***
— Я высмотрел одного девственника, — равнодушно сообщает Юнги. Тэхён весь обращается в слух, потому что не хочет и в этом году ударить лицом в грязь. Должен же он хоть когда-нибудь самостоятельно, без ошибок провести обряд! Все его одногодки-ведьмы давным-давно закончили свой нелегкий путь обучения и оставили своих наставников, отправившись странствовать по миру, в поисках места, где можно было бы вести оседлый образ жизни. Один лишь Тэхён все еще просиживает штаны, твердя рецепты зелий. От такой жизни волком завыть иногда хотелось. Останавливало его лишь внутреннее отвращение к оборотням и всему с ними связанному. — А кто это? — заинтересованно спрашивает Тэхён. — Чон Чонгук, — так же равнодушно говорит Юнги, а потом вскакивает и наклоняется над Тэхёном, с яростью шипя ему прямо в лицо, как самый настоящий разъяренный кот: — Если еще раз не проведешь нормально обряд, я шкуру с тебя спущу, а самого отдам на съедение оборотням, понял? Тэхён энергично кивает головой, мол, как не понять? Упоминание оборотней заставляет его неприязненно передернуть плечами и сглотнуть вязкую слюну. Но что-то подсказывает ему, что все опять пройдет не так гладко, как хотелось бы.***
На деревню опускается ночь. Весело стрекочут цикады, собаки, заскучавшие на цепи, протяжно воют на луну, и им вторят оголодавшие оборотни из леса. Звучит немного жутковато. Тэхён осторожно выглядывает из-за угла и следит за домом Чонгука. Когда там наконец гаснет свет, он крадучись подходит к окну, тихо скрипит открываемая ставня — и вот он уже внутри. В руке он держит заранее приготовленное сонное зелье, чтобы влить его еще ничего не понимающему Чонгуку в рот, а когда тот заспит крепким здоровым сном, принести его к месту обряда. А там он уже не выкрутится и никуда не сбежит. Тэхён откручивает крышечку, быстро сует ее в просторный карман и на цыпочках подходит к спящему Чонгуку. Вот только недавно бодрствовал, и уже спит и, верно, видит десятый сон. Тэхён мысленно завидует такому чудесному умению быстро отправляться в царство Морфея, в то время как он сам каждую ночь ворочается, то кутается в одеяло, то тотчас сбрасывает его с себя и смотрит в потолок, думая о смысле жизни. Хотя все такие размышления не приводят к осознанию и нахождению этого самого смысла, а лишь обеспечивают ведьму очередной бессонной ночью. Чонгук морщится во сне и что-то бормочет. Тэхён останавливается в нерешительности, внимательно разглядывая спящего. Когда глаза постепенно привыкают к темноте, и он понемногу начинает различать черты лица Чонгука, сердце пропускает последний удар и гулко падает вниз живота. Такую красоту он видит впервые. Затаив дыхание, Тэхён наклоняется над спящим и отодвигает отросшую челку со лба. И тут же отдергивает руку, словно обжегся о горячий предмет. Потому что Чонгук хмурится и перебирает в пальцах кончик одеяла. «Какой же он прекрасный, когда спит…» — задумчиво улыбается Тэхён, поправляя сползшее на пол одеяло, осторожно задев ладонью теплую шею, с невероятно бархатистой и нежной кожей. И от этого прикосновения тысячи мурашек бегут по всему телу. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Тэхён наклоняется и касается губ Чонгука, оставляя легкий, еле ощутимый поцелуй, который вряд ли разбудит так крепко спящего парня. Губы сладкие и мягкие, и Тэхён позволяет себе немного углубить поцелуй, слишком поздно замечая, что рука Чонгука сжимает не край одеяла, а его плечо. Чонгук отталкивает Тэхёна, и тот падает на пол, больно ударясь пятой точкой о деревянные доски. Флакон с зельем со звоном разбивается, из него по доскам течет лиловая жидкость. Миссия с треском провалилась. Но Тэхёна это мало заботит, потому что Чонгук стоит над ним, замахнувшись огромной деревяшкой, изъятой из камина, в котором тлели угольки. По лицу парня он может прочитать решимость убить незваного гостя во что бы то ни стало. — Ты кто такой? — Тэ-Тэхён… — ему жутко стыдно за тонкий писк, слетевший с его дрожащих от страха за собственную жизнь, губ, но он ничего не может с собой поделать. Чонгук медленно опускает руку с деревяшкой и с долей жалости оглядывает Тэхёна с ног до головы. Тот вжимает голову в плечи и исподлобья следит за каждым движением Чона. При этом он чувствует себя загнанным в угол животным. «И почему я не научился у Юнги умению мгновенного исчезновения?» — сожалеет Тэхён и провожает взглядом Чонгука, подошедшего к полке и что-то оттуда взявшего. Перед смертью он решает помолиться за каждый совершенный грех. Не зная ни единого бога, к которому можно было бы обратиться с молитвой, Тэхён мысленно говорит Юнги: «Прости за все причиненные тебе проблемы. Завещаю тебе всю свою коллекцию бабочек. Надеюсь, они тебе понравятся.» Но тотчас вспоминает, когда он собирал этих самых бабочек для коллекции — Юнги из кожи вон лез, чтобы нерадивому ученику рассказать про магические растения, а Тэхён в это время высматривал в траве насекомых, размышляя, как лучше их поймать, чтобы не повредить искусные крылышки. Вряд ли его учитель обрадуется такому подарку. Только разозлится. А потом достанет его из могилы, чтобы выместить