В твоих венах стынет кровь… Я прошу, солги мне вновь, Грязной ложью отрави И усни в своей крови.
На улице стояла тьма, с которой не сравнится даже самый черный в мире омут. Фонари погасли, будто бы встав на его сторону, помогая ему выслеживать жертв и расправляться с ними. Его тихие кошачьи шаги не раздавались в этом коктейле жутких ощущений, полностью скрывая его присутствие от чужих глаз. Следовал он точно за девушкой, за которой следил уже довольно давно, стоило только заприметить одинокую фигурку на пустой улице несколько дней назад. Он улыбается. Сначала легко, а потом все шире и шире, впиваясь ногтями в собственные ладони. Ее духи источали сладкий смрад, будоражили рассудок и заставляли сходить с ума. О боже, как же она была похожа нее! Такой же аромат, такие же повадки. Подливало масла в огонь то, что предмет обожания была шатенкой. Любовь наравне с ненавистью порождала галлюцинации, заставляла творить странные и невообразимые вещи. Она сворачивает за угол, а Расиэль, в свою очередь, не отстает от нее, пытаясь привести в порядок сбивчивое тяжелое дыхание, которое уже не в силах контролировать. Он все же не сдерживается и выдает свое присутствие броском одного из кинжалов куда-то во тьму. Бум. Звук металла, вонзающегося в плоть, он отличит от любого другого, даже если их будут миллионы. Он являлся для него чем-то особенным, вызывая трепет в давно прогнившей душе. Приятное ощущение. Молча, медленным шагом, он направился к его источнику, нервно сжимая кинжалы в руках, не замечая, что делает это слишком нервно и слишком сильно, грозясь оставить сквозь ткань перчаток на бледных ладонях царапины. — Дерьмо, — тихо выругался парень, тут же прикусив себе язык. Ругаться он не любил, ровно как не любил слышать ругательства от других. — Когда я уже научусь следить за этим? Он попал в чье-то тело, видимо, мужское. Тело, которое гнило здесь уже некоторое время, судя по отвратному запаху, так бесстыдно перебившем желанный. Черви уже точили прогнившую плоть, пожирая останки и обгладывая в некоторых местах кости. Расиэль кривится от отвращения, подавляя приступ тошноты, и снова вдыхает воздух полной грудью. Вот он. Нежные нотки любимого запаха щекочут его нос, побуждая закрыть от удовольствия глаза — всего лишь на мгновение — и шумно выдохнуть, хотя вздох больше похож на болезненный стон. Он делает еще несколько шагов вперед, следуя за ней до конца, до ее привычного маршрута — борделя. Нетрудно было догадаться, чем занимались люди здесь и ради чего приходили, однако капля наивности в нем продолжала верить, что ее просто заставляют и на самом деле она хотела сбежать отсюда как можно быстрее.***
Их первая встреча произошла при весьма спутанных обстоятельствах. Она нежно улыбалась, вела себя с ним обходительно и вообще в принципе по такому поведению невозможно было бы угадать ее профессию. Алекс — так представилась девушка — села рядом с ним, ненавязчиво поглаживая его по руке, заставляя невольно дернуть ею. — Я бы не хотел, чтобы ты делала это, — он улыбается, а после с его губ срывается шипящий смех. — Ше-ше-ше… Ты ведь хочешь уйти. Верно? Тебе здесь плохо, я прав? Она удивленно посмотрела на него, а потом, видимо, решив, что это такая игра и такое нравится ее клиенту, опустила взгляд в пол, нервно теребя подол своей полупрозрачной формы. — Мне здесь ужасно. Я хочу покинуть это место. Все бы отдала, чтобы исчезнуть и больше никогда здесь не появляться, — она посмотрела на него полными отчаяния глазами. Расиэль коснулся ее щеки, после прижимаясь лбом ко лбу. — Обещаю, что заберу тебя отсюда, как можно скорее. Я могу сделать это даже сегодня. — Нет, сегодня не стоит. Здесь слишком много людей. Наш маленький секрет могут раскрыть нежелательные свидетели. Я бы так не хотела, чтобы это все сорвалось в самом конце, когда… Когда мы уже достигли своей цели, Расиэль-сама, — она шептала это несколько безумно, а он, в свою очередь, любовно сжимал хрупкую руку. — Я приду за тобой. Обещаю.***
