Размер:
15 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
33 Нравится 6 Отзывы 13 В сборник Скачать

- Листья опадают в сентябре под звуки радиолы -

Настройки текста
      Иногда нам кажется, что любые тяжёлые моменты — пустяк, которые мы совсем скоро забудем, как, например, снег в середине июля. Но ведь каждый раз, когда нам больно или плохо, — сердце оставляет живую зарубину, что долго ещё напоминает о себе. Наверное, нам никогда не избавиться от чувства груза, от чувства такой детской беспомощности, — и ты просто, бывает, плачешь в свою когда-то белую подушку, вновь разрывая эти рубцы на сердце. Они кровоточат, болят и выламывают остатки той детской наивности. Это и называется «делать сильнее»? Я не согласна с этим. Как и не согласна Аляска. Скорее всего, данный груз уйдёт с нами в могилу, как и крест над ней, что быстро сгнивает от сырости. Молчание. Тихое, скороспешное. За окном медленно падает дождь. Такой противный, холодный и зябкий. Бывало, забудешь в такой день зонтик и ходишь, как облезлая курица. А потом, не дай Бог, заболеешь и сляжешь. Мы же не хотим этого, правда? Уже вечер. Холодно от такой слякоти. Даже и нет намёка на летнюю красавицу. Всё смолкло, умерло на какое-то мгновение. Аляска держит в руках букет свежих люпинов. Их фиолетовые цветки пахнут так странно и, в то же время, отталкивающе, что незаметно морщишь носик, тяжело вздыхая, — вновь какой-то тяжкий камень прижимает к земле, не давая нормально втянуть воздух. Если можно это назвать депрессией, то могу с уверенностью сказать — можно выдавать премию, как самый депрессивный человек на планете. Мимо пролетают машины, иногда поднимая столбы мокрых капель в воздух. Идти по шоссе становится ещё более неуютно и зябко. Девушка смотрит себе под ноги, представляя, словно она идёт по полю подсолнухов. Таком ярком, сочном и солнечном, — на миг улыбается искренней улыбкой счастья, поднимая зелёные глаза от носков ботинков, словно увидела чего. Замирает. По лицу стекают надоедливые капли дождя. Букет становится таким тяжёлым, что падает из рук. Невинные веточки опускаются на землю, не издав ни звука, ни шороха. Лишь шум дождя. Лишь шум далёких машин.

«Вновь думаешь о чём-то своём, Аляска?»

Даже, если бы она и думала сейчас, то что-нибудь бы да и ответила, но на ответом на вопрос лишь послужило глухое молчание. Аля идёт вновь по шоссе, совсем забыв о цветах, забыв о дожде, что лез в глаза. Просто забылась. И лишь резкий звук машины заставляет очнуться: чуть не сбили. Но даже и сейчас глупое сердце, почему-то, не дрогнуло. А оно вообще бьётся? Какое же ты глупое, сердечко. Вечно дрожишь, будто боишься чего… Не бойся, всё ведь хорошо, правда?

«Постарайся принять тот факт, что ты — маленькая и глупая девочка, да ещё и без тормозов. Вот и не боишься. А даже хочешь, чтобы тебя сбила машина на какой-нибудь подворотне. Нечаянно, да? Ничего в этой жизни не случается просто так, на всё воля кого-то или чего-то, не важно. Просто это кому-то нужно. А вот кому — хрен его знает».

      — На всё воля Божья? — как-то невзначай шепчет Аляска, оборачиваясь. Этот голос в голове… так близко и так далеко. Хочется прикоснуться к нему, почувствовать близость и холод конечностей, но вновь никого нет, пустота. И кромешная тьма, покрытая рябью дождя, словно старый телевизор с «белым шумом».

«Можно сказать и так. Божья не Божья, а ведь кто-то сидит там и смотрит. И думает, какая же ты тупая».

      — Я не тупая, — бурчит девочка, поправив лямки рюкзака на плечах. — Как ты сказал: «девочка без тормозов».

«Я так не говорил».

      Что мы знаешь о сумасшествии? Кто-то представляет человека в смирительной рубашке, а кто-то — с автоматом наперевес. Но иногда случается так, что даже самый близкий и родной может оказаться тираном и извергом, готовый убить тебя за малейшие проказы.

«Но ведь тираны — психологическая выдумка, люди сами прививают себе эту силу и мощь, но они слабы. Так слабы и беспомощны, как дети, только что увидевшие свет».

      — Можешь считать по-своему, — вновь ответ в пустоту. А, может, он прав? Всё то время, что он говорил, было не каким-то абсурдом или бредом сумасшедшего, а… истиной?

«Забавная… и наивная девочка».

Анастасия на мгновение улыбается, вновь подняв взгляд: сзади ехал автобус, и заметить свет фар не сложно. Вот махина начинает тормозить, звук и запах шины, шипение… Иногда нам хочется тишины и чего-то тёплого. Такого родного, до боли банального и привычного, но душа-то требует. И вот ты садишься в совершенно пустой автобус, пахнущий детскими воспоминаниями и юностью. Наваливаешься на холодное и запотевшее окно головой, а за стеклом мгла. Такая дикая и прекрасная, что на секунду закрываешь глаза… Мирно едет автобус, ненавязчиво поёт магнитола. Тонкие пальцы скользят по стеклу, выводят какие-то узоры. Тяжёлый вздох…

«Сегодня так спокойно, не находишь»?

Девушка открывает глаза, рассматривая мокрую ладошку. Действительно спокойно. Даже пугает.

«Впервые чувствую такое умиротворение. Будто заново родился. Воистину — дождь помогает очистить сущность».

Если бы можно было родиться заново, то я бы никогда не воспользовался этой возможностью. Почему? Не хочу переживать всю жизнь заново. Бессмысленно. В вечных думах и впопыхах. Вечно куда-то бежим, бежим и сами не знаем направление верного пути.

