Кровь на песке

      Длинный тёмный коридор… Грозовое представление с танцами вспышек синих сверкающих молний, которые не могли побороть черноту, царящую в этом уголочке храма, было в полном разгаре. Шторы от сильного ветра развевались точно парус большого корабля, и от этого эффект мрачного театра ночи становился ещё ощутимее.              Девичье сердце бешено колотилось, а тело охватила крупная дрожь из-за создавшегося сквозняка и душевных волнений. Поэтому Крисания не сразу протянула руку, что бы постучать в дверь, ведущую в келью чародея. За окном в коридоре дождь возвышался могучей стеной. Он был настолько сильным, что вода проникала за стёкла, стекая вниз ручейками прозрачных слёз, но больше всего пугали угрожающие отзвуки грома. Что-то всё-таки зловещее было в этой ночи…       Раздался приглушённый стук… но ничего не произошло. Не было слышно ни звука приближающихся шагов, ни даже позволения войти.       «Наверное, я зря сюда пришла» — подумала про себя Крисания.       Происходящее напоминало ей какой-то бред. Она пришла, в то время как они с Рейстлином даже не договаривались о встрече, да ещё и в столь поздний час. Но почему, почему в её душе царит смутное ощущение того, что она ДОЛЖНА БЫТЬ ЗДЕСЬ?       Впрочем, одна причина всё-таки имеется.       «Лучше уйти. Да, прямо сейчас. Он не должен знать, что я…» — беспокойно размышляла жрица, в то время как она уже развернулась лицом к храму и успела отойти от кельи тёмного мага на несколько шагов.       «Крисания» — как прогремевший за её спиной гром, раздалось тихое, знакомое звучание голоса. Вздрогнув от неожиданности, девушка резко обернулась в сторону коридора.       Никого.       Только шорох ткани занавесок, колышущихся на холодном ветру, да шум грозы за окном.       Может, ей просто показалось?       «Я знаю, что ты здесь, Посвящённая» — вновь услышала она шелестящий шёпот.       Свет ярких вспышек озарил взволнованное лицо молодой девушки, чьи глаза лихорадочно пылали, а лоб покрылся испариной. По непонятным ей причинам, она почувствовала себя потерявшимся в сумраке леса ребёнком, который вдруг ощутил опасность, что глядела на него взглядом жёлтых глаз из таинственной дымки. Это мог быть и зверь, а мог быть…       Кто-то и по хуже.       «Ты можешь войти, госпожа Крисания. Я знаю, ты хочешь мне что-то сказать»       Отступать было поздно. Собравшись с духом, Крисания сжала кулаки и направилась в сторону комнаты мага. Некоторое время она глядела на дверную ручку, точно решаясь на некий опрометчивый шаг. Впрочем, так оно и было. С трудом прогоняя дрожь, жрица открыла дверь.       В келье царила темнота. Нет, даже не так — непроглядная тьма. Лишь по общим очертаниям и своей собственной памяти, девушка могла угадать, что и где находиться в этой комнате. Единственным источником света было расшторенное окно, за которым шумела гроза и заливал свою печальную песню ветер. По стеклу стучали маленькие кристаллы дождя. Возле самого окна… был Рейстлин.       Он стоял спиной к двери и, казалось, совершенно не обращал внимания на окружающую его обстановку. Прикрыв дверь, Крисания прижалась спиной к деревянной поверхности, всё ещё пытаясь заглушить шум крови в ушах, который лишь усилился, стоило ей оказаться с чародеем с глазу на глаз, да ещё и в полной темноте…       Поистине, было что-то таинственное во всём, что происходит в ночи. Крисании казалось, что профиль чародея, время от времени озаряемый молниями, создавал эффект безмолвной скульптуры, украшающей одну из балюстрад.       Но фигура эта, всё же, была живая…       Тишина постепенно начала угнетать и затягиваться.       — Ну, что же ты молчишь? — донёсся до девушки вопрос колдуна, который, как и прежде, не поворачивал головы в её сторону. После этого он язвительно добавил: — Если ты решила сыграть со мной в молчанку, то выбрала не самое подходящее время и место для этой затеи.       