Начать жизнь заново

- Вы там потише! – доносится из зала на первом этаже. Надо дверь закрыть, а то ещё собаки забегут, вот стыдища будет. А то, как Ярослав узнал, что я гей, - вообще отдельная история. Несколько недель назад. - Бать, удели мне минуту своего драгоценного внимания, - он встал на пороге моей комнаты, всё так же оставшейся напополам мастерской. Удивительно, но специфические запахи красок не мешали мне спать нормально. Хотя, наверное, частично это заслуга какого-то новаторского кондиционера и освежителя воздуха, распыляющего по помещению запах «морозной свежести» каждые пятнадцать минут. А если совсем невмоготу, то можно открыть окна. Один раз мне даже было плевать, что на улице минус сорок. Батей Ярослав называл меня только тогда, когда нервничал, остальные случаи обходились обычным «Мишей» или «папой». - М-м-м? – отзываюсь, одну кисть держа во рту, а второй прочерчивая узоры. Вторая рука, как всегда, придерживала холст, зажимая сигарету. Я только начал, поэтому как такового «дымного тумана» нет. Да и окна нараспашку. - Скажи честно, ты трахаешься с мужиками? Я еле удержался от того, чтобы не выплюнуть изо рта кисть, подавив рвотный рефлекс. Но рука всё-таки дрогнула – кажется, придётся перерисовывать… Хотя если присмотреться, то и так неплохо, нужно только подчеркнуть черным – будет как шрамирование напополам с татуировкой. Это мне персидского убийцу-головореза заказали – такого, чтобы типа ассасин, но и не он. Опять клиент от Димы. - С чего ты взял? – осторожно кладу кисти на подставку. – Какие-то догадки? - Да, и я от этих догадок хожу как осьминог! – заходит в комнату, начиная нервно расхаживать туда-сюда. Видя, что я не понимаю, что ж за осьминог такой, раздраженно поясняет. – Руки из жопы, ноги из жопы, голова тоже из жопы. Жопа на голове! Я ничего не соображаю. Пару секунд я ошарашенно моргаю, а потом разражаюсь весёлым хохотом. Боже, на это хмурое обиженное на весь мир лицо без смеха не глянешь. - Харе ржать! Я тут пытаюсь выяснить, из какой ты партии, а ты… - А я из «Партии Регионов». Мы за Украину! – прикрываю рот тыльной стороной руки, но она, видно, испачкалась белой краской, поэтому вымазываю щёку. – Ладно, подожди, сейчас сделаю пару звонков, и разберёмся, - вытираю руку о белую рабочую футболку и достаю из кармана шорт сенсор. – Алло, Вань? Не отрываю? Ну, ты нам уже как родственник, можешь приехать? - Хорошо, а что такое? Какие-то проблемы? – доносится из трубки. Кажется, я всё-таки его отвлекаю. Ну, ничего, у меня такая причина, что простительно. - Угу, это насчёт того, о чём мы недавно говорили. - Ок. Жди, скоро буду. Андрею я звонить принципиально не стал – суббота, выходной, пусть хоть раз нормально отоспится. Он вообще жаворонок, но с моими звонками теперь скорее соловей. Молчание было не то чтобы напряженным, скорее ожидающим, и, сдавшись под его немного неуверенным взглядом, я заговорил, не дожидаясь друга: - Знаешь, когда-то мне тоже было шестнадцать. Прикинь, это аж семь лет назад. Тебе тогда даже восьми не исполнилось… В общем, когда Ваня наконец приехал, мы вполне мирно обсуждали скользкие темы гомосексуализма. Честно, я всё-таки немного побаивался реакции Яра на всё это, поэтому медлил, дожидаясь, пока тот всё поймёт сам. Намёков было предостаточно, да и бисексуализм ещё никто не отменял. И история, как до Ярослава «дошло», тоже вышла весёлой – в параллельном классе была ярая Юльчина последовательница. Проще говоря – анимешница. Девчонка нормальная, но, по словам сына, слегка неадекватная, помешанная на паре определённых жанров: яое и махо-сёдзё. Что такое второе - сказать не берусь, слишком много времени прошло с тех пор, как я смотрел очередной шедевр японской анимации. Но первое помнил до сих пор, так как он, можно сказать, напрямую связан с одной из сфер моей жизни. Фанатки «этого» местами доходят до абсурдности, выставляя себя парнями-геями, хотя на самом деле являются девушками. Ну, не мне их судить, каждому своё. Да и дело не в этом. Та самая девушка понравилась одному из друзей Яра, Илье, и, естественно, гуляли все в одной компании, постепенно посвящаемые на тему «священной сущности нежной гейской любви». Мы с