***
В машине было душно. Кондиционер работал исправно, но на мягких сидениях теснилось столько народу, что и вздохнуть было трудно. Этим субботним утром шестеро ребят и физрук ехали на четырёхборье: двое на передних сидениях, четверо на задних. Так получилось потому, что из-за такого малого количества автобус нанимать не стали, а вторую машину раздобыть не удалось. Тесно. Но зато не обидно. — Надеюсь, мы порвём их в клочья, — возбуждённо воскликнул Шерман Янг и взмахнул кулаком в воздухе, демонстрируя, что с ним опасно связываться. Хотя вообще-то так и было. Этот парень был большим задирой и не упускал шанса поставить подножку или щелбан какому-нибудь мелкому пятикласснику. — Я тоже надеюсь. Я бы и сам это сделал, да только возрастная категория не позволяет, — согласился физрук и крутанул баранку вправо, выруливая из очередной пробки. — Нет, ну так мы точно опоздаем на соревнования. А я хочу гордиться вами, — он повернулся и по очереди заглянул в глаза каждому. Рейна, зажатая между Нико и Тревисом, сжала губы в тонкую полоску и, как все остальные, ответила решительным взглядом. — Мы не подведем вас, тренер, — заверила она. Глисон Хедж воспитывал своих учеников очень строго, наделяя их отменной физической подготовкой, будто им придётся когда-нибудь выживать в диких условиях или сражаться в бою, поэтому ребята были полностью уверены, что готовы к соревнованиям. — А жульничать можно? — спросил Тревис, распаковывая пачку мятной жвачки. Рейна, сидевшая рядом, странно на него покосилась. В случае с близнецами Стоулл всякая вещь в их руках выглядела как бомба со скрытым таймером. — Ну, я бы хотел, чтобы вы принесли нашей школе честные награды. Но ты, Тревис, как всегда в своём репертуаре, — покачал головой Хедж. — Не удивлюсь, если ты собрал на сегодня целый арсенал хитрых штучек. Парень польщённо улыбнулся и махнул рукой, выражая отрицание. — Конечно, некоторые тактики у меня есть, но мне было лень загружать себя чем попало. Все усмехнулись. Наступило кратковременное молчание, заставив каждого невольно прислушаться к окружающему миру. По радио гоняли старые приевшиеся треки, вокруг шумели машины и пели птицы. В голове прокручивались самые разнообразные мысли — глупые и не очень. День казался самым обыкновенным. Будто впереди и не было четырёхборья, а только пикник в уютном кругу друзей. Будто все печали исчезли навсегда, а дальше всё обязательно обещало быть хорошо. Будто душа так стремилась к новым начинаниям, что в теле появилась лёгкость… Наверное, это и есть весна. Пробуждение силы, чувств и эмоций после долгой зимней спячки. Внезапно Рейна получила тычок в бок, и, вздрогнув, подняла голову, отрываясь от разглядывания своих кроссовок. Тревис ухмылялся, зажав в зубах пластинку жвачки так, что большая часть выглядывала наружу. — Хочешь? — прошептал он. Его голубые глаза по обыкновению светились озорством, и невозможно было понять, шутка это или нет. Рейна смерила приятеля недоверчивым взглядом и осторожно кивнула, желая посмотреть, что из этого получится. — Возьми, — юноша приблизил своё лицо в обрамлении беспорядочных шоколадных кудрей, обдавая её мятным дыханием, и хитро поиграл бровями. Девушка, опешив, часто заморгала, не зная, как на это реагировать и что предпринять. Она протянула руку, чтобы выдернуть пластинку из его челюсти, но Тревис остановил её на полпути и ещё шире ухмыльнулся — со сжатыми зубами это выглядело как оскал. — Нет, нет, ты же знаешь, что пальцами в рот лазить нельзя. Так что предлагаю другой способ. Он слегка причмокнул губами, и тогда до неё дошло. Не то чтобы Тревис был бабником, точнее, вообще им не был, но так