Эти слова заставили жрицу взять себя в руки. К ней вновь вернулись прежняя гордость и решительность дочери Паладайна. Нахмурившись, она подошла ближе к магу, но тут же остановилась, опустив взгляд в пол. Любовь и трепетное волнение всё же были сильнее…       — Рейстлин — начала она, с трудом заставляя себя говорить — я хотела тебе сказать, что… — вздохнув, девушка заговорила более уверенно, прогоняя страхи, которые ничем не могли помочь ей в этой ситуации — Возможно, ты посчитаешь это смешным. Мне всё равно. Наше пребывание в Истаре… Что-то изменилось во мне. С тех пор как я оказалась здесь, я увидела многое, чего раньше не замечала или во что вовсе отказывалась верить… И хотя я сейчас стою на перепутье двух дорог, всё ещё не в силах принять до конца ту правду, которую ты пытаешься до меня донести, и которая, возможно, всё же существует, я точно знаю, что…       Вновь сделав глубокий вдох, Крисания взглянула на мага, который всё ещё стоял к ней спиной.        — Что ты небезразличен мне, Рейстлин.– негромко произнесла девушка, чувствуя, как её щёки краснеют, а сама она готова была провалиться сквозь землю от стыда и смущения.       И лишь в эту самую минуту, Крисания поняла, насколько нелепой и глупой она сейчас выглядит. Словно пелена спала с её глаз. Что она делает? Признаётся в любви своему собственному врагу?! Врагу, который только и ждёт, что бы воспользоваться её слабостями. Нет! Что ж, она закончит эту партию игры, что начала, но завершит её достойно.       — Да, я нарушаю все правила и рискую быть не понятой! — чуть повысив голос, выпалила Посвящённая Паладайна. Крисания была не только девушкой, но и светлой жрицей, чья гордость и достоинство были задеты своими же собственными словами, отказаться от которых она была уже не в силах. Было поздно. — И не смотря на то, что это пугает меня, как и Тьма внутри тебя, я… не могу противиться тому, что чувствую к тебе.– последние слова жрица произнесла совсем тихо, точно священную молитву, не доступную для слуха непосвящённых людей.       От переполнявших её чувств она прикрыла глаза. Тихое дыхание, срывающееся с девичьих уст, гармонично сочеталось с гневом богов, бушевавшем снаружи. Девушка почувствовала, как с сердца упал камень, летя в неизмеримые глубины бездны…       Стало легче. Веки приоткрылись. Серые глаза вновь взглянули на мужчину.       Он так и не обернулся.       Странно…       Но прежде чем девушка успела что-либо подумать по этому поводу, как тишину кельи нарушил мягкий, бархатный голос:       — Ты говоришь, что любишь меня, праведная дочь… Но ведь Тьма весьма опасна…       — Я знаю, на что иду! — дрожащим голосом резко перебила его Крисания, и тут же сама испугалась собственных слов, судорожно вздохнув и прикрывая ладонью рот. Что она такое говорит? Почему эти речи помимо её воли срываются с губ? Почему?…       — Разве? — вкрадчивым тоном возразил ей волшебник. В голосе его едва-едва проскальзывала философская насмешка — А способна ли ты полюбить монстра, Крисания?       Девушка хотела ответить, как вдруг её взгляд случайно упал на круг света, возникающий во время танца сверкающих копий. И в этот момент она почувствовала, как в её душе всё похолодело.       ТЕНИ. В СВЕТЕ МОЛНИЙ НЕ БЫЛО ЕГО ТЕНИ!!!       Дыхание перехватило, тёмные щупальца страха опутали жрицу с разных сторон, проникая в самые недра её существа и отравляя своей энергетикой: липкой, скользкой, ядовитой, удушающей…       — Монстра, который способен убить тебя? — голос мужчины был поистине зловеще-торжествующим. С этими словами Рейстлин, наконец, обернулся к Крисании.       Зрачки её расширились от невыразимого ужаса, а в горле застрял крик, который вот-вот готов был нарушить спокойствие храма. Лицо чародея имело хищное выражение, а глаза светились жаждой убийства и тёмным коварством. Но больше всего пугала его улыбка, обнажающая ряд белоснежных зубов. В особенности длинные острые клыки.       Жрица быстро отступила на пару шагов назад и, крепко сжав в кулаке медальон Паладайна, выставила руку вперёд в защищающем жесте.       — Не подходи ко мне! — дрожащим, приглушенным, но всё же твёрдым голосом произнесла она в лицо колдуну.       