Пять раз, когда Гавриил безуспешно пытался сходить на нормальное свидание с Вельзевул...

— КРОУЛИ!!! — звучный мужской голос разнёсся по тихой сонной округе вечернего Нижнего Тадфилда, пугая нахохлившихся птиц, дремлющих на электрических проводах. — О, кажется, твоё начальство вернулось со свидания, — лениво глядя на лежащего в его объятиях Азирафеля, с упоением читающего книгу, протянул демон. На губах его, при этом, растянулась гаденькая, но весьма довольная ухмылочка. Ангел на это одарил Змия строгим недовольным взглядом, подняв глаза вверх. — Я пойду открою, — вздохнув, Азирафель отложил книгу на прикроватный столик и явно с неохотой выпутался из плотных по-змеиному гибких объятий Кроули. Тот успел мазнуть губами по виску ангела и проводить его спину хитрым взглядом. — Где твой мерзкий дружок?! Он сейчас познает на себе всю мощь ангельской ярости! — как только дверь перед ним открылась, полыхая праведным гневом, прогремел Гавриил. — И тебе вечер добрый, — нервно посмеиваясь, Азирафель, не понаслышке зная, что рассерженный Ангел Божий — опасный для окружающих Ангел Божий, тем не менее, с достоинством принял на свою могучую грудь первую вспышку архангельской ярости. — Успокойся, Гавриил, — он попытался мило улыбнуться и, схватив всё ещё мечущего молнии начальника под локоть, втащил в дом. — Давай выпьем чаю и спокойно всё обсудим, — проведя его в гостиную, ангел зыркнул очень недовольным взглядом на скрывшегося на кухне Кроули.       На лице демона, предсказуемо, не было ни тени раскаяния. — Расскажи, что произошло, — усадив остывающего, но напряжённого и явно раздосадованного Ангела Божьего в уже полюбившееся ему кресло, мягко и участливо поинтересовался Азирафель. — Этот… гад ползучий, — хмуро начал Гавриил, от возмущения растерявший всё своё красноречие, — подставил меня перед Вельзевул. Я хотел извиниться перед ней, хотел загладить свою вину (хотя я всё ещё не понимаю, в чём завинил перед ней), а в итоге она чуть не сожгла меня в адском огне! — он посмотрел на Азирафеля с таким негодованием и отчаянием, словно маленький ребёнок, что был обманут своими родителями, которые пообещали ему мороженое в обмен на тарелку ненавистного супа. В итоге был только суп, а мороженое так и осталось в детских обманутых мечтах. — У Лорда Вельзевул просто изменились вкусы, — легкомысленно повёл плечами Кроули и, ловя на себе совершенно неодобрительный взгляд Азирафеля, оправдываясь, воскликнул: — Откуда же я мог знать, что они изменились?! В конце концов, она женщина, а у них знаешь, какие вкусы переменчивые! — демон недовольно нахохлился, скрещивая руки на груди и отворачиваясь, становясь похожим на оскорблённого в самых лучших чувствах птичика, распушившего перья и всем своим видом демонстрирующего свою обиду.       Азирафель с трудом сдержал улыбку в уголках губ. — Да, не очень приятная ситуация получилась, — с сочувствием покачал головой он, отпивая глоток своего чая, не иначе как с помощью чуда материализовавшегося на низеньком столике. — С другой стороны, она ведь не сожгла цветок… — Она чуть не сожгла меня, — мрачно напомнил Гавриил. — Ну да, да, разумеется, — нетерпеливо отмахнулся от него Азирафель. — Но цветок-то остался цел… — Не факт, — снова вставив свои пять копеек, буркнул архангел. — … а это значит, что у тебя ещё не всё потеряно! — проигнорировав начальника, оптимистично завершил свою мысль Азирафель.       Гавриил в ответ одарил его взглядом совсем отчаявшегося человека, перед глазами которого мелькнула последняя призрачная надежда. — Откуда такая уверенность? — тем не менее осторожно уточнил Ангел Божий, переживший за последние два дня потрясений больше, чем за все предыдущие несколько тысяч лет жизни, а потому уже не уверенный ни в чём, особенно в переменчивой благосклонности Лорда Ада. — Ну, если бы она швырнула тебе этот цветок в рожу, тогда, конечно, никаких сомнений не было бы, — со стороны раздался ехидный голос Кроули, и судя по тому, как недовольно, но тем не менее с безысходным молчаливым соглашением вздохнул Азирафель, слова Змия попали в яблочко. — Есть шанс, что она его даже сохранила, — неопределённо повёл плечом ангел. — А это значит, что в общем и целом ты на верном пути! — И что я должен делать дальше? — чуть более расслабленно поинтересовался Гавриил, от души которого значительно отлегло. — О, ты определённо должен закрепить свой успех! — воодушевлённо воскликнул Азирафель, и его голубые глаза замерцали предвкушающей радостью.       