Никогда

Не имеет значения время, Тут все те, кто уже не успели У любви попросить прощения, Просыпаясь в холодном бреду

— Леоне? — Буччеллати… Бруно?       В груди больно щемит. Пелена слёз перекрывает кислород. Казалось бы, здесь, на небесах ему должно дышаться легко и свободно, но он просто не может.       Спотыкаясь о дымку кучевых облаков, бывший полицейский ускоряет шаг, бежит, несётся навстречу своему капо. Сантиметр за сантиметром — непреодолимая дистанция.       Прижимать его к себе так приятно, так горячо. И пусть Аббаккио уже успел позабыть, каково это — тепло внутри собственного тела, но сейчас он держит в руках свою жизнь, вцепляется ногтями в мягкую ткань комбинезона, утыкается носом в плечо и трясётся, не в силах устоять на ногах. — Да… Вот и я, Леоне, — слышит Аббаккио успокаивающий мягкий голос Буччеллати. Вжимаясь в него сильнее, мужчина зажмуривает глаза и не верит в происходящее.       Их сердца перестали биться. Тогда, почему же так больно?       Почему ком в горле такой до тошноты болезненный, а слёзы так обжигают щёки? — Ты не мог, дурной… Не мог, чёрт тебя возьми… — Ты знал, верно? — слышит Леоне где-то над ухом вопрос, от которого всё внутри встаёт на дыбы и желает вырваться наружу горькими криками. — Знал. Знал и не верил… Обратил внимание ещё когда мы летели на самолёте. — И всё же, это свершилось. Леоне, я… Боже, я так скучал. Это всё моя вина.       В голосе Бруно слышится самое настоящее раскаяние. Подняв голову, Леоне трясёт головой: — Я поклялся идти за тобой хоть в самое пекло! Я… Я оказался не бесполезен, верно? — Ох, Леоне… Будь ты хоть тысячу раз полезен, зачем мне мир, который отнял тебя у меня?       Буччеллати всегда такой. До невозможности заботливый, любящий, исцеляющий своей добротой. Он осторожно сцеловывает слёзы с лица Леоне, гладит его по спутавшимся серебряным волосам, и бывший полицейский склоняет перед ним голову, глухо плачет ему в грудь и не может отличить свет, окутавший его душу от мягких солнечных лучей, сияющих над ними. — Ты знаешь, Леоне, — ласково шепчет Бруно, опускаясь на колени и утягивая мужчину за собой, в согревающие объятия. — Мне кажется, я словно вернулся домой. — Как бы глупо это не звучало… — всхлипывая, Леоне наконец-то отрывается от капо и смотрит, бесконечно смотрит в его такие живые, пронзительно-синие глаза. — Я всегда думал, что ты был послан нам отсюда. — Что ты такое говоришь, Леоне? — Бруно слабо усмехается, касаясь кончиками пальцев ладони мужчины. — Что думаю. Ты был ангелом-хранителем для всех нас. Пришёл из неоткуда, был прислан для того, чтобы помочь нашим чёрствым заблудшим душам ступить на верный путь. И, как только твоя миссия завершилась, ты вернулся обратно — к таким же ангелам, как и ты сам. Ты и правда заслужил отдых. — Глупый, ты слишком превозносишь меня.       Леоне перехватывает руку Буччеллати, лихорадочно прижимается к ней губами в надежде навсегда сохранить это тепло. — Это ты слишком недооцениваешь себя. Скольким ты ещё мог бы помочь, Бруно… И со сколькими ещё я отказался бы делить тебя. Я бы отдал за тебя ещё тысячу жизней, лишь бы хоть на немного снять этот груз с твоих плеч… — Я не позволил бы этому случиться, Леоне. Никогда. — Я больше не отпущу тебя. Так будет всегда. — Я никуда и не уйду. Я буду отдыхать здесь, вместе с тобой. Большего мне и не надо, ведь это и есть счастье.       Улыбка Бруно способна прогнать саму смерть. Облегчённо усмехнувшись, Аббаккио прикрывает глаза и почти невесомо целует мужчину, скрепляя данное обещание.       Навсегда.       Над ними гремит ультрамариновой синевой, тянущийся за горизонт, прозрачный небосвод. Облака, на которых они покачиваются, плывут куда-то вдаль, и прохладный свежий воздух смахивает последние слёзы с их лиц.