пошутить, вогнать человека в смущение он любил. Особенно это легко работало на девочках. Наверное, потому, что они более чувствительны. Рейна ударила его кулаком в грудь. — Перестань издеваться. Тревис отстранился и сжевал многострадальную пластинку. Рейна облегчённо выдохнула и огляделась. Лорель, Шерман и физрук делали вид, что ничего не замечают, а Нико выглядел довольно-таки хмурым. Но это была не та хмурость, с которой он обычно ходит, а, скорее, обида на что-то. На что-то, произошедшее только что. — Это был подкат? — спросил ди Анджело, заметив пронзительный взгляд Рейны, сканирующий его насквозь. Тревис, кажется, впервые обратил на него внимание. Он поднял брови и расплылся в снисходительной улыбке. — А ты что, ревнуешь?.. О, значит, ты её хочешь. Рейна невольно покраснела. Неужели Нико она небезразлична?.. Это было видно по его лицу, по его глазам. Природная проницательность ещё никогда её не обманывала. — Фу-у, Тревис, оставь свои пошлые шутки хотя бы при учителях, — хихикнула Лорель, пафосно махнув рукой. Сегодня она заплела свои тёмные волосы вокруг головы наподобие короны и её лицо казалось непривычно открытым. Рейна заметила её огромное сходство с матерью — Никой Виктор. Хедж в ответ лишь предупреждающе кашлянул, но взгляда от дороги не оторвал. — Да, не смешно, — фыркнула Рейна, пихнув шаловливого соседа в плечо. — О, так, значит, всё серьёзно! — Да иди ты! — хором возмутились Рейна и Нико и удивлённо переглянулись. Через секунду вся машина сотряслась от хохота. Усмехнулся даже Хедж. — Обязательно. Когда приедем, — не стал протестовать Тревис. — Кстати об этом, — тренер повернулся к ребятам. — Мы почти приехали. Так что готовься идти, малыш. — Наконец-то, — выдохнули они. Кому-то хотелось побыстрее разнести соперников в клочья, а кому-то — избавиться от надоедливого шутника. Но каждый знал, что в его шутках есть смысл.***
Нико.
Одним воскресным утром, после повторного просмотра парада победы, я вдруг вспомнил, что на следующий день намечаются экзамен и контрольная именно по тем предметам, в которых я ничего не смыслю. Как вы уже знаете, отец у меня строгий и не потерпит неуда в журнале. Мне нужно было как-то выкрутиться. Репетитора нанимать поздно. Оставалась лишь одноклассница, живущая неподалёку. — Персефона! Я к Аннабет! — крикнул я из прихожей и, не дождавшись разрешения, с рюкзаком в руках вылетел из квартиры. Дом Аннабет располагался действительно недалеко от моего, всего лишь на противоположной стороне улицы. Я пересёк проезжую часть, забрался в подъезд с парой молодых супругов и вошёл в лифт, где так некстати столкнулся с братьями Стоулл. Нет, против них я ничего плохого не имею, очень весёлые и позитивные ребята, любому поднимут настроение. Только вот я там, где не должен быть, поэтому встретить знакомых и подвергаться допросу с их стороны — не самое приятное. Кому какое дело, куда я хожу и чем занимаюсь? — Привет! — хором поздоровались ребята. — Привет. — Ты чего здесь забыл? — поинтересовался Коннор, засунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок. У обоих братьев были взлохмаченные тёмные волосы, блестевшие от пота, раскрасневшиеся лица и прерывистое дыхание. Значит, ходили на стадион. Или убегали от злых смотрителей парка — Стоуллы любят поразвлекаться, если скучно. — Да так... Коннор, ты не забыл, что завтра переводной экзамен по алгебре? — Спишу. А что? Как это относится к твоему приходу сюда? — Погоди-ка, погоди-ка, — хитро прищурился Тревис и с видом опытного детектива приложил палец к подборку. Мне это не понравилось. — Алгебра. Третий этаж. А кто у нас живёт на третьем этаже, а, Коннор? Братья