Прекрасно знающий этот взгляд Кроули понял, что ничего хорошего от него Гавриила не ждёт. Пожалуй, впервые в жизни он не хотел противиться энтузиазму Азирафеля, который был в таком состоянии. Вместо этого Змий лишь ухмыльнулся и прислушался повнимательней, предвкушая, какую подлянку (исключительно по доброте душевной) его ангел сейчас устроит своему пернатому начальнику.       Препятствовать ей (даже если она будет верхом абсурда) он всё равно, предсказуемо, не будет. — Самым идеальным и совершенно беспроигрышным вариантом, который точно не оставит равнодушной ни одну женщину, даже Лорда Вельзевул, который сразит её в самое сердце, который раскроет все твои чувства и переживания, который… — вдохновлённо вещал Азирафель, пока Кроули не вмешался, жестом показывая ангелу, что пора закругляться с очерчиванием радужных перспектив. — Ш-ш-ш, ангел, ближе к делу, — змеиные глаза горели предвкушением, и Азирафель поджал губу, с лёгкой обидой глядя на демона. Однако он мгновенно воодушевился снова и продолжил: — Ты должен посвятить ей серенаду.       Кроули едва сдержал порыв громко рассмеяться: вместо этого он просто подавился воздухом и пытался откашляться, пока ангел заботливо похлопал его по худой спине. Гавриил же непонимающе глядел в одну точку перед собой, явно пытаясь осознать услышанную информацию и переварить её. — Серенада… — перекатывая слово на языке, словно смакуя его, задумчиво протянул Ангел Божий. — Что это? — О-о-о, это величайшее изобретение человечества! — светясь едва ли не в буквальном смысле, мгновенно отозвался Азирафель. — Это чувственная песня, преисполненная самых искренних эмоций и чувств, которые ты испытываешь по отношению к тому, кому она посвящается, — ангел мечтательно улыбнулся и скосил глаза не прокашлявшегося Кроули рядом с собой.       Он вспомнил, как в далёком 1345 году демон (перед этим, правда, знатно надравшись венгерского вина) орал Азирафелю под окнами постоялого двора, в котором тот временно обосновался пока был в Трансильвании, романтичные баллады собственного сочинения на монгольском языке (в тот период времени монгольский, по каким-то причинам, казался демону крайне романтичным и чувственным языком).       Кроули, видимо, вспомнив о том же, старательно попытался скрыть вспыхнувший на скулах румянец. Это было очень неловкое пьяное приключение, но, пожалуй, самое знаковое событие за весь гадкий, противный четырнадцатый век.       Наблюдая за этой немой игрой в гляделки и замечая реакцию ангела и демона, Гавриил подумал, что, возможно, это и вправду не такая уж и плохая идея… Тем более если её подкинул Азирафель, который, вроде как, всё ещё был ангелом, а значит, давал только правдивые жизненные, а самое главное рабочие советы. — Серенады, — на всякий случай ещё раз протянул Гавриил, вставая из кресла и кивая самому себе.       Не обращая более никакого внимания на хозяев дома, он впервые за все свои визиты покинул его через дверь. — Серенады, ангел, серьёзно? — когда Ангел Божий ушёл, Кроули насмешливо вскинул бровь, подаваясь корпусом назад и смеряя Азирафеля насмешливым взглядом. — Они безбожно устарели ещё пятьсот лет назад! — А вот и нет! — с жаром запротестовал Азирафель, который продолжал улыбаться, провожая взглядом задумчивую фигуру начальника. Теперь же он резко обернулся и посмотрел Кроули прямо в глаза, скрытые очками. — Серенады всегда в моде! — он авторитетно кивнул, и вдруг его лицо смягчилось, а в голосе послышалась пара лукавых ноток. — И мне по-прежнему безумно нравится, как ты поёшь. — А-а-ангел, — посмеиваясь, протянул Кроули, прекрасно улавливая такой непрозрачный намёк. Приобняв его за плечи и притянув к себе, он задумчиво произнёс: — В этом сезоне особенно романтично звучит венгерский, тебе так не кажется?..       Азирафель мягко рассмеялся, улыбаясь и прикрывая глаза, даже не догадываясь, какую же головоломку загадал своему начальнику.       Гавриил сидел в своём кабинете и хмурым взглядом прожигал свой прозрачный стол. — Он уже четвёртый час так сидит, — пожаловался подошедшей Михаил Сандальфон, с искренним беспокойством кивая на задумчивого начальника.       Тот не замечал никого и ничего вокруг, беззвучно двигал губами и периодически вздрагивал, хватая ручку и быстро строча что-то в начудённом блокноте.       