Ванькой, когда всё это слушали, ухахатывались до слёз, периодически скатываясь под мою кровать, на которой сидели, когда Ярослав, перекривляя писклявый голосок той девчонки, откалывал такие перлы, что хоть стой, хоть падай. Ну, расскажи какому гею, что в прямой кишке всегда клинически чисто или что гейские пары никогда не ссорятся и обязательно живут долго и счастливо под понимающим умилением со стороны всех окружающих, начиная от матери-яойщицы и заканчивая недоброжелателями, от радости сморкающимися в розовые кружевные платочки, - засмеют так, что потом на люди стыдно будет показываться. Одним словом – утопия, что я и разъяснил сыну. Люди бывают разные, а гей или натурал – это вопрос второстепенный. Иногда такое успешно скрывают всю жизнь – в том числе и от самого себя. А поговорили мы с пользой, вдобавок Ванька тоже припомнил парочку уморительных историй из своего опыта. И ещё – намного раньше мне настолько сильно запомнился эпизод, связанный с приёмным… да каким там приёмным, давно уже родным сыном, что я до сих пор помню его до мелочей. Около 18-19 месяцев назад. - Точно нормально? – в который раз спросил я. - Точно, - хмуро откликнулся Ярослав, докуривая третью сигарету. Мы стояли на веранде, ожидая моих близких. Родители вместе с сестрой приезжали буквально позавчера, сразу же после того, как узнали. Мать тогда открыла рот, до этого скандально поджав губы. «Сейчас точно закатит истерику», - подумал я. Но тут к нам в зал зашел Ярослав. Фамильярно уселся мне на колени и, посмотрев на остальных, как на врагов народа, мрачно и твёрдо заявил: - Я вам его не отдам, хоть на коленях просите. Он мой! Причём заявление было совершенно не детским, а злым, с готовностью идти до конца. Пусть даже для того, чтобы отстоять своё право на родителя «по-звериному». «Мой» прозвучало так грубо, что сын, всегда так тщательно скрывавший то, что лежит на душе ото всех, кроме меня, впервые на секунду открылся кому-то другому. Тогда мать будто разом сдулась, утратив весь свой воинственный настрой меня образумить, втолковать, что ещё рано заводить детей и всё такое. Даже если так, она бы до меня не достучалась. Уже пытались люди поубедительнее, а до этого произошло событие, разом изменившее моё мировоззрение. Растерянно улыбнулась, переглянулась с таким же растерянными отцом, сестрой и сдалась, почти ласково попросив называть её бабушкой. Я бы мог подколоть её: «Ты же хотела внуков», - но не стал. Это сильно задело бы Ярослава. Конечно, внешне он бы этого не показал, но внутри укрепил бы мысль, что я усыновил его именно для этого. Как хорошо, что во всём этом есть частица «бы»… Сестра принялась было сюсюкаться, оставшись после того, как родители уехали, но это не прошло – я с весельем наблюдал, как Яр смотрит на Дашку, будто на душевнобольную, а на меня косится в немом вопросе, мол: «Что это она делает?» Слава Богу, до сестры быстро дошло, и она обратилась уже ко мне по поводу юридической части вопроса. На это я только отмахивался, что есть у меня кое-какие связи, а после, э-э-э… пятьдесят второго вопроса напрямик попросил идти лесом. Она отвязалась. После такого мы с Ярославом решили пригласить наконец моих друзей. Если хуже и будет, это надо пережить. И вот, этим утром мы, одевшись потеплее, курим на веранде, ожидая. И не знаю, кто волнуется больше: я за него или он за нас обоих. - Надеюсь, - выдохнул, смотря, как его фильтр метко летит в самодельную пепельницу. Первой приедет Юля, по-любому. Когда её не пропустили без моего звонка, она закатила такой скандал, что у всех завяли уши. Я потом договорился с охранником, чтобы её пропускали без разговоров, а зная оперативность «тройняшек», сомневаться, что они будут первыми гостями, не приходилось. - Волнуешься? – спрашиваю, задумчиво наблюдая, как пар изо рта смешивается с сигаретным дымом. Сначала, кажется, хочет ответить скептически или грубо: «А ты как думаешь?» - но почему-то передумывает, зябко передёргивая плечами: - Что-то есть. За прошедшие две недели Яр познакомился только с Ваней и Андреем, поэтому, естественно, количество новых знакомых нервировало. Первой у дома на самом деле притормозила желтая Феррари. Из неё вышла