«Это называется жизнь, дорогая. Сейчас она наивна, чиста и беззаботна. Пользуйся, пока есть возможность, скоро ты будешь считать цифры, как и все взрослые на планете. Скукота».

Цифры. Цифры. Действительно скучно. Тогда почему же так тяжело? Рука медленно опускается и ложится на коленку, веки тяжелеют. Тепло разливается по телу. Дыхание становится медленней… медленней… замерло.

✖✖✖

      — Мисс, мы прибыли, — голос водителя выводит из транса. Девушка немного вздрагивает, резко втягивая порцию воздуха. В салоне пахнет лёгким морозцем. За окном кончился дождь. Аляска приподнимается с места, пытаясь разглядеть что-то, но лёгкая пелена дрёмы так и не уходит прочь, заставляя зажмуриться. — Мисс?..       — Да, конечно, — кивает девочка, поднимаясь с сиденья. — Спасибо. Доброй ночи.       — И Вам, Мисс. Вновь холод, вновь сыро и зябко. Аляска широко зевает, вытянув худые ручки впереди себя. Джемпер, и так виснувший на ней из-за большого размера, висит теперь ещё больше, но как же от него пахнет еловыми веточками… Аля с удовольствием вдыхает аромат, закрывая глаза. Изумительно.

«Ты решила простоять здесь целую вечность?»

      — Если потребуется, то останусь тут навсегда, — Аля тяжело выдыхает, поднимая взгляд на небо. А там миллиарды если не больше звёзд… Такие лучистые, манящие. Кружится голова, и Аля проворачивается вокруг своей оси. Тихо смеётся, как дитя, и вновь успокаивается. Нужно обсохнуть и лечь спать. Хотя… как-то даже и не хочется. Страх. Внезапно тело охватил страх. Девочка не может пошевелиться, кусает губы, мнётся на месте: ну и что дальше? Дорогу она вряд ли найдёт сама, а ведь уже ночь, все уже спят. Захотелось обратно. Как же бешено стучит сердце…

«Успокойся, я же рядом».

Анастасия вздрагивает, сжимая руки в кулак: действительно, пока Он рядом, то ничего не страшно. Он ей поможет и подскажет. Идёт по территории тихо, пытаясь не шуметь даже тяжёлым дыханием. В груди так шумно, щекотно. Дыхание спирает. Аля не может даже вздохнуть нормально. Ёжится, зажмуриваясь на мгновение… Скажи, что ты рядом, умоляю.

«Я рядом, глупенькая…»

      — Рада слышать, — лёгкий шёпот слетает с уст. Наступает минутное умиротворение.       Иногда нам хочется просто спокойствия. Обычного, житейского. Кто-то получает, а кто-то продолжает жаться в агонии, роняя хрусталь слёз на пол. По телу пробегает горячая волна, и Анастасия вздрагивает. Нужно добраться до домика именно сейчас, иначе вновь пойдёт дождь и станет совсем уж плохо. Этот домик она помнила с детства. Сюда её привозил отец на лето, так скажем, к его отцу. Аляска почти всегда сторонилась деда, ибо он ей казался до ужаса странным: вечно молчит, что-то читает или же прибирается в саду, поливая свои любимые гладиолусы. Однако внучку он любил и всегда угощал чем-то сладким. Але казалось, что у дедушки целый магазин сладостей в кармане. То пряником угостит, то шоколадной конфеткой. К дедушке привозили именно её. Николай же оставался в усадьбе вместе с Екатериной. Как говорил папенька «у них есть дела поважнее, чем беготня по улице с дворовыми мальчишками». Да и Аля не обижалась. Правда, было скучно, но вечером, когда дедушка затапливал камин, девочка всегда слышала потрясающие рассказы Русского Царства. О Иване, что убил своего сына; о Борисе Годунове и смутном времени с Лжедмитрием; о Петре первом, что построил потрясающий порт и город Санкт-Петербург. Девочка с огромным восхищением слушала всё новые и новые рассказы, представляя, словно она была там и всё видела, ощущала на своей коже. И дедушка не казался таким уж странным. Наоборот — таким мудрым и сильным. Аляска восхищалась им. Но ей никогда не удавалось дослушать рассказы до конца: сонная птица всегда смыкала свои крылья над головой в самый интересный момент, и девочка засыпала. Заботливые руки деда уносили внучку на диван и так было каждый божий день, пока однажды отец, забиравший дочь обратно в Петербург, не объявил ей, что она находится здесь в последний раз. Словно ударом по сердце прозвучали эти слова, и девочка бросилась на шею к дедушке, горько заплакав. Русское царство долго успокаивал её, шепча что-то на своём, а потом, как только девочка более-менее успокоилась, вручил ей небольшой ключик.       — Это, — говорил он шёпотом, — открывает маленький сундучок в моей почевальне. Как приедешь вновь, то открой его, там будет лежать то, что понадобиться тебе, дорогая. С того момента девочка больше никогда не видела своего дедушку. Того, кто действительно любил её и никогда не хотел отпускать от себя.

Она потеряла часть себя и счастливого детства.

