусть и раздраженный, но такой теплый и родной, его любимый, его лучший, просто его. — Отказаться трудно. Подвох? — Куда ж без этого? Иди уже в душ. Ханэ недовольно заворчал, но все же принялся раздеваться. Рейджи уже предвкушал себя спасителем и попытался еще немного снять напряжение. — Давай, Ханэ, просто расслабься и повторяй эту мантру: «Я — лодочка, я плыву по течению реки безмятежности, я просто лодочка». Ханэ скептически поднял бровь и проворчал: — Только ради тебя: я — лодочка. Уже спускаясь по лестнице вниз, Рейджи по инерции про себя проговаривал: «Я — лодочка, я плыву по течению реки безмятежности, я — лодочка, я пл… ёб твою… что за?» — Невовремя налетевшая на тумбочку нога внесла в мантру несколько нелицеприятных эпитетов. — Что-то хотели? — Улыбчивая хозяйка отеля встретила Рейджи в холле первого этажа. — Да, ужин. — Уже поздно, господин Коизуми, кухня закрыта. — В смысле? Не понял. — Ужин закончен, но я могу поискать для вас кое-что… — залебезила хозяйка. — Кое-что — это что? — О, не волнуйтесь, будет лучше, чем в Токио. Сводный брат моего мужа готовит очень вкусно, даже вчерашнее сукияки¹ превосходно, никто не жаловался. Вокруг все равно все закрыто уже, а я сейчас что-нибудь соберу. Хозяйка сияла воодушевлением, как новая монета, и Рей понял, что другой еды ему точно не светит. В конце концов, он обреченно махнул рукой: лучше, чем ничего.***
В комнате слышалась возня Ханэ и его недовольное бормотание: — Давай, дурак ты бестолковый, сколько раз так делали, все получалось! — Ханэ, — осторожно позвал Рей, закрывая за собой дверь. Ответа не последовало. — Ну же! Усилие над собой сделай, мы столько времени вместе! Ханэ удивленно моргнул. Уши сами собой прижались к голове в недовольной настороженности. — Рей, я, черт, конечно, лодочка, в ебучей реке, как ее, беспросветности, но телефон не заряжается! Рейджи облегченно выдохнул. — Ханэ, мы в самом бревнеебучем отеле в мире, тут могут быть перебои с электричеством или банально неработающая розетка. Ханэ зло выругался. — Ладно, спокойнее, смотри, я принес поесть. — Рей выставил перед собой пакеты с едой. — И что? — И свечи! — радостно произнес Рейджи и продемонстрировал толстую оранжевую свечу. — Норм, свечу будем грызть? — Свечи, конечно, хорошо, но тебе я тоже кое-что захватил. — Рейджи поиграл бровями и зарылся в недра пакета. — Вот. Свежайший сукияки, даже не с говядиной. Все для тебя. — Крутота, — энтузиазм Ханэ опустился ниже некуда. — А с чем? — Кани² подойдет? Ханэ вздохнул и еле заметно согласно кивнул. «Я лодочка, — на всякий случай напомнил он себе. — Я лодочка, а Рей — придурок, если забыл о моем дне рождения». Рей не забыл. Просто все шло не совсем по плану. Они задержались в дороге, Ханэ явно был без настроения, а вместо сытного, вкусного и красиво поданного ужина приходилось довольствоваться тем, что осталось на кухне отеля. Спасти, казалось бы, полный провал могло только чудо. Очень рассчитывая, что чудом окажется подарок для Ханэ, Рей выложил на котацу³ всю принесенную еду, зажег свечи — в запасе их оказалось две: помимо оранжевой толстой, тонкая и высокая розовая — и приглашающе махнул рукой Ханэ. — Прошу, Ханэ-кун.31 октября
Какое-то время они ели молча. Судя по скорбным взглядам, бросаемым Ханэ на свечи, те все же были неплохой альтернативой блюдам сводного кого-то там хозяйкиного мужа. — Ханэ. — Рей отодвинулся от котацу, встал и закопался в своей дорожной сумке. — Я хочу сделать тебе подарок. Но прежде кое-что скажу. Ханэ с облегчением отодвинулся от стола и обратился в слух. Рейджи явно нервничал, хвост распушился и подрагивал, что было заметно даже в неверном свете свечей. — Рей... — Ханэ, я тут сказать кое-что пытаюсь, так что — заткнись. Я готов отдавать тебе последние кани из общей