Крисания не сводила глаз с Рейстлина… вампира? Да, именно так всё и было. Она была не в силах поверить в то, что видит. Вампиры и другие существа питающиеся кровью, обитали лишь в сказках. Выдумках, которыми так часто пугали друг друга дети под покровом ночи в своих спальнях… И теперь плод известных страшных сказаний предстал перед ней.       «Это какой-то абсурд! Просто ночной кошмар!» — но, не смотря на эти доводы, девушка не решалась отвести свой взгляд от вампира и как-то убедиться в ложности этой реальности — слишком уж велик был риск совершить ошибку.       Маджере, в свою очередь, так же пристально глядел на неё. Карие зрачки с алым отливом в свете молний сверкали подобно драгоценному камню, за который так часто совершают убийства жадные и тщеславные люди, лишь бы стать обладателями того, что приносит богатство. Но на украшениях всё равно остаётся кровь. Маг по-прежнему скалился, но уже не так сильно, как в первые мгновения.       — Я знаю, что ты не Рейстлин — ледяным тоном произнесла светлая жрица, чувствуя, как смелость придаёт ей уверенности — Кто угодно, но не он.       В ответ на её слова Маджере начал смеяться. Смех его был негромкий, едва слышный, но даже этого было достаточно, что бы Крисания вновь почувствовала, как по спине пробежало множество мурашек– настолько жутким и неестественным казалось ей это звучание голоса мага.       — О, ты готова поверить в любую ложь, Посвящённая… — он сделал шаг вперёд, по-прежнему не сводя глаз с лица девушки, которая в то же мгновение чуть отступила назад. Вампир удовлетворённо улыбнулся. — Ложь, которую я внушаю тебе, заставляя подвергнуть сомнениям твою веру – ещё один шаг со стороны мужчины. Крисания следила за ним, приказывая себе не поддаваться на уловки монстра, пытающегося её запугать.       — Что самое забавное — заметил маг как бы невзначай — так это то, что алчность жрецов Паладайна — ЧИСТАЯ ПРАВДА. Правда, которую ты не хотела видеть и отказывалась признавать. Здесь мне не было нужды смущать твои мысли. Точно так же сейчас, ты отказываешься верить в то, что я могу быть монстром.Тот, кто видел однажды Тьму, никогда не поверит в Свет. [1] – его губы скривились в лукавой усмешке — Твои чувства привели тебя сюда, ко мне… — ещё одно движение в сторону праведной дочери.       В это время раздался мощный раскат грома, чья белёсая тень частично озарила лик чародея. Вглядываясь в такие знакомые его черты девушка, не смотря на свой внутренний голос, вновь пыталась не дать дистанции между ней и её врагом сократиться, чувствуя себя маленькой фигуркой по сравнению с ним, при этом ощущая, как слова Рейстлина с каждой секундой ранят её сердце и душу подобно кинжалу. Она начала осознавать, что это действительно он, и что прямо сейчас чёрный маг хочет погубить её. Страх жрицы, который он чувствовал на инстинктивном уровне, и её жалкие попытки не дать ему приблизиться к ней, ещё больше распаляли азарт охотника в сущности вампира.       — Ты сама завела себя в эту ловушку… И сама же попалась в мои сети из-за слепоты и любви. А любовь — это смерть. [2] — с этими словами, перестав играть с жертвой в эдакие кошки-мышки, маг за секунду преодолел расстояние, разделявшее его и жрицу.       Однако в то же мгновение, платиновый медальон Паладайна обжёг кожу на лице чародея, заставив его закричать от боли. Согнувшись, он прижал ладонь к воспалённой щеке. Воспользовавшись ситуацией, Крисания кинулась к двери, но едва она взялась за ручку, как чужая рука схватила её и дернула на себя.       