Отец никогда не рассказывал, что случилось с Иваном после. Словно и не было Русского Царства в его воспоминаниях. Он молчал, отнекиваясь лишь тем, что у дедушки теперь есть дела важнее, чем какой-то там досмотр за внучкой. Маленькому ребёнку горько слышать такое, и Аляска, запираясь в своей комнате, плакала, поглаживая тот самый ключик.       — Когда-нибудь, — шептала Аляска дедушке в момент передачи ключа, — мы встретимся с тобой, дедуль. И я покажу тебе Алеуты. Он такой маленький, хорошенький. А ещё у него такой носик смешной и сырой…       — Обязательно, — Царство еле сдерживал слёзы, — обязательно… В тот день плакали два сердца разлучённых, словно меж ними выстроилась стена.       И вот сейчас, спустя столько времени, Аляска вновь стоит на пороге дома. Сжимает в руках сырые перила, вдыхая аромат мокрой древесины. Теперь здесь пусто и одиноко. Дедушки уже нет, и никто не встречает юную особу тёплым и разлапистым смехом. Никто не угощает чем-то вкусным… Царство умер от разрыва сердца. Аляска узнала это уже тогда, когда жила с Америкой. Вновь боль и разочарование. Дедушка Иван был чем-то большим, чем простой родственник из династий… Большими. Дверь со скрипом открывается внутрь, оголяя черноту помещения. Анастасия неуверенно заходит, руками поглаживая стены, с которых сыплется белая краска. Под ногами хрустят половицы, пахнет старостью и запустением. В доме нет ничего. В углах паутина и пыль. А ведь когда-то тут было тепло и были слышны рассказы былой жизни. В груди стало тоскливо — так это и есть ощущение потери?

«Да, такое чувствуют люди, когда теряют близких. Они винят в данном себя, корят и изводят, даже если тут их вины нет. Понимаешь, Аляска, все мы должны что-то отдать в этой жизни. Равноценный обмен. Но иногда равноценности просто не прослеживается, и человек получает меньше, никак иначе».

      — Звучит донельзя грустно, — горячо шепчет Аля, рукой притрагиваясь к камину. Холодный кирпич обжигает. Тонкие пальцы водят по швам какие-то узоры.       — Смотри, внучка, — Аляска слышит за спиной ужасно знакомый голос и оборачивается, — вот этот грибочек собирать нельзя, можно отравиться. Это кажется за гранью чего-то несбыточного. Перед глазами девушки маленькая она и Царство. В доме всё также, как и раньше — ковры на стенах, какие-то картины, охотничье ружьё, стулья, диван… Штат посмотрела на камин, — горит. Попала в прошлое? Девушка вновь смотрит на дедушку, что держит её на своих коленях и показывает самые обыкновенные грибы из лукошка. Мужчина улыбается и кажется таким счастливым…       — А почему этот грибочек такой плохой? — маленькая Аляска даже немного картавит, смотрит большими глазёнками на Ивана, улыбаясь так чисто и невинно, что и сам штат начинает улыбаться, наблюдая за всей этой иллюзией.       — Когда-то грибочки были очень хорошими. Они встречали путника, и каждый мог скушать любой гриб, что найдёт. Но однажды в лес пришёл плохой и злой человек и начал пинать грибы. Тогда грибочки обозлились на него и многие из них стали обороняться. От боли и обиды, что их пинают, в них начал накапливаться яд, — Царство показал девочке мухомор, — и тогда, чтобы отравить этого плохого человека, Мухомор решился пожертвовать собой. Человек умер, откусив от него кусочек. С тех пор, каждый, кто придёт в лес… — мужчина кашлянул, понимая, что ребёнок на него смотрит излишне непонятливым взглядом, — ядовитые грибы выходят и защищают самые обычные грибы.       — А меня они не будут обижать? — Настя перевела взгляд на мухомор, аккуратно притронувшись к шляпке пальчиком.       — Если ты не будешь обижать, то и тебя не будут, — мужчина убрал гриб обратно в лукошко. — Относись к другим так, какого отношения хочешь к себе. Иллюзия начала медленно таять. Аляска, стоявшая всё это время неподвижно, встрепенулась, тяжело вздохнув.

«Ты в тот день была такая счастливая, когда принесла домой лукошко с грибами. Однако набрала каких-то поганок»

.
Анастасия тихо рассмеялась внутреннему голосу, отходя от камина. Внутри стало тепло и отрадно.       Иногда счастье хранится даже в самом маленьком. Будь то воспоминание или небольшой презент от любимого и родного человека. Все говорят о своём несчастье, что их ничего не радует, а ты оглянись вокруг, возьми старый фотоальбом или подаренную статуэтку, или вспомни самый нелепый случай из своей жизни — и тогда, поверь, на твоём лице появится небольшая, но улыбка светлой скорби. Почему мы не ценим какие-то крохотные крупицы, мгновения, когда наши эмоции наполняются чем-то взрывным, детским и наивным? Почему мы всегда всё усугубляем, раздувая из мухи слона?

«Наивные дети…»

      Анастасия медленно поднималась на второй этаж, попутно разглядывая и вспоминая. Вот тут она сидела и играла с маленьким плюшевым мишкой, а вот тут они чаёвничали с дедушкой, а вот на этой ступеньке она поранила коленку… Оказавшись на втором этаже, девушка огляделась: где-то здесь была дверь в её комнату, а ещё комната Царства. Вновь скрип половиц под ногами, вновь шуршание двери… и вот Аля в своей когда-то спальне. Первое, что бросилось в глаза, это деревянная лошадка, грустившая в углу комнаты. Насте так и не удалось забрать её в усадьбу к отцу. И сейчас, прикасаясь к старому другу, девушка улыбается, роняя хрупкую слезинку на пол.       — Берегись, Ига Тёмная, — Аляска вновь оборачивается, видя яркую картинку, как она маленькая, сидя на деревянном коне, размахивала игрушечной шашкой, — сейчас я тебе покажу силу русского народа!       — Маленьким барышням не пристало так кричать и угрожать, — спокойно говорил Царство, заглядывая в комнату внучки. Его военный мундир как всегда был отглажен и чист, словно вот-вот собирался идти на смотр.       — Но, дедушка, — пискнула Настя, — кто же, кроме меня, сможет их проучить?       — Действительно, — тихо рассмеялся мужчина, поднимая взгляд куда-то выше. На секунду штату показалось, что он смотрит прямо на неё. По спине пробежал табун мурашек, горло резко перехватило. Мужчина и действительно смотрел прямо на неё, видел, если так можно сказать. Шёпот… такой давящий, противный по ушам, ударяет. Девушку затрясло. Ей захотелось незамедлительно бежать прочь, спрятаться. Мужчина продолжал смотреть.