переглянулись, и их улыбки стали шире. — К Аннабет? Я угадал? — мне пришлось кивнуть. — Вас уже можно женить? — Женить?! — удивился я. Ну нет, шипперить всех подряд, как это делают Стоуллы, просто нереально. Помню, в конце апреля я, Тревис, Лорель, Рейна и Шерман ездили на четырёхборье. Уже тогда Тревис отпустил глупую шутку по поводу меня и Рейны, а ещё пытался к ней подкатить (не всерьёз, разумеется). А теперь ещё и Аннабет. Ну как меня можно было шипперить с Аннабет? Мы-то и друзьями ещё не стали на тот момент, так, взаимовыручка в позиции одноклассников. Этим Стоуллам дай только повод прикольнуться, вот тогда они и становятся настоящей занозой в заднице. Но, к счастью, ответа на мою изумлённую реплику не последовало. Лифт остановился и звякнул. Двери разъехались в стороны. — Пока, ребята, — я махнул братьям рукой и вышел на лестничную площадку. — Пока! Удачи там с девушкой! — хором ответили они, и лифт помчался дальше на верхние этажи. Я закатил глаза и, сделав глубокий вдох, нажал на кнопку звонка. Дверь мне открыла сама Аннабет. На ней была обычная домашняя одежда — поношенные бриджи и майка; густые блондинистые волосы забраны в небрежный хвост. Её загорелое на майском солнышке лицо изумлённо вытянулось при виде меня, а глаза по обыкновению были серьёзны и метали молнии, так что я даже немножко пожалел о своём неожиданном визите. Вдруг прикончит? — Привет, — она моргнула. — Какими судьбами? — Привет. Ну, в общем, я хотел, чтобы ты мне объяснила некоторые темы по математике и литературе. Завтра же контрольная. А это для меня многое значит. Аннабет нахмурилась. И тут меня пронзила неожиданная мысль. — Ты занята? — чёрт, как я об этом не подумал? — Ну… Нет. Просто это так неожиданно, — и она оглядела свой прикид, странно скривив губы, будто ей подсунули что-то ужасное и принудили улыбнуться, мол, ничего, сойдёт. На мне, вообще-то, тоже была домашняя одежда. Я как-то даже не подумал переодеться, а, окрылённый своей гениальной идеей (ну да, пафосно звучит), затолкал необходимое в сумку и ушёл. Ладно хоть не в трусах. — Давай, проходи, — пригласила Аннабет. — Невежливо разговаривать через порог. Как только я вошёл в красивую, ухоженную прихожую, из гостиной вышел высокий светловолосый мужчина в помятой рубашке. — Здравствуйте! Кто это, Аннабет? Твой парень? Раньше я его не видел. Ага, конечно, не видели, Фредерик Чейз, меня же вообще кроме Уилла никто не замечал. Тем временем Аннабет вспыхнула и покраснела. Наскоро представив меня, что получилось довольно нервно и сбивчиво, она быстро зашагала в свою комнату, сделав мне знак следовать на ней и немедленно. Я ожидал увидеть нежные обои в цветочек и плакаты известных кинозвезд навроде Эммы Уотсон или Коула Спроуса. Но интерьер был совсем иным. На светлых обоях с красными ромбиками висело множество чертежей, карт, планов. У письменного стола, рядом с дверью, стоял стеллаж во всю высоту комнаты, доверху забитый книгами. На кровати с красным покрывалом лежал телефон, альбом для рисования и ноутбук. Аннабет включила настольную лампу и подвинула дополнительный стул. — Присаживайся… Итак, что именно тебя интересует? — А какие примерно задания будут на контрольной? — вопросом на вопрос ответил я. — Что-то не помню, чтоб мы готовились. — Ты опять!.. Ой, прости, ты же болел. Неравенства, график функции, степенные, подкоренные выражения… Возможно, что-то ещё. Там должна быть ещё дополнительная часть, но это сейчас ни к чему. Аннабет открыла учебник алгебры, принесла с кровати ноутбук и села рядом со мной. Её лицо горело. Возможно, она ещё не отошла от шутки отца и прокручивала её в голове раз за