Девушка оказалась крепко прижата к мужскому мускулистому телу. Руки чародея сжали её так, что, казалось, вот-вот должны были хрустнуть все кости. Крисания забилась, словно раненная птица, крича о помощи и вырываясь из железных объятий. Она снова попыталась ударить Рейстлина медальоном, но тот, предугадав это действие жрицы, выбил священный артефакт у неё из руки, перехватывая тонкую кисть. Звякнув об пол, медальон затерялся в сгустках мрака…       Время будто бы остановилось. Крисании казалось, что с каждым глухим звоном об пол, который составлял точную, чёткую, последовательную музыкальную цепочку в её ушах сквозь шум бунтующей крови, разбивалась вся её надежда на спасение…       Ещё яростней, чем прежде, дочь Паладайна стала извиваться в руках колдуна словно змея, сильнее ощущая присутствие смерти, что с улыбкой предвкушала тот миг, когда жрица попадёт в её сети. Но, не смотря на это, тонкие чародейские пальцы сумели обхватить затылок и откинуть девичью головку назад. В тоже мгновение Крисания почувствовала, как в её шею, в тот участок кожи, где билась пульсирующая голубая жилка, впились заострённые вампирские клыки. Девушка закричала от боли, а из глаз потекли слёзы, в то время как она продолжала бороться за свою жизнь, которая постепенно переходила к вампиру с каждой выпитой из её тела каплей крови…       Белый мотылёк угодил в паутину. Тьма поглощала Свет, злорадствуя и впитывая в себя всю его силу, что поддерживала жизнь в бренном, но таком прекрасном теле. Яд, парализующий жертву и лишающий её желания сопротивляться, начал притуплять волю девушки. Её руки беспомощно легли на плечи мужчины, в то время как она сама стала входить в состояние противно-приторной эйфории смешанное с ощущением, когда вот-вот упадёшь в обморок. Впивающиеся зубы-клыки больше не жгли так сильно, а лишь просто доставляли некоторое неудобство.       Душа жрицы кричала от охватившего её отчаяния. Она не могла поверить в то, что маг обманул её и использовал в своих целях. Это пугало и причиняло страдания гораздо более сильные, чем те, что терзали её внешнюю оболочку. Душа Крисании, в отличие от тела, всё ещё сопротивлялась и пыталась убежать от силы Рейстлина, чёрных и острых когтей которого она так сильно боялась. Ведь, как известно, с кровью жертвы вампиры забирают и душу…       И вот перед глазами всё начало меркнуть. Сначала картинка была просто расплывчатой, иногда вновь возвращая свою прежнюю чёткость. Но постепенно, всё пространство стало заполняться тёмно-синими пятнами. Хотя, казалось бы, это невозможно, ведь вокруг и так царствовала Тьма. Как зима уносит с собой остатки осени и покрывает всё в округе красками инея, так и уходящая кровь, ещё недавно бегущая по венам, заставляла жрицу мёрзнуть, холодеть, наполняться пустотой…       Последняя капля крови. Последний глоток энергии, выпитый из тела жертвы вампира. Единственное, что помнила Крисания перед тем, как она провалилась в забытье, было соприкосновение с холодным полом и склонившийся над нею Рейстлин, чей взгляд, находившийся совсем близко, выражал холодное, безжалостное и злорадное торжество.       — Ты хотела спасти мою душу, но в итоге совершенно забыла про свою. [3]       Эти слова звучали как приговор. Последний раз её сердце чувствовало боль.       «О, Паладайн, прости меня…»       Веки Крисании закрылись, словно она погружалась в сон. Но ЭТОТ сон был уже вечным, нескончаемым.       По-прежнему бушевала гроза, а её свет едва-едва оттенял лицо мёртвой девушки, чья голова была повёрнута набок, а белоснежное платье — испачкано кровью. Полуоткрытые уста утратили свой природный оттенок, а чёрные локоны рассыпались по полу, подчёркивая бледность девичьего лика. Но даже в таком неярком сиянии, была заметна слезинка, что совершила свой бег по гладкой коже и затем, спустившись к шее, смешалась с одной из кровавых дорожек, рисуя причудливый, извилистый узор…       Боль и Кровь. Свет и Тьма. Любовь и Смерть.       Вдруг картина словно бы изменилась. Возник до боли знакомый праведной дочери зал, где восседал сам Король-Жрец. Крисания распахнула глаза, хрипло вздохнув. Тело уже изменилось, вернее только начало меняться: оно горело, пылало, словно в лихорадке. По венам растекался свинец, что заставлял её конечности изгибаться, а кости громко хрустеть — так начиналось перевоплощение… Но свет и святость храма держали её на весу, протягивая нити золистого веретена и являясь спасительным источником её души. Возле колонны, в самом в дальнем углу, находился круг белых жрецов Паладайна что склонили головы перед их покровителем — Королём-Жрецом, святейшим из святых в этом городе.       — Сёстры и братья! — окликнула их жрица сквозь слёзы, протягивая руку в молящем о помощи жесте — Прошу Вас… — на этих словах она закашлялась, после чего хрипло прошептала: — Помогите же мне!..       Внезапно стены храма стали чёрными, как смоль. Как Зло, что окрасило их в этот цвет. За окном стояла ночь, а на каменной плитке появились пятна крови жертвоприношения. Но какое же чувство суеверно-животного страха она испытала, когда фигуры в белом обернулись, оказавшись демонами в тёмно-синих широких одеяниях с ярко-зелёными, горящими глазами и длинными, закрученными рогами. В центре находилась дьявольская фигура Короля-Жреца. Очи его были лишены всякого выражения, лишь светло-изумрудный огонь полыхал в самой их глубине.       Демоны не приближались к Крисании, они даже не пытались этого сделать. Но она чувствовала, что окончательно умирает, ведь источник всей веры, Истар, было единственным, что могло её спасти и вырвать несчастную душу из дланей вампира. Значит, Рейстлин всё-таки прав: источник был отравлен и дьяволы медленно, но верно, словно по иголочкам, вытягивали жизненные силы. В центре их круга было мёртвое тело, залитое кровью, а виновник сего стоял с теперь уже обуглившейся чёрной короной на голове с изящным клинком в руках.       — Я вынужден принять жёсткие меры во имя Добра! — проголосил он, жестоко усмехаясь одними губами — Это временные трудности на пути к Царству Свеетааааа! [4]       Девушке казалось, что его голос разнёсся по сводам осквернённого храма, словно ритуальное пение. За спиной неожиданно появилась толпа, которая образовалась вокруг Крисании: половина служителей Паладайна была облачена в белые одежды, но какие-то грязные, порванные, обтрёпанные. И самое странное, что у всех них были повязки на глазах. Остальную часть толпы составляли такие же дьявольские отродья, что стояли в центре круга. Все они, дружно, словно под гипнозом и беспрекословным благоговением скандировали громко и ясно:       — Всё во имя веры! Всё во имя веры! Всё во имя веры! — страшным набатом отдавался фанатичный обет верности и правды.[4]       Дочь Паладайна закричала — чем громче становился шум голосов, чем ощутимее он разносился по храму, тем сильнее у неё начали ломаться кости. Её тело искривлялось в причудливом танце кошмара, который может наблюдать человек, находясь в самом жутком и грязном месте.       — Вот то бесовское созданье, что смущает нас своим грехопадением! — гневно воскликнул Король-Жрец нахмурив брови и указывая пальцем в сторону несчастной жертвы вампира — Я предлагаю вам сжечь её, как клятвопреступницу, что продала душу чёрту в человеческом обличье!       «Они говорят о Рейстлине!» — догадалась жрица чувствуя, как она замерзает, словно подо льдом.       — Сжечь-сжечь! Ведьму сжечь! — с яростью шумела толпа, в то время как связь Крисании с миром живых висела на волоске. Яд внутри неё с алчным удовольствием питался её соками, с диким хохотом утаскивая с собой во Тьму.       Девушка обернулась в сторону толпы. Один из тёмных жрецов, чьё лицо было скрыто капюшоном, шёл к ней с факелом, на котором полыхало зелёное пламя. Толпа разошлась, разделившись на две половины и торжественно наблюдала за действиями собрата. Молча, как и подобает в подобной ситуации. Жрица старалась отползти, что бы как-то защититься, что бы как-то попытаться спастись, но было бесполезно: тело не слушалось, не смотря на всю внутреннюю силу сопротивления, которую она вкладывала в свои действия.       На уровне глаз возникла пола плаща.       Она взглянула наверх. Её била мелкая дрожь.       Демон, смотря на неё горящими очами без радужки, молча опустил длинный факел.       Казалось, что свинец, текущий в жилах Крисании был воодушевлён от поднесённого к нему источника сатанинского пламени священного правосудия. Он, словно зверь, почувствовавший власть, заревел, вырвался наружу и начал терзать тело девушки своими зубами, разрывая плоть и поглощая её, оставляя лишь белые кости. Жрице казалось, что леденящие душу вопли принадлежали кому угодно, но не ей. Что всё это происходит не с ней, а терзавшая боль — чья либо злая шутка или плод её же воображения.       