тарелки, усек? Готов всю жизнь варить твоих осьминогов до полуготовности, или как ты там любишь. — Если ты будешь готовить — мы умрем вместе и очень скоро. — Помолчи. Я согласен уступить тебе кровать в этом старом отеле, пускать тебя первым в душ до конца века, терпеть твое раздражительное бурчание, розовые перья, которые вечно лезут мне в нос… — Рей! — Что? А, да, я не об этом, так-то ты очень даже неплохой человек, если не слишком долго с тобой общаться, а еще лучше — вообще находиться на почтительном расстоянии… — Придурок, Рейджи, ты — придурок. Рей хохотнул. Как сказать самое главное он не знал, выпалить вот так, не задумываясь и будь, что будет. — Я… фу-ух, тяжело. — Рейджи замялся, выдохнул, прикрывая глаза. — Я люблю тебя, Ханэ. Ханэ замер и вытаращился на Рея. Всего на секунду Рейджи показалось, что он сейчас умрет, сердце колотилось в бешенном ритме, в глазах потемнело, а во рту пересохло. — Ого. Рей… — Ладно тебе, я хотел сказать, я сказал, от тебя пока не требую. И вообще, с днем рождения! — В руке Рейджи оказалась маленькая черная коробочка. — Просто будь рядом. Крышка щелкнула, и на свет показалась связка ключей. — Это что? — Ханэ оторопело заморгал. — Бля, Ханэ, это ключи! Ключи от квартиры, в которую я предлагаю тебе переехать. Переехать со мной. Я месяц искал хороший вариант, чтоб в центре, с парковкой, чтоб относительно тихо, невысокий этаж, две комнаты, кабинет, огромная ванна… — Я согласен, Рей, даже если это в жопе географии, там маленькая ванна, сама квартира на двадцатом этаже, а лифт постоянно сломан. Рейджи облегченно выдохнул. Он уже давно хотел предложить Ханэ съехаться, надоело мотаться между двумя квартирами, вечно искать зарядку от телефона или ноутбука, объективы или банально чистые трусы, вспоминая, на какой квартире все оставил. Останавливала только сдержанность Ханэ, его укоренившаяся под ребрами настороженность. Он так трудно и долго раскрывался, доверялся Рею, шаг за шагом оставляя показную грубость за порогом их отношений, что торопиться с переездом не хотелось. Рейджи захлопнул коробку и перебросил подарок в руки Ханэ, тут же подаваясь вперед, заключая любимого в объятия. — С днем рождения, — прошептал Рей, осторожно целуя Ханэ в губы. — Предлагаю сломать к хуям эту допотопную кровать, м? — Ничего не имею против. Рей крепче сжал Ханэ в объятия, увлекая того за собой на постель. Руки торопливо заскользили под одеждой, поглаживая широкую спину, касаясь шеи и зарываясь в непослушные пряди розовых волос. Торопливые поцелуи переросли в более глубокие, частое близкое дыхание возбуждало до дрожи. Скомканные движения рук, смятая одежда на полу, жадные жаркие поцелуи на шее Ханэ. Рейджи не мог себя сдерживать, покусывал мягкую кожу у основания шеи и шептал: — Мой хороший, мой нежный... Ханэ слабо сопротивлялся, останавливая Рея: — Завтра съемки, останутся следы. — Мне наплевать, хочу, мой. Тусклый свет, льющийся из окна, блеск разгоряченных тел, воздух густой и спертый, пропахший их общим возбуждением. Рейджи начал осторожно, как всегда заботясь о Ханэ, постепенно ускоряя их общие движения, целовал часто, смазано, горячо плечи, спину, все, до чего мог дотянуться. Ханэ изнемогал, метался в смятой постели под ним. Мучительное наслаждение, их яркая чистая страсть и несдержанные стоны, движения резкие, быстрые и щемящая разрядка, облегчение и наслаждение на пике. Рей сгреб Ханэ и прижал к себе. — Люблю тебя, — прошептал еле различимо за шумным дыханием. Ханэ лежал рядом, взмокший, размякший, такой родной и близкий. Они провалились в сон тут же, безотчетно отдаваясь общей усталости. В какой-то момент, Рейджи даже подумал - не приснилось ли? - когда Ханэ отчетливо прошептал: — Я тоже люблю тебя, Рей, и, надеюсь, ты эти слова благополучно проспишь.