разом. «Каково это — быть парнем Аннабет? Может быть, она держит парней в ежовых рукавицах? А был ли у неё когда-нибудь кто-то?» — эти вопросы атаковали мой мозг так неожиданно, что я даже не успел подумать о всей абсурдности этих мыслей. Воспоминания подсказали мне, что, действительно, никаких других парней кроме Перси и Гроувера в её окружении я никогда не замечал. Да и откуда мне знать? Я же никогда не смотрел на Аннабет. Но этот май изменил всё. Вообще всё в моей жизни. Подобные изменения происходили только тогда, когда умерла Бьянка… И… Ладно, не будем об этом. Иначе вы опять убедитесь в неправильности стереотипа «Мужчины не плачут». — Нико! Ты где витаешь?! Прекрати разглядывать меня! — возмутилась Аннабет, и я со стыдом осознал, что пялился на неё все это время, вместо того, чтоб смотреть в учебник. Точно. Надо было пялиться на примеры, тогда бы она ничего не заподозрила. — Ты красная, — пробормотал я в своё оправдание, пока моё собственное тело наливалось жаром. Аннабет в ужасе дотронулась до своих щёк, а через секунд пять резко отняла руки, сдула прядь со лба и вцепилась в крышку ноутбука. — Я тут решала онлайн-тесты, — объявила она изменившимся голосом. — Думаю, тебе тоже будет полезно это сделать. Ты хоть что-нибудь умеешь? — Ну да, играть в «Мифы и магию». По её виду было заметно, что она очень хочет дать мне подзатыльник, как это бывает с Перси, когда он тупит, но почему-то сдерживается. — Уточняю: что из названного мной ты умеешь делать? — Степенные и подкоренные выражения, — ответил я. — По-моему, это не так уж сложно, если знать формулу. — Хорошо. А остальное не очень, да? Ты ещё упоминал литературу. Что, отец сильно давит? — в голосе Аннабет прозвучало искреннее сочувствие. Мне стало неприятно. Не привык, чтоб кто-то интересовался моей жизнью. Не люблю выкладывать всё то, что творится в моём мире. — Да. Он не потерпит тройку в четверти, а тем более в аттестате. Я понимаю, что мой отец желает мне только лучшего, хочет, чтоб я поступил в хороший вуз, поэтому я не сопротивляюсь. Но ты-то? Как дела у тебя с мачехой? Аннабет отёрла лицо ладонью. Эти разговоры были привычны для неё и её друзей, потому что никто из них не обладал нормальной семьей. Таких в нашей школе было слишком много. Не общеобразовательное учреждение, а «Клуб детей из неполноценных семей» какой-то. — Ну, в последнее время, кажется, у нас вполне нормальные отношения. Но я стараюсь лишний раз ей не надоедать, не злить — себе дороже обходится. — Хорошо живём, — только и смог сказать я. Больше мы об этом не говорили. Аннабет полностью ушла в объяснение математических законов, и я не расспрашивал. Думаю, оно и к лучшему.***
Каждый знает выражение «как гора с плеч», правда же? И каждый чувствовал это хоть когда-нибудь. Кому-то принесла облегчение безопасность близких, кого-то оправдали, а кто-то закончил учебный год. Весь период контрольных я прошёл нормально (Аннабет, спасибо!), и отец в кои-то веки остался доволен моими успехами, даже разрешил погулять тридцать первого мая с друзьями. Аннабет и Пайпер организовали это ещё пять дней назад. Пригласили даже меня, Рейну и Хейзел. Я согласился. Компания шумная, но раз уж за этот май я хоть немного с ними сблизился, то подумал, что вполне всё будет не так плохо. К тому же по пути в парк мы позвали Уилла. — Нежданчик, Уилл? — усмехнулся я, когда мы всей толпой после полудня заявились к нему на порог. — М-да-а уж, — он выглядел ошарашенным. — Минуточку, я предупрежу маму. А потом мы все вместе пошли к пруду в парке. Много смеялись по дороге, разговаривали, шутили. Девочки больше трещали о сериалах и книгах, обсуждали