«Сундучок… сундучок…»

Но затем, бросив последний взгляд на то место, где сидела Анастасия, вновь опустил глаза на малышку, заботливо проговаривая: — Идём кушать.       — Идём, — с тяжёлым вздохом Настя поднялась с лошадки, взяла дедушку за руку и скрылась с ним за дверью. Иллюзия вновь начала таять… Внутри всё переворачивалось, а по лбу стекал холодный пот. Девушка никак не думала, что такие приятные воспоминания смогут напугать её до чёртиков. Шёпот пропал, как только видение исчезло. Поднявшись на дрожащих ногах, штат пулей вылетела из комнаты и упала на колени, продолжая содрогаться конечностями. Нужно уходить отсюда.

«А как же сундучок? Разве мы не за этим сюда пришли?»

      — Ты прав… — прошептала девушка, поднимаясь. Будет глупо, если сейчас она уйдёт, так и не забрав то, зачем она сюда явилась. Если наше больное воображение пытается представить какую-нибудь ужасную бяку, то это, так называемое, препятствие в нашей жизни. Каждый из нас чего-то боится. Кто-то пауков, кто-то темноты, но это так мелочно, не находишь? А вот страх потерять всё: близких, себя в мире, где каждый погружён лишь в свои переживания… Мы боимся быть отвергнутыми, боимся что-то не так сделать, а после жалеть и ронять горькие слёзы. Мы так пытаемся загнать себя куда-то, сделать себя рабами собственных мыслей или желании, что забываем о самом главном — счастье и быть просто собой, жить так, как хочется тебе, а не всем тем, которым ты как-то не нравишься, не подходишь под их «прекрасное описание бытия». Забудь, прошу тебя, мой милый друг… Ты же не против, если я так буду тебя называть? Комната Царства оказалась заперта. Как Аляска не старалась, но выбить так и не получилось. Понимая безысходность, девушка пыталась найти что-то на стенах. Вдруг где будет ключ или железяка? Но ничего подобного не находилось. И вот, совсем разочаровавшись, Анастасия села напротив двери, навалившись на холодную стену.       — Ну и как же мне попасть внутрь? Словно отвечая на этот вопрос, дверь тихо, со скрипом открылась. Внутри вновь всё похолодело.

«Словно за нами полтергейст какой ходит…»

Штат долгое время сидела неподвижно. Из комнаты повеяло колючим ветром, каким-то дыханием мёртвых. Сердце замерло, а воображение начало рисовать всё новые и новые мрачные образы. Страх. Колкий и едкий сковал движения, мороз побежал по коже. Ощущение резкого одиночества и беспомощности медленно поглощает и без того мрачное сознание…

«Если мы хотим прекратить чего-то бояться, то должны взглянуть страху в глаза.»

      — Ты прав… прав. В комнате оказалось пусто, лишь настежь открытое окно хоть как-то освещало тёмную комнату. На пол бил лунный свет, оставляя светлую дорожку до противоположной стены. Всё же… света недостаточно, поэтому, порыскав в рюкзаке, девушка отыскала фонарик.       — И где теперь тут искать шкатулку? Ничего же нет, мебель вывезена, — Анастасия направила луч фонаря на стены, пол, потолок, но так и ничего не нашла.

«Не всё, что скрыто, видно на первый взгляд. Ищи внимательней.»

      — Скрыто? — эхом повторила американка, внимательней приглядываясь к стене, — Может, есть тайник?

«Правильно мыслишь, Настя.»

Приходилось обстукивать каждый сантиметр стены, прислушиваться, чтобы найти пустоты, но так ничего и не обнаруживалось. Бесцельно бродя по комнате, девушка спиной навалилась на небольшую печь, которую дедушка всегда топил. Зачем печь в комнате? Но, как говорил Царство, «пережитки прошлого и детства навсегда впиваются нам под кожу, и от них безумно сложно избавиться, как от какой-нибудь вредной привычки».       — Дедушка явно постарался, чтобы никто другой не смог найти тайник, но, чёрт, теперь даже я сама не в состоянии его отыскать, — горько прошептала американка, на худой конец уже заглядывая в поддувало печи. — Что это… — сунув руку в проход, девушка нащупала что-то холодное и гладкое. — Неужели… На свет явилась небольшая шкатулка. Совсем обычная, без каких-либо украшений. Лишь странная надпись «Листья опадают в сентябре под звуки радиолы» украшала крышку деревянной коробки. На секунду Анастасия задумалась о том, стоит ли ей вообще открывать сундучок. Может, там хранится то, чего не стоит знать девушке? Но тогда Царство не попросил бы вновь вернуться сюда и отыскать вещицу. Прикусив язычок, штат сняла с шеи ключик, нащупала замочную скважину, поворот ключа, щелчок…

