нервано

      Наверное, я странный.       Поз то и дело стебет Арса за его мешки под глазами, давая ему все новую и новую возможность скаламбурить, Серый называет его родинки хлебными крошками и проводит какую-то тупую аналогию с «Батоном», а я…       По десятибалльной шкале насколько странно ловить фетиш на шрамы?       Не знаю, когда я впервые заметил за собой эту дикость, но в какой-то момент понял, что залип на неровном, едва заметном шраме на животе Арса, когда мы переодевались перед съемками. Он что-то рассказывал, периодически посмеиваясь, отчего мышцы его живота напрягались, привлекая внимание к светлой полоске на загорелой коже.       Помню. Аппендицит. Еще лет пять назад, вроде, или около того. Причем, если задуматься, самая же обычная процедура, через которую проходит чуть ли не каждый пятый человек, обычный след, а меня кроет так, что застываю и стою, идиот идиотом.       — Шаст, Стас орать будет, — Арс кидает мне футболку и смотрит как-то странно, словно все знает — хотя хер его поймет, может, и знает, — подмигивает и, застегнув свою рубашку, поправляет волосы.       Этот шрам стал первым на пути моего сумасшествия, потом — больше, и пока всех крыло его родинками, я мог думать только об этих белесых полосках.       Самые крупные почти всегда скрыты, так что дышится свободнее, но есть мелкие, мало кому известные, и они частенько оказываются на виду, и из-за них хуже всего.       — Этот откуда?       — Пила тупая попалась.       Рубрика «Наши стандартные диалоги». Я случайно натыкаюсь на новый шрам, спрашиваю быстрее, чем успеваю остановить себя мыслью, что покажусь совсем конченым, а Арс отвечает, как ни в чем не бывало, и улыбается всегда спокойно. И хер поймешь, то ли он правда так реагирует, то ли смирился с тем, что по мне психушка плачет.       Шрам на локте, между большим и указательным пальцем на правой руке, ожог на сгибе левой, пара вмятин от ветрянки на кисти, плохо зашитая рана на бедре, выгоревшие полоски на ноге от многочисленных падений — оно и неудивительно с его вечным желанием забраться куда-нибудь подальше ради фотки.       Арс никогда не спрашивает, зачем мне эта информация, только щурится как-то странно и усмехается своим мыслям. Он тоже, конечно, немного того, но он хотя бы не переебывается регулярно от вида шрамов. А меня мажет так, что порой приходится в толстовку с лицом уходить, лишь бы сдержаться и не прикоснуться.       Самое дикое — шрамы-то есть не только у Арсения: у Серого шрам от перелома на локте, где спицы вставляли для крепления, у Поза ноги сплошь ими покрыты, только мне, как в песне, как-то похуй, да только дым ебашит из окон, когда приходится курить, чтобы чуть голову проветрить.       Чаще всего мне удается держать себя в руках, чай не подросток без тормозов, но иногда…       — М-м-м… Антох?       Хочется пошутить, что я хотя бы за задницу его не кусаю, как он меня на последней техничке, но я лишь облизываю губы и, улыбаясь, я уверен, максимально по-идиотски, отдергиваю пальцы от его руки.       — У тебя там пушинка.       — А-а, — и опять смотрит так, словно понимает.       Когда во время тура нам выпадает один номер, я стараюсь не смотреть на него, пока он переодевается, потому что кроет только так. Арс смеется и подшучивает, головой качает и одевается почти торопливо, чтобы не смущать.       Как-то за совместным завтраком Арс читает комментарии под его последним постом, Серый начинает стебать визги фанатов, передразнивая их и закатывая глаза, и от монолога на тему «Арсений Попов — красивый, доказательства» меня спасает только предостерегающий взгляд Поза, который, кажется, тоже все понимает. Но он у нас вообще самый умный, оно и не удивительно.       Жить с Арсением прикольно: он подолгу возится с обработкой фотографий, еще дольше — с составлением хештегов, и я чувствую какую-то странную гордость от того, что первым слышу его бредовые идеи, прежде чем он выкладывает их в сеть. Он шутит меньше, чем на публике, да и вообще почти всегда находится где-то в себе, не пуская никого себе в голову. Только изредка дает подглядеть в замочную скважину.       А еще он в ванной возится почти столько же, сколько Ира, и я почти каждый раз стебу его, потому что, ну, святое же.       Но только не сейчас, когда он выходит с чуть влажными, взъерошенными волосами и в блядском полотенце до колен, повязанном на бедрах. Где-то в мозгу набатом бьется «клише», а я лишь думаю о том, что было бы прикольно собрать капли влаги с его живота и коснуться этого ебаного шрама от аппендицита.       — Шаст?       — М-м?       — Я тут заметил одну вещь.       — М-м?..       Он подходит ближе, чуть щурясь и придерживая край полотенца, а я понимаю, что мне бы самому сейчас в душ сходить от греха подальше. Надвигается, как ебаное цунами, и улыбается еще, сука.       Сижу на краю своей кровати, нервно постукивая ногой, и мысленно молю его свернуть, но он встает между моих ног и касается влажными пальцами моего горящего лба. Издевается, дразнит — это вообще законно?       Я ж не железный.       Арс едва слышно охает, когда я дергаю его к себе ближе и утыкаюсь лицом в его грудь, вдыхаю раз, второй, чуть распахиваю губы, касаясь его кожи, и ощущаю, как дрожит его тело. Запах геля для душа смешивается с его одеколоном — нахера душился? — и у меня в горле что-то сводит. Так что я веду носом ниже, изучая рельефные мышцы, и упираюсь в тот самый шрам, с которого все началось.       — Шаст?       Прости, Арс, ты сам начал.       На пробу обвожу носом, боясь, что он отшатнется, но его пальцы лишь сильнее сжимают волосы на загривке, и я касаюсь уже губами, чувствуя, как он вздрагивает от шершавых прикосновений, и осторожно веду языком по неровности.       Хочется опрокинуть его на кровать и изучить каждый шрам, не боясь быть отвергнутым и показаться психом, и что-то мне подсказывает, что Арс не пошлет меня, вот только… А потом что будет? Реальность бьет сильнее осознания собственной зависимости, и я снова утыкаюсь лицом его в грудь, обвив руками его бедра.       — Обсудим это как-нибудь? — прошу шепотом, словно боясь спугнуть это мгновение спокойствия. Я Арса не вижу, но почему-то уверен, что он улыбается, когда он как-то слишком бережно касается моих волос.       — Когда ты будешь готов. А пока давай просто…       Киваю и жмурюсь сильнее.       Странный я все-таки. Зато, кажется, счастливый. По крайней мере, сейчас уж точно.