Фантом

Последующие два дня я потратил на чтение книг, прерываемое частыми размышлениями о новом знакомом, а также на предположения, кого бы я мог пригласить к нему пойти вместе со мной. Мой выбор остановился на одном студенте, с которым мы встречались не часто и который не входил в число моих близких товарищей. Как я и думал, он был польщён приглашением и с радостью согласился. Одной проблемой стало меньше. Но если купец будет один – о чём мы будем говорить с ним?.. Мысль о предстоящей поездке с каждым часом волновала меня всё сильнее. Зачем я не отказался тогда, предложив ему встретиться в другом месте? В конце концов, что я знаю такого о том же Вагнере, чтобы смочь поддержать разговор, если всё время я рассматривал дам в партере?.. Хотя, что может понимать в европейской опере выходец из Азии? Вероятно, я зря волнуюсь, и он предпочтёт завести разговор о своей службе или политике. Как его фамилия..? Каждый раз доставая визитку, я прочитывал его фамилию снова – Ка-бу-ра-ги. Господин Кабураги. Я думал о нём над раскрытой книгой, глядя в окно и раскачиваясь в кресле, абсолютно не предназначенном для раскачивания и обещающем в скорости опрокинуться на пол вместе со мной. Балансируя в нём, я, однако, не обращал внимания на устрашающий скрип и продолжал фраза за фразой перебирать наш с ним разговор. Глупый и унизительный. Нет ничего особенного в том, чтобы быть заинтригованным кем-то, — думал я. Но как он мог предположить и сказать это прямо мне в лицо? Будь я дамой, я мог бы посмеяться его нахальству и косноязычности. Не являясь ей, я мог бы воспринять это как оскорбление. Его счастье, что после его слов я смог лишь молча принять его приглашение… Возмутительно и то, как он велел мне перестать краснеть. Даже если такое и имело место быть – а, спрашивается, почему не могу я покраснеть по причине духоты или волнения от знакомства?! — не мог он, как любой воспитанный человек, промолчать об этом? Но после этого – верх глупости – угостить меня чужим шампанским. И в довершение – чудесно попросить не сердиться. И ведь шампанское было не возможно не выпить – из-за собственной же отговорки. Кто знал, что ему достанет ума подтвердить нелепые предположения этим жестом. Сердиться было тем более никак нельзя – иначе он бы подумал, что прав. Стоит ли он того, чтобы я посчитал его грубость волнением? С чего бы ему только волноваться в разговоре со мной? Быть может, его заминка в самом начале была притворством, и он тоже мной интересовался задолго до нашего разговора? Его поспешный уход тогда вполне объясним. Но когда он сунул мне визитную карточку, мне показалось, что он обеспокоен чем-то не связанным со мной. Выходит, он с самого начала мог быть искренним? И его искренность сродни глупости. Мне говорили, что он купец, что он богат и одинок. Но что он умён никто не говорил. Следует ли мне самолично убедиться в обратном? Время утекало, словно вода, и вскоре настал назначенный вечер. Заблаговременно встретившись со своим приятелем, я, как и обещал, прибыл к дому господина Кабураги. Дверь нам открыл молчаливый дворецкий. Оказав нам соответствующий приём, он отправился сообщить о нашем визите господам. Когда он возвратился, я услышал то, что почти ожидал услышать – купец не собирался встречать нас и даже не велел дворецкому нас проводить. Однако тот, по-видимому не согласный с таким приказом, всё же провёл нас к нужной комнате, открывая перед нами дверь. Представлять нас он всё же поостерёгся и, закрыв дверь, удалился. В первое мгновение я спросил себя, зачем я вообще согласился прийти в этот дом. Во второе – мне стало стыдно перед приглашённым мной приятелем. Спустя череду подобных мгновений, хозяин дома соизволил прерваться в своём рассказе, оторваться от выпивки и заметить нас. — А вот и они! – воскликнул он своему другу, — Проходите! – позвал он и я, отдавая дань канонам гостеприимства, сделал шаг к ковру, — Ну же, смелее! – подбодрил он, — Как думаешь, не стоит ли им немного выпить, чтобы перестать смущаться и поддержать наш разговор? Впрочем, друг его тоже был смущён его словами. — Котэтсу, помолчи, — прервал его он, поднимаясь из кресла и подходя к нам, — Если возможно, то простите его за резкость, — сказал он, — Кажется, ему, напротив, уже хватит. — Я только начал! – возмутился купец. — Не думаю, что дождусь от него, чтобы он нас представил друг другу, — покачал головой его друг, — Поэтому предлагаю познакомиться самим, — он протянул руку, — Антонио Лопез. Я осмотрел этого крепкого парня и справедливо подумал, что, слава богу, он выгодно отличается от своего собутыльника. Пожав предложенную ладонь, я представился и представил своего друга. На выступления господина Кабураги я смотрел, словно на бесплатный цирк. Едва ли бы я ушёл после