***

      — Папенька, а когда я вырасту, то стану такой же сильной, как и Вы?       — Обязательно, Анастасия, обязательно, — Российская Империя, навалившись головой на руку, смотрел, как маленькая дочь и подрастающий сын играли в чаепитие. Коле ещё и трёх не было, а какой сильный мальчик рос. Он был похож на свою покойную мать, что умерла, так и не успев даже насладиться моментами с маленьким сыночком. Нутро женщины поразилось какой-то инфекцией, и она скоропостижно скончалась на следующий же день после родов. Горевали все, но вот Империя… Он заперся в комнате и не выходил оттуда долгое время. Прачки поговаривали, что страна рехнулся и неумолимо смеётся диким смехом, но потом, как его затворничество закончилось, государь вышел из своих покой. На вид он был полностью здоров и крепок, но не было уже в глазах той живой искры, не было любви. Пусть он и старался хоть что-то проявлять к своим детям, но всё это было наиграно, фальшиво. Старшая дочь, конечно же, уже не маленькая, поняла, что отец не такой, коим являлся раньше, поэтому не стала тревожить какими-либо расспросами, а просто мирно и тихо жила с ним под одной крышей. Правда, одно волновало Республику — отец стал совершенно бесчувственным и мог просто так ударить прислугу за малейшее непослушание. Мужчина превратился в тирана, стал чёрствым, замкнулся в себе. Иногда он подолгу смотрел на своего младшего сына, подзывал его и что-то шептал. Никто из приближённых не знал, что говорит Император царевичу. Возможно, какие-то наставления или же что-то связанное с властью. Скорее всего, он рассчитывал, что маленький сын будет помогать старшей сестре с правлением. Как-никак, но в династии всегда главенствовал патриархальный строй, а тут девушка встанет за бразды правления.       Однажды, на прогулке, он обмолвился, что к ним ныне прибудет один очень важный гость, с которым хорошо было иметь деловые связи. Всем было наказано вести себя подобающе, чтобы не посрамить государя, а вот Российской Республике подготавливалось особенное — быть всё время рядом с уважаемым гостем. На тот момент младшие отпрыски не понимали, о чём идёт речь. Лишь потом, со временем, Екатерина рассказала Анастасии, что отец хочет выдать её замуж за этого прекрасного господина, который стал всё чаще наведываться к ним. Союз же вообще был против брака кого-то там с кем-то, мальчик лишь хотел, чтобы его сёстры всегда были рядом с ним, ибо так он ощущал себя более полноценным. Ему было восемь, домашнее образование он посылал к чёрту, вечно прогуливал и убегал от репетиторов, от чего вечно был наказанным. Государь не щадил ремня, сеча непослушного сыночка: в следующий раз будет знать, послужит наукой. Но Коля вновь не слушался отца и продолжать проказничать. Тогда Аляска, будучи уже четырнадцатилетним подростком, решилась сама попробовать заниматься с младшим братом.       — Если ты не будешь учить французский, — Анастасия надула щёчки, подвигая книгу ближе к братцу, — то так и останешься глупым и необразованным.       — До кому нужно твоё образование, — нахмурился Коля. — Я могу и без твоего французского и английского прожить.       — Братик, миленький, не дерзи, пожалуйста… — почему-то в этот момент Аляске захотелось горько заплакать, и даже первая предательская слезинка упала на платье девочки. — Пожалуйста… Николай с сожалением посмотрел на старшую сестру, закусывая нижнюю губу. Он явно вёл себя грубо. И Настя никак не заслуживала такого обращения к себе. Царевич тяжело вздохнул, заключив сестру в крепкие объятия, от которых девочка вздрогнула.       — Когда я вырасту, — Коля посмотрел в лицо Насти, — то мы будем жить вместе. Только ты и я. И никто не будет заставлять нас учить глупый французский. Будем гулять столько, сколько захотим. Ты же будешь всегда рядом со мной, сестра? Обещай.       — Обещаю, — Аляска улыбнулась, обнимая братика. — Обещаю, дорогой… Всегда вместе. Но как же тогда Аляска ошибалась…       — Ты же обещала, что мы всегда будем вместе, — кричал Коля, вырываясь из рук нянечек. — Ты обещала! Девочка не могла сдержать слёз, смотря на то, как её младший брат страдает. Анастасия вытерла свои слёзы, понимая, что может разочаровать отца, который даже не вышел провожать её. Российская Республика стояла рядом с братом, склонив голову в лёгкой скорби. Она-то думала, что Америка выберет её в жены. Сначала девушка ужасно обижалась, как только узнала, но потом, услышав объяснения отца, остыла, понимая, что уже больше никогда не увидит сестру. Понимая, что это всё, ей придётся навсегда замолчать о своих чувствах к этому юноше. Навсегда…       В тот день шёл дождь. Серые тучи не пропускали солнце. Карета, гонимая тремя белыми лошадьми, бежала к пристани, откуда она навсегда покинет родной дом. Мужчина, перечитывающий бумаги, поднял взгляд на притихшую Аляску, мёртвыми глазами смотрящая на улетающие прочь улицы. Он рассматривал детские черты лица, худенькое тело, длинные русые волосы, что были уложены в прекрасную причёску.       — Ты не волнуйся, — на ломанном русском проговорил посол, — Господин Америка очень хороший, он не будет тебя обижать. Да и Аляска вовсе не боялась какого-то там Америку, которого видела один раз. Алекс задержал на ней взгляд, когда отец подозвал её к себе. Америка был таким высоким, но ниже государя. Настя ужасно волновалась, стоя рядом с таким небоскрёбом, но старалась держать себя в руках, внимательно выслушивая папеньку. Алекс был красив, ничего не скажешь. Тогда Аля поняла, почему Екатерина вечно томно вздыхала, рассказывая о нём. А эта улыбка… О Боже мой, она действительно умела пленить и обольщать.       — Красивая у Вас дочь, Российская Империя, — как-то невзначай обмолвился Америка после ухода Аляски. — Слышал, дела у Вас в денежном плане вовсе плохи. Может… выдадите её за меня замуж? А я вам хорошенькую такую сумму.       — Вы сейчас предлагаете продать мне дочь? — холодно заметил государь, смерив юношу пронзительным взглядом.       — Нет, что Вы, — Американец сжался. — Я лишь. так скажем… даю за Вашу дочь приличное… приданое? Империя вопросительно изогнул бровь.       — Разве Вам не нужны деньги? Сами же понимаете: деньги сейчас и всегда важны.       — Согласен, — Америка, до этого сладко улыбающийся, опешил, внимательно смотря на монарха.       — Что же… — поняв по долгому молчании Империи, что только что услышанная информация достоверна, Алекс кивнул, — мой посол прибудет сюда через неделю с необходимыми бумагами. Коля, стоявший в это время за дверью залы, ужаснулся от таких слов и что есть мочи побежал к сестре сообщить такую ужасную новость. Русская приняла это. Даже не заплакала. А лишь молча склонила голову: раз так посчитал отец, то так необходимо.       Время шло. Аляска писала письма на родину, письма отцу, но ей никогда не приходил ответ. Девушка всё писала и писала, пока однажды её же письмо не пришло к ней обратно… Внутри в тот момент что-то рухнуло, оборвалось. Словно линия, державшая их русский род и родство, порвалась, навсегда отрывая Анастасию от брата и сестры, от отца, от дедушки… Девушка потеряла семью. Время вновь неумолимо бежало вперёд. И вот, когда уже казалось всё потерянным, на имя Анастасии Романовой пришло письмо. Конверт не имел каких-либо пометок от кого или откуда. Лишь адрес и имя девушки. Сначала Настя побоялась даже в руки его брать, но потом, переборов свой внутренний страх, аккуратно вскрыла конверт.