актёров и их внешность. — Хм, знаете, — начала Аннабет, — тип или, можно даже сказать, шаблон под названием «очаровательный мерзавец» встречается практически везде. — Да, я тоже это заметила, — кивнула Пайпер. — Например, «Однажды в сказке». Капитан Крюк? — О, да-да-да. Почему я не в курсе, что ты смотрела этот сериал? — Недавно ещё, кстати. Но у тебя же были проблемы поважнее, — Пайпер, к моему изумлению, указала на меня кивком головы, и, заметив, что я на них смотрю, торопливо отвернулась, заговорив ещё быстрее: — Это такой шикарный актёр, мне понравился. У него такая харизма замечательная. Не успел я задуматься, что к чему, как Лео вдруг отвлёкся от разговора с Джейсоном и, подбежав к двум закадычным подружкам, прокричал достаточно громко, чтоб идущие мимо взрослые странно на него покосились: — Кому нужны красивые актёры, если есть горячий Лео! Пайпер посмотрела на него с улыбкой а-ля «у тебя опять тупые, извращённые шутки, но мне нравится, продолжай». — Да, Лео, ты классный, особенно когда нужно обмотать рейки туалетной бумагой, чтоб напугать училку! — Да брось, надо же чем-то развлекаться в этой школе. Ха, подумал я, особенно когда у тебя СДВГ. — Это точно, — Пайпер и Лео дали друг другу пять, а Аннабет и Джейсон, наблюдающие за этой картиной, синхронно усмехнулись. Наконец мы пришли к назначенному месту. Водная гладь весело переливалась яркими бликами, вокруг летали бабочки и источала нежный аромат сирень. Рейна и Хейзел расстелили на траве покрывало, а потом стали доставать содержимое своих рюкзаков, как я и все остальные. Вскоре импровизированный стол, как любят говорить в книгах, ломился от различной еды и напитков. Бутерброды, печёная картошка, варёные яйца, овощи, ягоды, чай в термосе, лимонад, газировка и, конечно, посуда. — Ну, какие планы на лето? — спросил Джейсон, жуя бутерброд. — Я вот, например, хочу подзаработать немного денег на новую книгу по робототехнике. — Класс, — ответила Пайпер. — Папа берёт отпуск и обещал свозить меня на море. Думаю, будет здорово. — Вы знаете, что со следующей недели в школе открывается лагерь для учеников начальных классов? — подала голос Аннабет. — Я хочу поработать там в качестве вожатой. Мне сразу подумалось, как это сложно — уметь ладить с детьми, ведь найти общий язык с ними у меня никогда не получалось. Помню, как-то раз Персефона просила присмотреть за детьми её старшей сестры, и получалось так, что либо они меня не слушались и боялись, либо я чувствовал себя неуютно. Вот не люблю, когда предлагаешь что-то и дети все одновременно смотрят на тебя своими круглыми глазками. Такое чувство, что они вовсю посмеиваются в мыслях над несчастным подростком-нянькой. Положение тогда спасла только Хейзел, разговаривая с ними очень мягко и ласково. Думаю, Аннабет всё же умеет ладить с детьми, ведь у неё два непоседливых брата-восьмилетки. — Ха, Воображала, — усмехнулся Перси, отправляя в рот кусочек замороженной клубники, которая на солнце превратилась в красное месиво, — я и сам поеду в лагерь, за город. Мама оплатила путёвку, сказав, что я могу позволить себе расслабиться перед самым напряжённым годом. — О, у тебя самая лучшая мать. Ну, а я-то точно не вылезу из дачи, — закатил глаза Уилл. — Ты, Аннабет, разве нет? — Ну, папа разрешил мне работать. Да и к тому же лагерь до двух, я успею помочь ему. Я заметил, что Аннабет избегает и словом намекнуть о помощи мачехе. Неужели они грызутся даже хуже, чем мы с Персефоной? — Да-а… Не повезло тебе, старик, — протянул я и по-дружески стукнул Уилла в плечо. В тот же момент все обратили на меня внимание. Ух, не люблю это. Смотрят так, будто я с воздуха