Иней

Это была морозная ночь. Прозрачная, словно осколок стекла. Опасная. Самая опасная в году, самая страшная. Крупная ведьмовская луна смотрела с чёрных небес своим желтоватым бельмом. Трепетали сизые тени. И грань как никогда близка, тонка, словно инеевый покров. Семеро безумцев у костра. Семеро промерзших до костей бродяг. Они наивно надеялись перейти лес до заката. Она смеётся над ними, Владычица снега и льда, ждёт часа полуночи, когда ни чары, ни добрая славная сталь не спасут, не станут помехой. Они боятся, как же сильно они боятся… Уже не кричат и не спорят, не ищут бесплодно цепочки старых следов на девственно чистом снежном полотне. У них не осталось сил. Они шепчут бескровными губами молитвы, теряя остатки тепла. Все они, давно покинутое богами стадо, все, но не ведьма. Конечно не она. Эта молчит, сверлит чёрным взглядом костёр. Ненавидит. Себя ненавидит. За то, что поверила, за то, что позволила надежде пробраться в собственное маленькое сердечко. Глупая, наивная дурочка. Думает, что может противостоять богам, не осознает, как забавляет своими попытками Синий Огонь, что властвует над её душой. Стрелка невидимых часов ползет медленно, неуклонно. Продвигаясь все дальше с каждым ударом мертвых сердец. Они ждут, знают, что стоит за порогом двенадцати. И обреченность в глазах так невыразимо прекрасна. Но вот один из путников встаёт. У него в лёгких россыпь ледяных осколков. Снег в глазах. Он знает больше прочих и стоит ближе всего к Владычице этой ночи и зимних троп. Пожалуй, он единственный, кого она бы не смогла сегодня забрать, ибо он уже был в её власти. Он улыбается счастливой улыбкой безумца. Обводит взглядом инеистых глаз тех, что сбились сегодня с пути. И протягивает руки к той единственной, что готова принять в сердце кусочек предвечного льда. — Выбирай наряд, Ведьма. Не дело встречать Госпожу в обносках! Она почти не размышляет, не думает, лишь протягивает руки в ответ. Принимает из ладоней посланника ледяной венец и на голову его возлагает, словно и впрямь является королевой. Это больно, это безумно больно, когда кровь замерзает в жилах. Когда голову наполняет звенящая гулкая пустота. И воздух густеет. Когда грудь наполняет хмельное, дурное веселье, и холод сковывает гортань. Она смеётся, запрокидывает лицо к слепому черному небу — новая посланница северных ветров, легконогая снежная ведьма. Лишь на одну ночь, но она станет слугою белой смерти. Заключив новую сделку, обменяв, вновь, свободу на жизнь. — Выбирай наряд, ведьма! — кричит ледяной странник, взмахом руки поднимая с земли снега. Она отступает, кутаясь в отрезы теней. Облачается в платье из чистого хрусткого льда. И снежные искристые полотна мантией ложатся на точечные плечи. — Пляши, Ведьма, — шепчет Владычица, смотря прозрачными глазами сквозь истончившуюся грань, — пляши! И она пляшет. Заходится в безумном танце, взбивая ногами облака. Пляшет, хватая за руки бледнолицего юношу с инеистыми глазами. И сквозь леса бежит сливаясь с вихрями метели, жизни срывая лунным серпом. Вкус крови на языке. Мёртвые пустые глаза смотрят в бескрайнее чёрное небо. Вечность подбирается к краю грани и тоже смотрит, наблюдает как две безвольные пешки пляшут под ритм заледеневших сердец, стирая ноги о колкие покровы снега. — Надеюсь тебе нравится твой наряд, Ведьма, — скалится белоглазая тьма из щелей тени, — теперь тебе придётся носить его каждую зиму, — заходится лающим смехом Владычица льдов. — Нравится, — отзывается та в ответ, и звезды падают с небосвода от её смеха, — нравится, — выдыхает она едва слышно. И рядом так же бессвязно шепчет что-то посланник. А потом они вновь пускаются в безумный, безудержный пляс. Они приходят в себя на рассвете. Щурятся, пытаясь закрыть задеревеневшими руками глаза от режущих белых лучей. Хватают голубоватым губами воздух, раздирая лёгкие каждым вздохом. На их коже ледяной узор, под их спинами снежное покрывало, но ни один не чувствует холода. Ни один из семи — на мертвых лицах тех, что отвергли помощь проклятого посланника, застыла спокойная обречённость, и это делает их лишь страшней. А двое тех, что предали в эту ночь человечность, встают. Медленно, долго, опираясь подламывающимися руками на рыхлый снег, скользя слабыми ногами по корке розового льда. Они оба сегодня убили. Их руки в крови, но она слезает с них, словно перчатка, оставляя кожу девственно чистой. Спадает с плеч искристая мантия, рассыпается белыми иглами инея ледяной венец. Они снова всего лишь люди. У них вновь есть имена. И нет, им не горько, не больно и не страшно. Смерть ушла, не смогла забрать их в свои чертоги, и это ли не главное?