«Сентябрь 1925 года. Здравствуй, моя любимая и дорогая сестра. Пишет тебе Николай. Как твоё здоровье, сестрица? Надеюсь, хорошо. Я так давно тебя не видел, давно не слышал твоего голоса, что ужасно хочу повидаться с тобой. Извини, что не отвечали на твои письма. После твоего отъезда… отец приболел и слёг. А письма… ох, дорогая, мне тяжело это писать, но он сжигал твои послания. Мы с сестрой это узнали только тогда, когда прислуга выгребала золу из камина. Не знаю, слышала ли ты, но… отец умер как и вся семья Романовых. Дорогая, ты только не плачь и не вини меня. Да, мне пришлось сделать этот ужасный поступок. Да… я убил нашего отца. Но, понимаешь, к концу своих дней старик совсем обезумел, стал расстреливать крестьян… Дорогая, это было нужно для нашего же блага. Теперь я постараюсь всё сделать так, как было бы лучше для других. Я построю новый и светлый мир, где никто и никогда не познает боль и разочарование. Помнишь, в детстве я обещал, что мы будем жить вместе? Я заберу тебя, Настенька. И мы будем жить вместе. … Сестра просила передать тебе её горячо любимое «душенька». Она так горевала, когда тебя не было рядом с нами. Наверное, сейчас задаёшься вопросом: почему у власти именно я? Ну, дорогая… я убил и сестру. Эта бестия вовсе не давала мне проходу. Один раз проснулся, а она лежит рядом, смотрит и поглаживает. Сбрендила девица. То намекает на постель, то заигрывала. Один раз призналась, что горячо влюблена в меня. Даже лезла лобызаться… Дорогая, прости меня за такой великий грех. Нет мне прощения, но умоляю, не отвергай. У меня нет никого роднее, чем ты».

С любовью, Союз Советских Социалистических Республик.

С этого письма началась их крепкая дружба на расстоянии. Союз писал ей часто, бывало, даже по два письма приходило, но, когда началась война, Коля писал очень редко. Девушка переживала как за мужа, так и за брата.       Страх за них обоих плохо отразился на слабом ментальном здоровье девушки. Она замкнулась, редко появлялась на людях, вечно разговаривала только с Алеутами. Когда война окончила свой ад, служанка рассказала Америке, что госпожа всё это время страдала затворницей и иногда могла говорить сама с собой. Алексу пришлось смириться с тем, что врачи, все как один, говорили о полной вменяемости его супруги, но странные нападки «разговор сам с собой» повторялись вновь, только теперь девушка делала это наедине, чтобы не пугать своё окружение. Однажды Америка позволил супруге повидаться с братом. В тот момент девушка была готова кричать от счастья: наконец она увидит Коленьку за столь долгую и мучительную разлуку. Но только с одним условием, что поедет она вместе с Америкой. Штат была даже не против.