И он пришел за ней. Стоило только ему снова оказаться в заведении, как его наполнили дикие крики самых разных людей, создавая из себя симфонию, ласку для его ушей. Люди бились в агонии, корчились и умирали от ножевых ранений, нанесенных им Расиэлем. Он действовал быстрее молнии, потому как что было церемониться с чернью вроде них, когда мыши уже достаточно ослабили эти развращенные своими грязными желаниями и похотью тела? Зачем было жалеть очередного ублюдка, пришедшего сюда скрасить одиночество, когда дома у него были те, кто с нетерпением ждали его возвращения? Глупо. Мерзко. Грязно. — Какие же вы все-таки жалкие. Ничтожный мусор, — он шепчет это одними губами, сбрасывая на пол окровавленный черный плащ и запускает пальцы в свои светлые волосы, стоя перед ее дверью. Он все рассчитал: сейчас она должна быть в комнате, а так как здесь установлена звукоизоляция, то, следовательно, не слышать того, что происходило в стенах этого заведения. Расиэль заходит в комнату, закрывая за собой дверью. Он скользит ленивым взглядом по ее обнаженному телу, отмечая новые синяки, появившиеся на нежной коже. Губы сами собой скривились в подобии улыбки. — Я ждала вас, — послышался ее голос. Такой же нежный, как и всегда. Такой же отвратительный, такой же сладкий. Прямо как запах, который насквозь пропитал здесь все, что вообще возможно. — Я пришел забрать тебя, ше-ше-ше… Он улыбается, чтобы она не волновалась. Во мраке не видно пропитанной кровью одежды, которую он тут же снимает с себя. Не все, а только рубашку, открывая взору худощавое тело, изуродованное шрамами, которые когда-то были оставлены. Очень давно. Расиэль задерживает взгляд на ее трепетно вздымающейся груди и тихо хмыкает, плотно сжав губы. А ведь ее тело было куда более грязным и отвратительным, чем у всех здесь вместе взятых людей, как персонала, так и гостей, которых он убил. Расиэль снова заставляет себя улыбнуться и подойти, подавляя приступы отвращения от прикосновений к ней. Он снова нежно поглаживает ее щеке, как в тот раз, а после накрывает ее губы своими. Чувствуя, как тонкие руки обхватывают его за плечи, любовно сжимая их, оглаживая кончиками пальцев, он вжимает тело Алекс в кровать. Целуя ее грубо и пылко, он накрывает холодной ладонью ее глаза, вжимаясь в ее бедра, перемещая другую руку на колено, оглаживая его и голень, слабо сжимая пальцами кожу. Он перемещает руку на область чуть ниже бедра и уже сжимает достаточно крепко, чтобы оставить заметные следы, чтобы «забрать» ее уже целиком принадлежащей ему. Он сначала не хотел делать что-то подобное, предпочитая просто исполнить то, зачем сюда пришел, но в процессе подобный исход казался даже более восхитительным, чем просто исполнить хладнокровно написанный план. Поцелуи плавно переходят на шею, Расиэль задерживается на ней, явно подумав о чем-то своем, а затем снова возвышается над хрупким телом, смотря точно глаза в глаза. Чтобы нее упустить ни единой детали, не смазать ни единой эмоции, которые она сейчас будет испытывать. Холодная жуткая улыбка снова трогает его губы, замирая теперь надолго, пока девушка не понимала, что происходит и почему подобная реакция была вызвана в такой, казалось бы, не совсем подходящий момент. Цепкие пальцы оглаживают ее шею, перед тем как несильно сжать. — Веришь мне? — флегматично спрашивает он. — Верю, — отвечает наивно она. Расиэль закрывает глаза, всего лишь на мгновение, перед тем как снова открыть, чтобы вжаться в нее уже до конца, выбивая с когда-то прекрасных уст сладострастный стон. Он как змея, старается доставить ей максимум удовольствия, самостоятельно же не испытывая ровным счетом ничего. — Ты так грязна. И так прекрасна, — протянул он шепотом, чтобы она не услышала. Пальцы уже сильнее сжимают ее горло, позволяя понять, что он хочет сделать. Она широко открыла губы в немом вопле, перед тем как начать биться в конвульсиях. И непонятно сейчас было, какова причина: удовольствие или приближающаяся смерть. Кровь стынет в ее венах, а затем алыми брызгами окропляет всю кровать, когда Расиэль наносит несколько тяжелых и резких ударов кинжалом по ее телу. В полумраке раздается мелодичный стон, который принадлежит уже ему. — Ты словно муха в паутине. Такая же порочная, как моя мать. Такая же лживая, как моя подруга. Не знаю, как тебя еще не убили раньше, — он проводит пальцами по ее губам, смотря в застывшие стеклянные глаза. Склоняется к ее лицу, шепча. — Я все еще люблю тебя. Все в полном порядке, — он нервно улыбается, выделяя последнее слово. — Все хорошо, min kjærlighet. Я люблю тебя, как и прежде. Слышишь? Боже. Конечно же, ты слышишь. Конечно, помнишь. Теперь все хорошо. У тебя будет достойное погребение.В твоих венах стынет кровь… Я прошу, солги мне вновь. Лги, что это все любя, Пока я душу тебя.