подруга в сопровождении братьев. Девушка надела зауженные джинсы, лёгкие полусапожки и чёрную кожаную курточку, едва прикрывавшую пупок. Она и Яр посмотрели друг на друга, и я понял - если они поладят – это будет чудом. «Юля» и «дети» - понятия несовместимые, а Ярослав в упрямости мало кому уступит. Но то ли я просчитался, то ли действительно случилось чудо, но они подружились, можно сказать, с первого взгляда. Юля долго-долго изучающе смотрела на моего сына – хмурого, напряженного, как струна, – и неожиданно улыбнулась той самой приветливой улыбкой, которую дарила только близким друзьям. Насчёт реакции близнецов - можно было не сомневаться, что они во всём поддержат сестру. Тонкие острые шпильки глухо застучали по деревянным ступенькам, и подруга, точно королева, величественно подала мальчишке тыльную сторону ладони для поцелуя. Ярослав, будто в поисках защиты неосознанно вжимавшийся в мой бок, посмотрел на неё скептически, мол: «Вы в каком веке живёте, девушка?» - и вместо поцелуя по-мужски пожал протянутую руку. Юля на секунду растерялась, а потом довольно рассмеялась: вот теперь её некий личный тест был пройден. Девчонка посмотрела на меня, но я только закатил глаза – нашла кого проверять на вшивость. - Проходите уже, - кивком приглашаю их в дом. – Раскладывайтесь сами, мы сейчас подойдём. Тут у меня зазвонил телефон, и охранник предупредил, что, как и договаривались, он пропустит всех указанных лиц. Умный мужик, прям любо глянуть. - Миш, - меня слегка дёргают за рукав, косясь в сторону, пока те не ушли. – А твои друзья… они все такие? Смеюсь, делая затяжку: - Как тебе сказать… они очень разные. Веди себя, как всегда, и тогда точно ничего страшного не случится. Молчим недолго, до того момента, как ворота открывает Ваня, придерживая их, чтобы зашла Вика. - Знаешь, - негромко говорит мне Ярослав. – Я бросаю курить. От курения зубы желтеют. - На что ты намекаешь? – смотрю наигранно-возмущённо, а Яр выпутывается из моей удерживающей его руки и заходит в дом. – Между прочим, я их чищу, так что они нормального цвета. Фыркает, оборачиваясь на пороге: - Ну да, ну да. И мне не остаётся ничего, кроме как последовать за сыном и объяснить как, в чём и почему он не прав. * * * - Мы постараемся, - со смехом обещаю, привставая на носки, чтобы поцеловать Андрея. Останавливаюсь на мгновение от прикосновения и облизываюсь, неотрывно глядя в его глаза. Меня поддерживают за талию, сжимая сильнее после этой беззаботной выходки. Когда Ярослав дома, вряд ли выйдет что-то долгое и полноценное, но обычных ласк сейчас предостаточно. Кладу руки на плечи психолога, сзади соединяя крест-накрест кисти, и интересуюсь: - Тебе не кажется, что демонстрировать наши отношения твоим клиентам – это моветон? Давно хотел это сказать, но постоянно забывал, или не представлялось такой возможности. - Я демонстрирую их только одному клиенту – Глебу. И ему это действительно нужно. Он сам пока не может разобраться в себе, надо же помочь ребёнку, - улыбается, а я отстраняюсь. - Ну ты и Брут. А если он расскажет об этом матери, и она что-нибудь скандальное про нас напишет? - Ты откуда такие подробности вызнал? – мешает, удерживая за талию. У меня же постепенно пропадает интерес в сексуальной игре, заменяемый желанием устранить намечающиеся проблемы. Для секса время всегда найдётся. - С нами же Соня гуляла, а у неё брат-журналист, знаком с матерью Глеба. Против парня совершенно ничего не имею – приятный впечатлительный мальчик, но как представляю скандальные заголовки на газетных страницах – прямо дрожь берёт. Сколько уже я читал такого – не сосчитать. Работа журналиста: выведывать подробности личной жизни на радость читателям. Не очень хочу заиметь себе черный пиар. С Глебом мы познакомились тогда, когда я зашёл к Андрею домой. Тот обещал свозить Яра в так называемый МакДональдс, но, как иногда бывало, задерживался. Механический женский голос в трубке раз за разом оповещал, что «Абонент не може прийняти ваш дзвінок», и пришлось идти к нему, так как Яр засел за какой-то онлайн игрой типа «Танчиков» и отрываться куда-либо, кроме обещанного магазина фаст-фуда, отказывался. Андрей действительно задерживался с