Но боль, к сожалению, оказалась реальной.       Демоны скандировали свои речи, смеялись над загубленным существом. Последнее, что смогла увидеть Крисания: отвратительные рожи, черноту храма и как он начал крутиться, словно колесо какой-нибудь кареты.       А затем…       Всё внезапно стихло. Погасло, словно пламя свечи.       Вместо каменного пола появился песок, обволакивающий мёртвое и… обгоревшее тело? Да, именно так всё и было. Платье, как и сама девушка, стало чёрным словно уголь в жаровне. Лишь только небольшие светлые пятна могли помочь отличить жрицу Паладайна от скульптуры из потрескавшегося оникса. Местами песок был подхвачен ветром, который был почти не ощутим и едва-едва слышен… Словно музыка, недоступная для не ценящих природу ушей. А над бескрайней пустыней горело небо с неестественным окрасом: помесь лихорадочного розового и тёмного серого.       Всё это видела Крисания. Вернее то, что от неё осталось: лишь бесплотная тень. Бледная, прозрачная, словно слеза или горный хрусталь. Она стояла, прижав руки ко рту, не в силах закричать или проронить хотя бы одну-единственную слезинку. Они ушли вместе с душой, которую забрал чёрный маг, и теперь призрачное подобие девушки могло чувствовать их лишь только на уровне ощущений, которые терзают любого человека, не нашедшего покоя после собственной смерти.       Что происходит? Что это за место? И где же?..       — Ну что, Посвящённая — услышала она знакомый голос, который не выражал никаких эмоций, кроме холода стали. Стали безжалостной, беспощадной и острой.       Тень жрицы задрожала, словно водная гладь, потревоженная камнем, упавшим в омут реки. Она медленно подняла голову, как делает преступник, желающий взглянуть в лицо палача, который казнит его на эшафоте. Да, это был действительно он: Рейстлин Маджере — Повелитель Прошлого и Настоящего. Самый могущественный чёрный маг на всём Крине.       — Теперь ты видишь, что Тьма весьма опасна и способна убивать… Или всё-таки нет? — насмешливо уточнил маг. Его колкие слова, как и пронзительный взгляд уже золотистых глаз заставили девушку почувствовать цепь, что причиняла ей боль и удерживала на земле.       Прозрачные глаза жрицы смотрели прямо в жуткие зрачки в форме песочных часов. Вместе с отчаянием пробуждалась и бессильная злость. Злость на себя, на свою гордыню, на разбившуюся иллюзию веры и любви, на богов, что позволили случиться страшному паденью, злость на Рейстлина, который обманул её и которого ей не удалось спасти…       Она хотела ему высказать всё, что терзало её сердце в данный момент, хотя слова эти, девушка знала, не возымеют никакого эффекта кроме очередной насмешки и боли. Но она знала одно: она должна всё сказать, иначе её дух просто разорвёт на части от мучений. Она должна…       Но стоило ей открыть рот, как горло обожгло раскалённым металлом, заставляя её упасть на колени и ещё сильнее зажать рот правой рукой, а левую — прижать к основанию шеи, словно это была гнойная рана. Только сейчас жрица поняла, что её лёгкие были обожжены, и даже в смерти она ощущала это на себе.       — Не можешь говорить? — ещё более ядовито, чем прежде осведомился Рейстлин, наблюдая за мучениями праведной дочери. — Что ж, я скажу за тебя, госпожа Крисания. Мой обман и твоя гордыня настолько ослепили тебя, что ты даже не допускала и мысль о том, что всё закончиться именно так — кивком головы мужчина указал на изувеченное тело. Его губы скривились в жуткой пародии на улыбку. — Что тебе, а не мне предстоит умереть.[2]       Это был самый сокрушительный удар. Под ногами несчастной будто разверзлась пропасть [5], в которую она летела, ощущая всю тяжесть отчаяния и обречённости. Последние слова мага доносились до неё словно откуда-то издалека:       — Прощай, праведная дочь… Ты мне больше не нужна — негромко промолвил Рейстлин, удаляясь куда-то вдаль.       Силуэт исчез.       