❌❌❌

POV Аляска. Чувствуешь холод души? Это холод именно твой. Ничей больше…. Ты когда-нибудь ощущал себя одиноко средь толпы? Знаю, это затёртая до дыр тема, но мне хочется снова и снова прикасаться к ней холодными руками, ощущая дрожь и немощь. Мы любим, когда кто-то слабее нас, мы чувствуем превосходство. Лишь соперничество, ничего боле. Но не принимай это на свой счёт, хорошо? Я не хочу портить с тобой отношения. Мне всегда было забавно наблюдать за людьми, которые считают себя выше других. Эдакие лицемеры и выскочки, которые желают быть везде и сейчас. И нам это не нравится. Почему? Возможно, зависть, а у кого-то есть и другая причина. Я никогда не была такой, но всегда чувствовала превосходство над кем-то. Противоречиво, знаю. Можете считать меня последней тварью, которая думает только о себе. И где-то ты окажешься прав, мой друг. Ты же не против, если я буду тебя так называть? Посмотри в зеркало. Что видишь? Нам тяжело это признавать, но жизнь нас хорошенько так потрепала. Синяки под глазами, недосып, мутный взгляд.… Думаешь, не так? А загляни в себя и увидишь. Где-то там, где зябкий снег убаюкивает наши ненасытные сущности, живёт жалось к себе. Только не говори, что не жалеешь себя. Не настолько же мы мазохисты, чтобы терпеть боль, жалея других. Руки вновь дрожат, когда к нам прикасаются раскалённым железом слов. Они ранят, царапают, оставляя рубцы, тянущиеся далеко. И они никогда не заживут. И в один прекрасный день они лопнут, оставив осадок разочарования. Знаешь, а мне нравится, когда эти швы лопаются. Кажется, во мне живёт любитель боли… Мы любим, когда нам больно. Нам это доставляет удовольствие, в какой-то степени. Ой, только не отпирайся вновь. Ты что, никогда не вступал в конфликты первый? Никогда не защищал кого-то? Если нет, то ты многое потерял, мой друг. Влюблённость… Чувствуешь запах неразделённой любви и груза новой порции боли? Нам хочется, чтобы всё было, как в дешёвых романах, которые штампуются, словно под копирку. Сидишь, смотришь и уже знаешь, что будет в конце. Ты также смотришь в холодные глаза предмета воздыхания, но данный «снежный барс» лишь равнодушно отвергает тебя. И со мной так было… Мне больно говорить, но я хочу подружиться с тобой, ибо уже доверяю тебе. Мою первую любовь звали «ненависть». У него были такие прекрасные и красивые волосы цвета самой чёрной ночи в степи, а глаза… Ах, эти голубые сапфиры смотрели с таким живым интересом, что я всегда таяла от них, думая, что они смотрят на меня. Только на меня, и я верила — меня они любят и желают, но какая это была ошибка, Боже мой. Какая же я глупая девчонка! Но как же дурманил разум этот запах дорогих сигарет и портвейна — моя душа трепетала, а с губ слетали льстивые нелепости, сущности которых я уж и позабыла. Все же мы ошибаемся, правда? И я ошиблась, позволив ему поцеловать меня… Думала, всё серьёзно.

Наивная девочка.

Когда-нибудь я расскажу тебе больше, но сейчас, когда в голове стоит шум поезда, постараюсь промолчать, ибо вновь заплачу — не хочу нарушать обещание, данное папеньке.

«Никогда не роняй слёз, слышишь? Ты — моя дочь, царская особа, а они не плачут по всяким нелепостям, дорогая.» «Конечно, папенька…»

Мимо пролетают деревья, садится закатное солнце. Совсем недавно прекратился дождь, поэтому над верхушками кустов стоит пушистый туман, скрывающий обитателей леса. Скоро настанет ночь. Люблю ночную проказницу за её холод и брильянтовые глаза, смиренно смотрящие на всё мракобесие, творящиеся здесь, на бедной земле. Иногда хочется просто закрыть глаза и… предаться звуку бьющих колёс об железную дорогу, голосу проводника, который требует билеты. Просто уснуть и плыть, плыть, плыть… Но, как только закрываю глаза, вижу вновь его лицо, грубую улыбку и блестящую секиру на стене. Я не знаю, зачем отец хранил её в своих покоях, но, видимо, она ему нравилась и имела значение, раз он ни разу и никому не показывал столько серьёзное оружие. Один раз я ослушалась наказа папеньки, пробралась в его покои и притронулась к холодному артефакту — и сильно за это получила. Но что ты возьмёшь с ребёнка, которого только недавно привезли в роскошный дом, целый дворец! Одели в прекрасные одёжи, приставили рядом прислугу и сунули в зубы пряник — вот, мол, теперь это твой новый дом, обживайся! А ведь рана-то на спине до сир пор болит и рвётся… Если бы я тогда знала, что этой самой секирой он рассёк мне не только половину спины, но и жизнь, — то никогда бы к ней боле и не прикоснулась. Вновь ловлю себя на мысли, что-то решение было к лучшему: если бы он тогда не отдал меня замуж за Алекса, то что бы со мной было, живя я у брата-тирана? Да, Николай и в детстве был тираном и бунтарём, на которого папенька всегда закрывал глаза, ибо ему было плевать на детей. За нами смотрели няньки да старшая сестра, Екатерина. Да и она вечно была чем-то занята «очень и очень важным, душенька». Как же меня выворачивало от её «душенька». Но всё же лучше, чем-то, как называл меня Коля. «Крыска» — самое потрясающее прозвище, что он дал мне. Сама не знаю, почему именно это, но, видимо, он хотел так поиздеваться. Самое забавное — ночью, когда гром разрывал небо, он прибегал в мои покои и очень долго просился, чтобы я посидела с ним. Но он никогда не признавался, что ему страшно. За это я его и уважала.       — Извините, — в купе заглянул добродушный проводник, задушевной чести человек, и поправил на переносице очки, — можно проверить Ваш билетик?       — Конечно, — пришлось нехотя подняться со своего места, рукой нашарить в кармане брюк билет и протянуть мужичку. Я еду уже вторые сутки, а он так и продолжает лучезарно улыбаться. Люблю позитивных людей: с ними легче найти общий язык и договориться. Мужичок выглядел даже очень молодо, словно лет ему не 35, как он говорил, а всего 20-25 отроду. Рыжие волосы, вот прям огненно-красные, местами завивались в смешные барашки. В карих глазах есть что-то живое, задорная искорка жизни, которую так редко встретишь. И лучезарная улыбка, заражающая своим позитивом. Приятной души человек. — Всё в порядке? — он слишком долго не отдавал мне билет. Иногда поднимал на меня короткие взгляды, томно вздыхая, и явно что-то ему не нравилось или же наоборот.       — Нет, всё прекрасно, — на уголках губ появились ямочки, как только он улыбнулся, одаряя новой волной свежего настроения. — Просто… Сколько вот я смотрю, так и не могу понять — знакомы ли мы с Вами. То есть, я хотел сказать, что видел Вас раньше. Очень давно.       — Ох, что Вы, — по спине прошёл неприятный холодок, — наверное, обознались. Я же намного младше Вас, — да, младше, мне уже почти триста лет, — мы никак не могли видеть друг друга.       — Жаль, — даже с какой-то горестью в голосе протянул мужчина, возвращая билет обратно. — Удачной поездки.       — Спасибо, — он улыбнулся мне напоследок, бросив задорный взгляд, и вышел. Я ещё долго стояла, смотря в одну точку, словно в мышцах кончился завод, и они нуждались в ключике, чтобы завести пружину, но этот небольшой ступор прошёл, и я смогла тяжело опуститься на полку, нехотя возвращая придирчивый взгляд в окно. Алекс всегда говорил мне, что лучше не следует говорить людям свой настоящий возраст: они достаточно странно воспринимают тех, которым больше девяноста лет, при этом и выглядят там молодо и свежо.