такой «горячей» встречи. Мне хотелось узнать, чем этот каламбур закончится. В любом случае, терять мне было нечего. — Котэтсу, я умоляю тебя, перестань пить и не веди себя, как свинья, — негромко бросил господин Тони в сторону кресел. — До их прихода ты не был так принципиален, — пробормотал Котэтсу, немного обидевшись. — Просто веди себя сдержаннее, — сказал Лопез, проходя мимо него, — Пожалуйста, располагайтесь… Если, конечно, вас не смущает всё это… — О нет, — произнёс я, садясь напротив господина Кабураги и вольготно разваливаясь в кресле, — Нас ничуть не смущает отсутствие приветствия. Антонио промолчал, неловко усаживаясь. Котэтсу посмотрел на меня, откидывая с лица волосы. — Так выпьете? – спросил он. — Вы уже второй раз предлагаете мне алкоголь, — вспомнил я. — В первый раз предложение было принято, — чуть улыбнулся он, — Давайте сохраним добрую традицию. — Я не испытываю жажды, — отвернулся я, — Поэтому совершенно не вижу смысла пить. — Так ведь я не воду Вам предлагаю. Или вы и жажду разговора тоже не испытываете? — Я могу одинаково хорошо разговаривать с выпивкой и без неё, — я не успел и заметить, как погряз в глупой дуэли, в которую он меня втянул. — Если одинаково хорошо, то я предлагаю выпить и закрыть тему, — подловил он меня. — Как Вам будет угодно, — выдохнул я. Он позвал лакея, шепнул ему что-то и тот отправился выполнять поручение. Лакей принёс для нас с моим другом бокалы и наполнил их какой-то невероятно неприятной на вкус настойкой. Сделав пару глотков, я наотрез отказался пить это дальше. После мы начали игру в карты, растянувшую мои муки более чем ещё на целый час. Господин Кабураги не переставал радовать своими остротами в мой адрес, я старался отвечать сдержано, хоть и не всегда получалось. Он с удовольствием, не торопясь, прощупывал почву. И, время от времени, ему всё же удавалось меня задеть. Я шёл по коридору, возвращаясь в комнату с играющими, и моё внимание привлекла одна из комнат. Однако, не рискуя войти, я лишь заглянул, сию секунду понимая, что и этого не следовало бы делать. Держа в руках несколько конвертов, рядом со столом стоял господин Кабураги и вопросительно смотрел на меня. — Я заинтересовался вышивкой, — неуверенно соврал я, имея в виду что-то навроде ковра на стене. — Взгляните поближе, — разрешил он простодушно. И вновь моя выдумка заставила меня сделать то, чего я не собирался делать. Я вошёл в комнату, оказавшуюся рабочим кабинетом. Подошёл к ковру, изображавшему девушек у водоёма. Становясь рядом с хозяином дома, я обратил внимание, что он вовсе не пьян, как казалось мне, пока мы играли в карты и делали попытки разговаривать. Возможно, он просто хотел оправдать выпивкой свои резкие словечки? — Там ещё неплохая акварель, — он не глядя махнул в её сторону одним из писем, что-то читая, — Если она понравится Вам, так и быть, я сочту её достойной для этой скромной комнаты и успокоюсь на счёт её уместности. Я оглянулся на него, проследил указываемую им сторону и, подойдя к картинке, взглянул на неё. — Изящно, — сказал я, — Уместно, — я был не в лучшем расположении духа, чтобы выдать что-нибудь более связное. Он подошёл неслышно, дотронувшись до моего плеча, повернул к себе и, без какого бы то ни было на это намёка, поцеловал. Отстранившись, я, почти не дыша, взглянул на него, пребывая в высшей степени смятения. Не знаю, о чём он думал, но внешне он был спокоен. Делал то, чего ему хотелось, не беспокоясь о деталях. Не могу сказать, что я был против, но это было, по меньшей мере, неожиданно. Особой приязни, как следует справедливо полагать, до этих пор я к нему не испытывал. Он поцеловал меня вновь, во второй раз. И это уже вряд ли можно было посчитать пустой забавой – это был поцелуй двух любовников, без доли шутки увлечённых друг другом. Моё внимание привлёк звук шагов из коридора и, почти сразу, вскрик: — Господи! Я успел лишь увидеть спину моего друга, с которым пришёл в гости. Сообразив, что произошло, я хотел броситься вдогонку, чтобы попытаться объяснить ему эту сцену каким угодно образом. Но меня мягко и крепко удержали за талию, не позволив сделать и движения в сторону двери. Оставшись тогда в его кабинете, я окончательно оказался в его паучьей ловушке. Уйди я вместе с другом, обвинив его в непристойном поведении, всё бы закончилось. Но я остался. Друзья бы посчитали меня совершенно точно нерешительным предателем, узнав, как легко я уступил. Позже я пытался понять – что заставило меня так безвольно себя повести? Никакой достойной причины найти я не мог. Я нравился ему, и это нравилось мне. Меня захватывала мысль о том, что я мог заинтересовать этого первобытного азиата. Бестактного, на первый взгляд, грубого, но во всех отношениях отличного от обыкновенных мне людей.