Остались лишь увядшие розы и тлен…       «НЕ НУЖНА…НЕ НУЖНА…»       Эти страшные слова превратились в жуткую какофонию, которая витала над Крисанией, словно коршун над своей добычей. Будто демоны передразнивали слова Рейстлина и теперь желали причинить ещё больше страданий обманутой девушке. Жреческие руки прижались к ушам, но и это не помогало — дьявольский громкий шёпот проникал даже сквозь тонкие пальцы.       Темнота окружила Посвящённую. Кроме неё больше ничего не было видно.       «НЕ НУЖНА… НЕ НУЖНА…ТЫ ЕМУ БОЛЬШЕ НЕ НУЖНА!!!»       — Хватит, перестаньте мучить меня!!! — взмолилась Крисания, склонив голову к песчаной земле. И тут же она ощутила раскалённый огонь внутри. Она не могла ощущать его взаправду, но он причинял такую же сильную боль её бесплотной тени, как если бы это чувство было реальным, и оно пылало внутри её тела.       «НЕ НУЖНА… НЕ НУЖНА… ТЫ МНЕ БОЛЬШЕ НЕ НУЖНА!!!»       Агония. Страшная чёрная агония. Вот то, что владело жрицей в эту минуту. Все звуки в пространстве слились воедино. В том числе и её крик, полный бесконечной боли, обречённости и… осознания. Осознания того, что она натворила. Это был крик, который никто не услышит.       

***

      Крисания с судорожным вздохом вскинулась на кровати. Было ощущение, будто она долго прибывала под водой и едва не задохнулась. Ощупывая шею, она убедилась, что никакой раны там нет, что медальон остался с нею, и что лёгкие не полыхают огнём… Пламя ушло, и дышать стало значительно легче. Серые глаза мельком обежали комнату: это её келья, всё хорошо, это был просто кошмарный сон…       Некоторое время жрица сидела, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, при этом смотря в одну точку невидящим взором. За окном была непогода, однако не такая, какую она видела во сне… А после, когда трепет пережитого кошмарного сна и душевно-телесное оцепенение ослабили свою хватку, она закрыла лицо руками от осознания того, ЧТО она видела во сне. Из её горла вырывались хрипы вперемешку с рыданиями от пережитого ужаса.       Неужели это всё правда и её зародившиеся чувства к магу убьют её?! Неужели он действительно обманывает её, просто всего лишь использует?!       Если это правда, если ТОЛЬКО это ПРАВДА… Она помешает его плану. И сделает для этого всё возможное.       Но если всё же…       Часть души жрицы, что питала тёплые чувства к тёмному колдуну, вопреки рассудку и страшным картинам, загорелась слабым, но всё же светом надежды, что он действительно хочет покончить со Злом и что он говорит ей правду… Прикрывая глаза, дева склонила голову, обхватив оголённые плечи худыми пальцами вместе с одеялом, вспоминая то, как маг рассказывал ей свою историю детства, как она впервые увидела его здесь, в Истаре… Щёки девушки покрылись алым румянцем, едва она вспомнила о том, какое впечатление на неё произвела внешность Рейстлина, и какое волнение испытывала, когда он оказывался рядом или прижимал её к себе. А ещё этот шёпот у самого её уха во время обличения Короля-Жреца…       Но греющие сердце и душу воспоминания всё же не могли развеять страшный кровавый сон. Возможно, это было предостережение, некий знак свыше. НО. Как понять, где правда, а где ложь? Она так запуталась! Созерцая то, как её идеалы рушатся на глазах, а всё то, что имело для неё важное значение — покрылось грязью и копотью тщеславия, гордыни и фальшивой святости, жрица почти потеряла опору под ногами.       О небо, как же было страшно там, в самом конце сна, в этой бескрайней пустыне, будто наполненной бесконечным Злом…!       «Что же это за место? Почему именно его я увидела во сне? О, Паладайн, скажи мне, где же точка опоры! [6] Кому же мне следует верить, а кого опасаться?!»       С этими рвущими её на части вопросами и противоречиями жрица легла обратно в постель, чувствуя, что не сможет больше заснуть. Её мысли поминутно возвращались к магу и к самой концовке сна… Что же это всё могло значить?..       Лишь когда показались первые отблески предутреннего неба, Крисании удалось забыться на пару часов. Это был предпоследний рассвет для Истара, которого уже завтра ожидал Катаклизм…