появился. — Эм, у меня нет чётких планов. Скорее, тоже буду помогать Персефоне, но это не точно. Я серьёзно пока не думал о планах на лето. Но в ту пору ещё не знал, что мне придётся кроить время для свиданок. И не с Рейной. Остальные, кто не высказал своих планов, пробормотали, что согласны со мной, и тема оказалась закрыта. Мы болтали, дурачились, ели ещё несколько часов. Рейна вытащила волейбольный мяч, и каждый, кто принимал участие в игре, старался не задеть других отдыхающих и случайных прохожих. Под конец все, уставшие, но весёлые, предпочли всё же пассивный отдых активному. Перси и Аннабет пускали «блинчики» по воде, восклицая что-то вроде: «Слабо́, Рыбьи Мозги?», «Съела, Воображала?». Пайпер и Джейсон развалились прямо на траве, ничуть не опасаясь насекомых. Лео строил из травинок и веточек какое-то сооружение. Я, Хейзел, Рейна и Лео допивали остатки чая и молчали, лишь улыбаясь друг другу. День клонился к вечеру. Тени становились длиннее, солнце отклонялось от центральной точки неба, а люди спешили домой на ужин. На дорогах стоял час пик.***
Ночью человек всегда иной, чем днём. Э.М. Ремарк.
— Звёзды, — шепнула она. — Я снова вижу звёзды, госпожа. Р. Риордан «Перси Джексон и проклятие титана»
Вечером девочки устроили в нашем доме девичник, а я вышел на балкон, оставив Хейзел с Рейной, Аннабет и Пайпер. Мне хотелось побыть одному. Небо ещё в полной мере полыхало закатом, но появлялись уже первые звёзды — блестящие крупицы, как осколки разбитого зеркала на ярко-розовых атласных лентах. Я сел на пол и прислонился головой к стене, вдыхая наступающую прохладу. Вечер был просто потрясающим. Хотелось бы оказаться у бабушки в деревне и сидеть где-нибудь на лавочке; вокруг тишина, а воздух так свеж и не отдаёт копотью машин. Персефона сказала, что мы поедем к бабушке только в конце июня, а значит, через месяц. Это было чертовски долго, но я дождался и не пожалел. Вряд ли могу сказать, сколько прошло времени за моими размышлениями, но постепенно сгустились сумерки, и я стал зябнуть в тонкой спортивной кофте. Тогда мне казалось, что ночь будет тёплая, потому что близилось лето. Я поднялся с пола и решил зайти в квартиру, чтобы взять ветровку. «Наверное, Хейзел беспокоится. Или она забыла про меня со своими подружками». Только я открыл дверь, как столкнулся нос к носу с Аннабет. — Эм… Привет… — запинаясь, пробормотала она и вручила мне мою старую полётную куртку. — Я вот тут тебе принесла. — Спасибо. — Хейзел вспомнила о тебе… Точнее, она не хочет, чтобы ты снова заболел. Я молча кивнул, благодаря за оказанную столь высшую милость. Серьёзно, девочки потрудились вспомнить, что в доме есть мальчик-подросток, который снова закрылся в своей комнате или прохлаждается на балконе? Польщён. Аннабет продолжала стоять на одном месте, переминаясь с ноги на ногу и нервно теребя рукав белой ветровки. Ей явно не хотелось уходить. Я снова устремил взгляд в окно. Город горел огнями и неоновыми вывесками. Лунный серп слабо поблескивал среди лиловых облаков. Слышалось редкое пение птиц-полуночников. — Я думала, — подала голос Аннабет, — в наше время никому не интересны звёзды. Просто есть же телефон, а в интернете можно посмотреть всё, что угодно. — Ну, — возразил я, вспомнив, как мы с друзьями пару раз пытались сфоткать луну, — камера не может передать пейзажи ночи. Света не хватает. Ты же умная, знаешь всё о фокусировке камеры — Вообще-то нет. Если я хорошо учусь и люблю читать, это не значит, что я должна знать абсолютно всё. Я же не компьютер. Я люблю только историю, архитектуру и литературу. Её слова прозвучали несколько обиженно. Аннабет, сердито нахмурившись, тотчас