Иногда мне страсть хочется быть самым обычным человеком, стареть, или даже умереть… Но такое желание возникает лишь на секунду.

Кажется, я рассказывала о нашей семье, да? Так вот… Мой младший брат никогда не сидел на месте. Ему вечно нужно было бегать, прыгать и разыгрывать прислугу. Особенно он был дружен с детьми царской семьи. Да и вообще мы как-то больше тянусь именно к царской семье, чем к папеньке. Александр |, можно сказать, заменил нам отца и брата в одном лице, а Николай (его сын) стал нам другом. Почему я помню именно 18 век? Мне тогда было около двенадцати — вполне сознательный возраст, да и эта эпоха запомнилась мне больше всего. Наверное, если мне предоставился бы выбор, то я жила бы именно в эту эпоху.       — Дорогая, — в купе зашёл Алекс, держа в руках какие-то газеты, — совсем скоро при прибудем в аэропорт.       — Отличная новость, — обернувшись на него, я улыбнулась, тяжело вздохнув. Так не хотелось уходить и больше не видеть столько прекрасные массивы.

«Так говоришь, словно навсегда отсюда уезжаешь».

Этот внутренний голос… Мне кажется, что он всегда рядом, всегда со мной. Он стал родным. Наверное, я буду ужасно скучать, если Он пропадёт, оставив одинокой и опустошённой. Совсем скоро мы прибудем. С нетерпением жду, когда увижу своего брата. Конец POV Аляска.

❌❌❌

      Чего не ожидала увидеть Аляска? Целую кучу детишек и уставшего брата. На вопрос «откуда у тебя столько детей?», Союз лишь отмахнулся. Но Аля ясно видела: видеть он её ужасно рад. Долгий разговор за чашечкой чая больше пролил свет на всю ту кровавую историю из первого письма. Все же… Аляска была всё равно недовольна младшим братом, который вновь решил подстроить всё под себя, но корить она его не стала. Мальчик уже давно вырос, повзрослел. Дети в это время сидели в гостиной с Америкой и молчали. Перешёптывались о чём-то, иногда играли с незнакомым дядей, спрашивали что-то о тёте да о нём. И вот, как только счастливые родственники зашли в комнату, все напряглись. Американка улыбалась. Не есть ли это счастье, когда семья объединилась вновь?       — Россия, подойди сюда, — строгим голосом проговорил мужчина, подзывая к себе мальчишку, ростом примерно с Аляску. Мальчик так был похож на Николая, что девушка тихо ахнула, поражаясь сходству. — Это мой преемник, — прошептал Союз. — Когда-нибудь он займёт моя место и продолжить мои дела.       — Здравствуй, — Настя была взволнованна не меньше, чем сам Россия. — Я — Аляска, но можешь звать меня Анастасией.       — Алексей, — Лёша улыбнулся тётке, резко заключив ту в объятия. — Добро пожаловать. На мгновение штат потеряла дар речи, не решаясь обнять племянника в ответ. Но потом, немного успокоившись, руки сами крепко прижали к себе Алексея.

«Какое родное тепло…»

Домой американцы уезжали под единогласное «приезжайте ещё». Русская никак не могла не нарадоваться разговорами с каждым из деток брата. Все они такие разные, смешные. А вот Алексей, который был ближе всех и всюду ходил за тётей, обещал, что, когда он вырастет, то обязательно женится на ней.

«Маленькие и глупые мальчишки, что с них взять».

Аля лишь с улыбкой пролепетала что-то наподобие «обязательно», поцеловав мальчика в макушку… Обещание, уже Российская Федерация, сдержал, но тут же получил по носу, когда узнал, что Америка является её мужем. Но вот вернуть тётку в дом… желание так и осталось. Он же обещал отцу.

***

      Солёные слезы падали на тёмный пол. Аляска, рассматривая старые фотокарточки, психически была где-то очень далеко, даже не в этой эпохе. Дедушка хотел отдать ей фотографии. Много фотографий. Среди снимков в сундучке американка также нашла игрушечную свистульку в форме медвежонка. Царство сделал ей эту маленькую свистульку своими руками. Разукрасил… Девушка громко зарыдала, прижимая столь дорогие сердцу вещи. От них пахло теми конфетами, пряниками и берёзовой рощей вокруг дома. От них пахло детством, таким весёлым и беззаботным. От них пахло неосязаемой памятью. Что значит для нас память? Тонкая и бесполезная материя, которая, спустя какое-то время, истончается и исчезает? Память — книга, что заполняет человек, живя, сравнительно, долгую жизнь. У кого-то есть чёрные листы, где-то светлые. И эта книга сгорает, как только человек испустит свой прах. Наверное, мы так и не научимся ценить то, что нам дано. Не научимся беречь и помнить.

Листья опадают в сентябре под звуки радиолы. И мы с тобой, как дети странника небесного, хотим всевластие на земле. Хотим цветов и мира, но помни, знай и чти, что есть в столь непритегальном, блаженном…

Домой Аляска уехала утром и больше никогда не возвращалась в старый дом у прудика.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.