Временами он срывался, яростно чёркал бумагу, а после и вовсе вырывал её, нетерпеливо сминал и кидал куда-то себе за спину. — Совсем заработался, — с нотками благоговейного уважения авторитетно заявила Уриил. Михаил, всё ещё (в силу женской солидарности, конечно) обиженная на начальника, недоверчиво вскинула изящную бровь.       В творческих муках Гавриил провёл всю ночь и весь следующий день. Беспокойство во взглядах то и дело мелькающих коллег становилось всё явственней, и Михаил, в конце концов, не выдержала первой.       Она подняла один из вырванных листков бесконечного (благодаря чуду, конечно) блокнота и, щёлкнув пальцами, с лёгкостью восстановила зачёркнутый текст. К её вящему удивлению, он был не на латыни. К её ещё большему вящему удивлению, он даже не являлся гимном.       Однако не было никаких сомнений в том, что в своих руках Михаил держала строчки, не вошедшие в песню, над которой Гавриил корпел уже полтора дня.       «Вот тебе и раз», — изумлённо подумала она, и профессиональная женская обида на толстолобого мужчину рассеялась, растекаясь теплом по всему телу.       Всё-таки её начальник не такая уж и скотина.       Михаил улыбнулась, и в её глазах мелькнула чисто женская хитринка. Что ж, раз уж с Ангелом Божьим ещё не всё потеряно, то, может, следует ему капельку помочь?..       Сообщение от Лорда Вельзевул с предложением встретиться и нормально поговорить застигает Гавриила как раз в тот момент, как он заканчивает писать финальную строчку серенады. Он убивает на песню о своих самых искренних и правдивых чувствах почти три божественных (потому что Бог всегда любила число три) дня неусыпной и беспрерывной работы, а потому короткую записку, которую ему передаёт Михаил, при этом как-то подозрительно улыбаясь (и что не так с этими женщинами? то она смотрит взглядом сурового Архистратига-воителя, а теперь улыбается, словно кот, объевшийся сметаны! и вот как после этого понимать тонкую душевную организацию этих созданий?!), Ангел Божий воспринимает как прямое благословение Свыше. Это, надо сказать, значительно прибавляет сил и бодрости после изнурительного мысленного труда, и Гавриил даже почти не нервничает, собираясь на встречу.       В конце концов, если Вельзевул сама позвала его, значит, всё и вправду не так уж и плохо?       Укулеле, расписанное в мексиканском стиле, почти не дрожит в ангельских руках. Глядя на инструмент, архангел, правда, позволяет себе признаться перед самим собой, что его состояние всё же далеко от понятия «ангельское спокойствие» (самообманываться становится уже просто неприлично, когда после банального чуда в его руках сначала материализуется контрабас, разрисованный, почему-то, петриковской росписью, что была родом откуда-то из центральных областей Украины, потом пузатая лютня с вырезанными на ней древнеисландскими поганскими рунами и, в конце концов, куцее укулеле с традиционным мексиканским орнаментом). Гавриил делает глубокий вдох и медленный выдох.       Вельзевул назначает встречу в каком-то парке. Она уже ждёт архангела, вальяжно раскинувшись на лавочке и ленивым взглядом глядя в сереющее в вечерних сумерках небо. Вокруг снуют редкие прохожие, но Ангела Божьего, настроенного решительней некуда, не сбить с курса такими мелкими помехами.       Он делает ещё один совершенно ненужный, но внезапно такой успокаивающий вдох и падает на одно колено, сам не зная, зачем, но внутренний голос (почему-то голосом Кроули, кстати) говорит, что так надо и вообще, атмосфера, романтика и пой уже свою чёртову серенаду!       Вельзевул в интересе выгибает бровь, а чуть подрагивающие пальцы Ангела Божьего срывают первое отчаянное «брынь!» со струн укулеле. — Твои глаза блестят так ярко, как две мухи И хоть твой лик весь мухами укрыт, — певец из Ангела Божьего, откровенно говоря, был такой себе (а что, главам небесного войска вокал не преподавали, знаете ли!), так что он просто безбожно фальшивил. Вельзевул только из чистого любопытства и, совсем немного, какой-то жалости к чужому труду, проникновенный рассказ о котором от Лилит, которой об этом, в свою очередь, рассказала Михаил, не мог не тронуть тонкую женскую душевную организацию Владыки Ада, не закрывала уши (хотя так хотелось).       Гавриил, видя, что адское пламя не спешит сжигать его с первых же слов песни, заметно оживился и посмелел и продолжил с куда большей уверенностью: — Какие бы там не ходили слухи Ты не такой плохой имеешь вид.       