начала усиленно что-то обдумывать. Мысли наверняка крутились в голове с бешеной скоростью. В такие моменты казалось, что решается вопрос жизни и смерти, но это могло быть всего лишь решение обыкновенной задачи по математике профильного уровня. Наконец она заявила: — При первой встрече ты показался мне странным. Этаким мрачным одиночкой, которому на всё наплевать. Мне показалось, что я резко вдохнул жгучего морозного воздуха. Внутри всё похолодело. Открылись самые болезненные воспоминания. — Ярлыки, Аннабет, — произнёс я в своё оправдание, и, чтоб не сойти с ума от нахлынувших чувств, продолжил: — Яр-лы-ки. Общество навешивает их на каждого, чтобы легче было пользоваться и ориентироваться. Стоит тебе что-то сделать, сказать, да и просто показаться в поле зрения, люди сразу запустят механизмы стереотипов и моментально сделают тебя не тем, кто ты есть. Аннабет, все считают тебя занудой, умницей-разумницей или же, наоборот, глупой блондинкой. Но каждый человек ведь не картонная кукла — это личность со своим внутренним миром, своими интересами и мыслями. Ярлыки не говорят, кто ты есть, а лишь показывают твою поверхностную оболочку. Иногда этого бывает достаточно, чтобы сделать поспешные выводы. Слова лились у меня прямо из сердца. Аннабет выглядела потрясённой. Я и сам не ожидал от себя такого монолога. Просто накипело, захотелось выговориться, поделиться своими мыслями, потому что иногда такое долго держать в голове просто невозможно. Я не изменил мир своими словами, но дал повод хотя бы одному человеку задуматься. Наверное, надеялся, что у меня появится родственная душа. Всё же тяжело быть одиночкой, хоть иногда и заманчиво. Бывает, нахлынет поток мыслей, и ходишь под тяжёлым грузом собственных переживаний. Невероятно трудно. Я же тоже человек и порой, если даже сам этого не хочу, нуждаюсь в общении. За это ответствена социальная сторона наших существ. Не будь этого, мы бы ничем не отличались от животных — поесть, поспать да продолжить род, и никакого духовного развития. Необычайно грустно за тех, чьи души сгнили и жаждут лишь удовлетворения животных потребностей. — Это… верно, — наконец вымолвила Аннабет чуть осипшим от молчания голосом. — Если узнать тебя получше, ты совсем не такой, каким кажешься. Ты многогранен. У меня вырвался смешок. — Спасибо за комплимент. Аннабет рассмеялась и, вздохнув, обратила свой взгляд на небо. — Звёзды… Они сегодня прекрасны. Почти стемнело. Запад уже не горел золотисто-алым заревом, а, скорее, хранил в себе бледный остаток, напоминание об этом зрелище, и плавно переходил в бархатную синь. На горизонте по-прежнему оставалась светлая полоска. А серебристых сияющих точек было так много, словно кто-то просыпал блёстки или Афина опять разлила молоко. — В августе можно наблюдать сильный метеоритный поток. — Мне иногда лень бывает выходить на улицу и сидеть до двенадцати ради одного росчерка в небе, — Аннабет повернулась ко мне и на её лице даже сквозь темноту я заметил извиняющуюся улыбку, словно она сама не поняла, зачем это сказала. — А я люблю звёзды. На ум приходят тысячи мифов, и некоторые из них заставляют крепко задуматься. — Не думала, что ты знаешь мифы. Такое чувство, что никто этим в наше время на увлекается. Зачем учить их, если это дела давно минувших дней, точнее, выдумки минувших дней. — Учти, любопытством обладаешь не только ты. Помню, когда мне было десять, ещё до… — я осекся. Вместе со смешными воспоминаниями пришли и плохие. Бьянка… Её смерть… Похороны, на которых я обозлился на весь мир… Тогда не проронил ни слезинки, но всё мое существо ломалось, как ломается витраж — на тысячи