новым «подопечным», и я оторвал их от работы. В конечном счёте мальчик ушёл, а мы втроём пошли в одно вполне себе молодёжное кафе. - Понятно, откуда ноги растут, - усмехается психолог, всё-таки притягивая ближе и утыкаясь лбом в лоб. – Ты сердишься? - Да не особо, - честно признаюсь. – Только как-то неудобно. Не люблю выставлять напоказ что-то личное. И речь не только о сексе, поцелуях, отношениях. - Извини, обещаю, больше такого не будет, - и я действительно знаю - подобное не повторится. Он, как и я, слишком дорожит нашими отношениями. Мы оба пытаемся не причинять друг другу хлопоты, поэтому стараемся не посвящать в мелкие проблемы и неурядицы, хоть и встречаемся очень давно. К тому же Андрей категорически отказался переехать в мой дом, после получив такой же отказ от меня переехать к нему – у него работа, у меня сын. Может, попозже, когда Яру будет лет восемнадцать и я смогу доверить ему дом. - О чём задумался? – шепчет любовник, мягко улыбаясь. Мотаю головой: - Неважно, о всяких глупостях. Он хочет что-то ответить, но вдруг в кармане звенит телефон – ума не приложу, кому понадобилось звонить в такое относительно раннее время. - Да. Андрей Борисович слушает. Из сумбурного потока быстрых слов, перемешавшихся с короткими женскими всхлипами, я разобрал только «пропал» и «это моя вина», которые буквально прокричали в трубку. - Ирина Сергеевна, не беспокойтесь, я постараюсь его найти… Да, я вам перезвоню, - отключается и обречённо вздыхает. – Вчера вечером Глеб сбежал из дома и до сих пор не вернулся. Ну вот, помяни черта. - Это его мать звонила? - Да, она в панике. Глеб всегда был спокойным, даже когда она намеренно выводила его из себя, а тут вспылил и ушел, хлопнув дверью. Что думаешь? – мягко целует в губы, оставляя после себя привкус мятного леденца. Сколько его помню, он всегда их обожал. Прикусываю губу, не отпуская, и проникаю языком в рот. Поцелуй такой ленивый, домашний, как у супругов, проживших вместе не один год. Позволяет мне вести, и я с чувством провожу по его зубам, языку, словно приглашая поиграть в какую-то занимательную игру. В каком-то смысле поцелуи - это и есть игра. Как у детей прятки или салки, так у более взрослых – поцелуи. Только нам все эти «кто умелее», «кто лучше» не нужны, достаточно лишь получать удовольствие от процесса. Он отвечает, на прощание чуть прикусывая мою нижнюю губу. - Нечего тут думать – мать сказала что-то такое, что его сильно задело. Осталось понять, кого или чего это касается, - чтобы восстановить дыхание, требуется лишь пара глотков воздуха. Соглашаясь, кивает, а меня вдруг осеняет. Достаю из кармана джинсовых бриджей телефон и пролистываю телефонную книгу. Останавливаюсь на нужном номере, а на вопросительный взгляд психолога только прикладываю указательный палец к губам: - Сейчас. Его тёплые крепкие руки у меня на талии дарят ощущение надёжности и защищённости. Будто зимой кто-то заботливо накрыл шерстяным пледом. Проходит некоторое время, сопровождённое ожидающими гудками, прежде чем из динамика раздаётся сиплый голос: - Блять, щеночек, ты что, свечку держишь, чтобы прервать меня на пике процесса? - А ты всегда трахаешься в середине дня? – отвечаю вопросом на вопрос. Андрей прислоняет мою голову ближе к своей, чтобы услышать весь разговор, а я второй свободной рукой бесцельно скольжу по его широкой спине, рассеянно рассматривая лодку на картине. Когда я о чём-то задумываюсь, она всегда, словно магнитом, притягивает взгляд. Прямо волшебство какое-то. - Нет, только по праздникам, - едко, хоть и немного хрипло парирует. - Ладно, проехали. Салют, Дим. - Салют, салют, - тяжко вздыхает, прикрывая трубку рукой. – Давай через две минутки продолжим, достань лучше ещё кокса, - открывает. – Это я не тебе, щеночек. - Я понял. Дима любит баловаться наркотиками, особенно перед сексом, деля дозу напополам с партнёром. Меня он тоже пытался подключить, но я отказывался. Слишком уж живые воспоминания навевает. Хорошо ещё, что об этом никто из моих близких так и не узнал, а то Лера закатила бы скандал и ему, и мне, а Ванька просто стал моей тенью и при приближении Димы без слов придушил паршивца, ничуть не сожалея о