Новый брыньк сорвался ещё более отчаянной нотой, чем первый, но голос Ангела Божьего твердел и продолжал: — Я знаю, что природа наделила Невероятной красотой меня И мудростью она меня омыла, Но соглашусь, не сильно ты тупей меня.       Третий брыньк звучал уже куда веселее предыдущих двух, пока Вельзевул скрестила руки на груди. Только жалость к стараниям этого грёбанного архангела, который, кажется, вознамерился согнать её в могилу, останавливала её от смертоубийства, заставляя слушать нелепый поток мысли и дальше. — Ты знаешь, что хочу я очень сильно Всю вашу нечисть праведно карать Но коль услышу запах твой могильный Тебя никак не захочу я убивать       Данный брыньк прозвучал с какими-то виноватыми нотками, и Вельзевул вопросительно вскинула бровь. К третьему куплету она приловчилась к странному стилю Ангела Божьего (собственно, а чего она от этой дубины ещё хотела?!), так что гнев её постепенно сменялся на милость и даже, прости Сатана, на что-то отдалённо напоминающее умиление. В конце концов, похоже, этот пернатый тугодум и вправду конкретно так заморочился ради неё, и это не могло не льстить чувственной женской натуре Лорда Ада.       Внезапное признание от этого самовлюблённого ушлёпка, весь смысл жизни которого, похоже, крутится вокруг уничтожения демонов, и вовсе заставил внутреннюю женщину растечься поражённой лужицей чистейшего умиления. — Твоих назвать могу я кучу недостатков Ты демон, как-никак, что с тебя взять Но мне спокойней, когда ты в порядке И перемирье когда можем подписать.       В пятом брыньке мелькнула и тут же испуганно исчезла высокая нота нежности, и изумление в глазах Вельзевул приобрело поистине колоссальные размеры. Лорд Ада, сама того не замечая, чуть подалась вперёд, жадно вслушиваясь в продолжение песни. Её уже давно не смущал фальшивящий и не попадающий в ноты голос — лишь песня, что затрагивала, кажется, все струны её души. — Порой я замечаю в твоём взгляде Тот демонический кусок твоей души Когда ты смотришь на меня, словно буравя Пожалуйста, что сделал я не так, скажи.       Новый брыньк получился смазанным, потому что Гавриил в искреннем непонимании развёл руками и тут же лихо продолжил, ужасным срывающимся фальцетом вытягивая последние ноты: — О, Вельзевул, моя душа полна раскаяний И горя, неуютности, тоски Что сделал я не так, увы, не знаю Прости, — пальцы ударили по струнам финальными аккордами, и пространство вокруг лавочки взорвалось бурными овациями — надо же, ни Вельзевул, ни Гавриил не заметили, как на серенаду сбежалась толпа народу, гуляющего по этому участку парка. — Хоть из него хреновый певец, но я всё равно сказала бы «да», — авторитетно кивнув, обратилась к Вельзевул какая-то женщина, а после мечтательно улыбнулась, возводя глаза к небу: — Эх, и почему все романтики всегда оказываются занятыми… — она удалилась неспешной походкой по своим делам, от которых её оторвала внезапная импровизация.       Другие люди тоже постепенно расходились. Кто-то из них подбодряюще хлопал Гавриила по плечу, говоря что-то вроде «это было круто, чувак» и «ты молодец, парень», кто-то из них подмигивал Вельзевул со словами «вот это любовь, я понимаю». В конце концов, все они ушли, и растерянный, смущённый Ангел Божий остался один на один с такой же растерянной, смущённой Лордом Ада.       Кажется, совет Азирафеля отыграл себя просто на ура. — Ну, эм, так что… Ты больше не злишься? — неловко теребя в руках укулеле, которое под действием неосознанных ангельских чудес стремительно меняло на себе все цвета радуги, с опаской ждал ответ Гавриил.       Женщина внутри Вельзевул была сражена архангелом окончательно и бесповоротно. Суровая же репутация бесчувственного Лорда Ада требовала держать лицо.       Демонесса кашлянула. — Будем считать, что небольшое… недоразумение исчерпано, — делано равнодушно ответила она. — Так что, так и быть, я соглашусь на ещё одну встречу, дабы мы наконец смогли уладить все неровные углы нашего… взаимодействия, — Вельзевул окинула Гавриила ленивым взглядом.       Архангел напротив неё расплылся в абсолютно дурацкой, но, пожалуй, впервые в жизни искренней улыбке. Он с трудом подавил в себе желание засиять благодатью и коснуться правым локтем левого колена в странном жесте торжества и триумфа, однажды подсмотренном у Азирафеля. Вместо этого он просто молча кивнул. Лорд Ада, меж тем, небрежно поднялась с лавочки и вразвалочку отошла в тень дерева, где тут же скрылась под землёй.       Гавриил всё-таки не смог побороть искушение повторить жест Азирафеля.