маленьких ярких осколков. Осколков моей счастливой жизни. Спустя много лет (мне сейчас шестнадцать) они неимоверными усилиями склеились, но это уже был не тот витраж. Исковерканный скотчем и клеем, поблекший, с отсутствием нескольких сотен мелких кусочков. Невредимое и склеенное — совсем разные вещи. Склеенное таит в себе трагедию и боль. Оно уже не сможет быть таким, каким было прежде. Лёгкая рука почти невесомо коснулась моего плеча, и я очнулся, пару раз мотнув головой. В свете луны и звёзд серые глаза Аннабет отливали серебром и искрились беспокойством. За меня. Кто бы мог подумать, что обо мне станут беспокоиться? Она не стала спрашивать, что меня потревожило и в порядке ли я, — для неё всё было ясно и так. — Прости, — я вздохнул и встал спиной к ночному городу. — Всё в порядке. У меня жизнь тоже не сахар. Аннабет жила с мачехой. В отличие от меня, мать она не видела никогда. Насколько мне было известно, та умерла при родах. Зато у неё есть хороший отец и два сводных брата. Она не наблюдала смерть, и я рад за неё. Терять близких ужасно. — Слушай, — Аннабет задумчиво улыбнулась. — А Рейна не будет ревновать, что ты уже слишком долго болтаешь на балконе с какой-то левой девочкой? Вопрос поставил меня в тупик. Не знаю почему, но я смутился. Мы с Рейной тихо расстались за неделю до момента, о котором я вам сейчас рассказываю, и, похоже, тогда об этом никто не знал. — Надеюсь, что нет. Мы остались друзьями. Просто поняли, что не подходим друг другу в качестве пары. Дружить оказалось интереснее, чем состоять в отношениях. Аннабет молчала. Наверное, пыталась осмыслить эту новость. Сам удивляюсь, как могло закончиться так быстро. Мы встречались меньше месяца. Возможно, это была просто симпатия, и путь к нашей дружбе лежал именно через все тонкости романтических отношений. В конце концов, всё в мире происходит, как должно, и часто к лучшему. — Рада за вас. Это гораздо лучше, чем болезненное расставание, и к тому же… — тут она ахнула и осеклась, ткнув пальцем в небо. — Смотри, созвездие Андромеды! Я посмотрел в указанном направлении и увидел россыпь звёзд, похожих на фигуру девушки с поднятыми кверху руками. По легенде, Персей спас прикованную к скале Андромеду от морского чудовища и женился на ней. Греки поместили созвездие на небо в дань его доброте и храбрости, а может быть, как напоминание того, что это единственный герой, чья история не закончилась плачевно. — В начале мая я как раз пытался найти это созвездие и заболел. А потом понял, что мне нравится Рейна. — Правда? — улыбнулась Аннабет, но улыбка получилась какой-то отстранённой, будто ей тоже вспомнилось кое-что, связанное с этим периодом. — Да, — кивнул я и, посмотрев на неё, заметил, что её блондинистые волосы красиво контрастируют с темнотой, словно тихий снегопад декабрьской ночью. — Возможно, мы увидели это созвездие не просто так, и нас снова ожидает переломный момент? — Хочешь сказать, это новая примета: увидел созвездие Андромеды — жди перемен? Мы рассмеялись. Но ещё не знали, что оказались правы. Перемены всё-таки произошли, и долго ждать этого не пришлось. — Ладно, Нико, спасибо за компанию, — через некоторое время сказала она и, улыбнувшись мне, отошла от окна. — Оставляю тебя в гордом одиночестве. — Хорошо, — только и смог вымолвить я, улыбнувшись в ответ. Когда дверь за ней захлопнулась, мне невольно подумалось, что, может, гордое одиночество не так уж прекрасно, как казалось бы. На звёзды лучше смотреть вдвоём. Неважно, лучший друг это или просто одноклассница. Главное — понимание.«Признаюсь, не знаю почему, но глядя на звезды мне всегда хочется мечтать». Винсент Ван Гог.