содеянном. Теперь, кстати, узнал и Андрей, напряженно вглядываясь в мои глаза. Понимая, о чём он хочет спросить, я отрицательно покачал головой. Он с облегчением расслабился. - Так чего ты от меня хочешь, узурпатор? Хмыкаю: - Кто из нас ещё узурпатор. Ты вчера в клубе был? - В котором из? - Вот блин, забыл название… Ну, помнишь, в нём мы с Андреем тебя за, э-э-э… минетом в туалете застали. Психолог затрясся в беззвучном смехе. А что делать, если другого настолько запоминающегося эпизода я не помню. - Я понял. И что? - Ты не видел там никакого подростка? Мальчика лет пятнадцати-шестнадцати. - Шатенчик такой, да? В красной кепке и водолазке, - тут же уточняет. Я обрадованно соглашаюсь: - Он самый. - Так его туда не пустили. Он, видимо, там всю ночь у входа так и проторчал, - скорее всего, снова зажимает рукой микрофон, но мне всё равно слышно. – Принёс? Ка-а-айф, - снова мне: – Это всё, щеночек? - Угу, спасибо, свидимся, если что. Без прощания отключается – у него там своя свадьба. В этом весь Дима. - Слышал? – обращаюсь к брюнету. – Нашелся твой Глеб. Иди ищи, он, наверное, без денег ушел, так что голодный и не выспавшийся. Я в его возрасте, может, даже постарше, точно таким же был – сдохну, но ничего ни у кого не попрошу. - Извинишь? – целует в висок. Отстраняюсь первым, отходя к кровати, – мы-то так и остались стоять на пороге. - За что? – непонимающе улыбаюсь. – Иди уже, а то ещё помрёт без тебя пацан. Благодарно, с облечением кивает и быстро выходит из комнаты. Нет, я на самом деле не сержусь и всё понимаю, но всё равно остаётся какой-то неприметный осадок, что он не смог на всё плюнуть, забить – как гуща в чашке свежезаваренного ароматного кофе. Мы до сих пор притираемся друг к другу. Однако я знаю, что рано или поздно притремся. С размаху падаю на кровать, безразлично пересчитывая количество серых ромбов на обоях потолка. Недавно всё-таки узнал, для чего нас готовят, причём от моей напарницы на эти два месяца – Сони. Она вообще тот ещё индивидуум – красит волосы в сине-голубой и в рюкзаке, который постоянно таскает с собой, хранит только альбом, карандаши и пару комиксов про Железного человека. Чем питается – вообще неизвестно. Странная. Пока что нашим с Соней общим решением было никому ничего не говорить. Многие из молодых художников – птицы гордые, а нас ещё не обработали настолько, чтобы на это согласиться. Короче, это всё затеял какой-то то ли миллионер, то ли миллиардер, кто там этих магнатов знает. Он хочет себе команду художников-профессионалов на подхвате – одно его слово, а мы, допустим, расписали здание за рекордные сроки. И при всём этом мне кажется, что я ещё не всё знаю… Краем глаза замечаю вошедшего Яра. Он закусывает губу и запускает пятерню в короткий ёжик каштановых волос. Вздыхает, садясь с краю на кровать. Вяло реагирую: - Курить есть? - Ты же знаешь, я не курю и терплю этот мерзкий запах только ради тебя, - смотрит на меня сверху вниз. - Кошмар, - жалуюсь самому понимающему в этой комнате существу – потолку. - Я окружен сектой антикурильщиков. Надеюсь, ты не будешь вырывать у меня сигареты и совать вместо них леденцы на палочке, а то у меня уже лежит пачка чупа-чупсов на чердаке. - Покажешь? Какой-то сегодня день такой… ленивый. - Давай как-нибудь потом. Напомнишь? - Обязательно… - медлит. – Пап, у тебя, случайно, не хандра? - Нет, - приподнимаюсь на локтях, чтобы получше рассмотреть напряженного сына. – А что? Что-то случилось? Поспать бы сейчас. - Та не, ничего, - хмурится. – Прошелся бы ты куда-нибудь. Развеялся. С удивлением приподнимаю брови - это что ещё за заявления? - Яр? Он будто очнулся, непривычно-растеряно замотав головой: - Ничего, пап, только мысли вслух. Поспешно поднимается и прежде, чем я успеваю спросить что-нибудь ещё, буквально выскакивает в коридор, негромко хлопая дверью. Что-то тут неладно. Но мысль действительно хорошая: почему бы не прогуляться? Схожу в кафе, попью кофе с булочками. Удивительно: вроде бы недавно наступило второе июля, но вот уже середина августа – конец лета, а через две с половиной недели Ярослав пойдёт в школу. Так быстро промелькнуло лето… Рассеянно вплетая пальцы в густые волосы, поднимаюсь с постели.