на нем всю злость. Тэхён жмурится от яркого света, ударившего в глаза. Чонгук подносит к его лицу зажженную свечу, внимательно изучая. Потом ставит ее на стол и садится на кровать, не спуская глаз с гостя. — И что ты у меня дома забыл, Тэхён? Тэхён вздрагивает, когда слышит свое имя. Потом, потупив взгляд, отвечает: — Мне нужен был ты… Для обряда. И тут же дает себе мысленную оплеуху, слишком поздно вспоминая слова Юнги, что людям ни в коем случае нельзя говорить истинную причину своего визита. Но Тэхёну повезло, потому что Чонгук не поверил ему от слова «совсем». — Ври больше. — Он скрещивает на груди руки, хмурится. — Если я нужен был для обряда, то зачем же меня целовать? Тэхён тяжело вздыхает, не в силах дать более-менее четкий ответ. В голове все путается от низкого, чуть хриплого голоса, в горле комом встают слова «извините» и «простите», которые просто необходимо сказать в такой двусмысленной ситуации. Но Тэхён теряет дар речи в тот самый момент, когда Чонгук рывком поднимает его с пола и сажает на кровать рядом с собой. Тэхён поднимает голову и теряется в ощущениях, как в том самом лесу, где встретил некогда оборотня. Белый лоб, немного прикрытый темной волнистой челкой, темные глаза, чуть прищуренные от яркого света свечи. Немного пухлые алые губы, по которым проходится розовый язычок, оставляя влажную блестящую дорожку. Мягкие на вид щеки и, верно, такие же на ощупь. Последней каплей становится тонкая линия подбородка, и Тэхён, где-то на задворках сознания понимая, что поступает крайне неправильно, приближается к лицу Чонгука и накрывает его губы своими. Сладкий вкус губ, чем-то похожий на вкус запеченых яблок с душистым медом, переполняет чашу эмоций Тэхёна, и он отчаянно хватается за ночную рубашку Чонгука, боясь утонуть в них. Спиной чувствует мягкость кровати, нависшего сверху парня и его ловкие пальцы, пытающиеся справиться с крепко завязанными шнурками на воротнике. Тихо стонет, когда губы Чонгука касаются оголившейся кожи шеи. — Не надо… не надо, — шепчет Тэхён на автомате, хотя все его тело практически кричит: «Надо, еще как надо!» — Заткнись. Звучит не грубо, а приятно. Именно приятно. Слово вливается в сознание сладкой патокой, дурманит сознание приторным вкусом, и Тэхён приоткрывает рот, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха. Чем тут же решает воспользоваться Чонгук, касаясь языком чужих губ, приоткрывая их пошире, проникает внутрь, ластясь и лаская одновременно. Тэхён обхватывает его руками, скользит ладонями по спине, изредка задирая низ ночной рубашки и обжигаясь кончиками пальцев о горячую кожу спины. Чонгук, слишком нетерпеливый, рвет на груди Тэхёна рубашку, а того совершенно не волнует то, в чем он вернется потом домой. Лишь сильнее льнет к парню, прогибаясь в позвоночнике на встречу ласкающим рукам. Позволяет раздеть себя полностью, краснея от стыда и смущения, кусая нижнюю губу в кровь. Чонгук оглаживает бедра, слегка сжимая ягодицы, и притягивает Тэхёна к себе, заставляя того тонко пискнуть. Облизывает пальцы и касается ими конвульсивно сжавшегося колечка мыщц. С губ Тэхёна срывается гортанный стон, он запрокидывает голову назад, когда чувствует пальцы в себе. Сжимает плечи до красных пятен, царапает спину ногтями. Перед глазами все плывет от небывалого наслаждения, двоится и мутнеет. Он видит Чонгука как в дымке, наощупь находит его лицо, кусает его губы, чувствуя на языке солоноватый привкус крови. Когда пальцы выходят из него, Тэхён с удивлением отмечает пустоту, которую никогда не замечал. Хочется, чтобы ее заполнили чем-нибудь. И, желательно, поскорее. Не успевает он так подумать, как вкрикивает от резкой боли, одновременно со стоном Чонгука, чувствуя твердую плоть внутри себя. Но боль быстро превращается в удовольствие, заставляющее забыть обо всем на свете. Воздух слишком раскаленный, чтобы им можно было дышать. Тэхён царапает спину, прижимаясь грудью к Чонгуку, тот покрывает все его лицо легкими поцелуями-бабочками, которые волнуют сердце, нервно стучащее внизу живота. Находит губы Тэхёна, целует их, притираясь, шепчет что-то неразборчивое на ухо, а того ведет от этого шепота, как от крепкого вина, которое пил лишь раз в жизни. Он практически кричит от удовольствия, разрывающего его на части, плавится от своего собственного жара, смешанного с чонгуковым жаром. Удовольствие скользит по разгоряченным телам, одно на двоих. Задыхаясь, Тэхён неуверенно приподнимает бедра навстречу Чонгуку, теряя себя от калейдоскопа ощущений. Двигается навстречу парню смелее и быстрее, дрожа всем телом. И смотрит прямо ему в глаза. Они гипнотизируют его, заставляя забыть все на свете. Спроси кто-нибудь Тэхёна сейчас, кто он такой, он не смог бы слова сказать, а лишь стонал бы от удовольствия, запрокидывая голову назад, подставляя шею поцелуям. Как сквозь дымку он слышит низкий голос Чонгука, что-то шепчущий на ухо, стонущий в губы. И в ответ так же стонет, только куда тоньше и громче. Потом Чонгук наклоняется и целует так напористо, что Тэхён не выдерживает. Прижимается всем телом, обхватывает ногами и руками, зарывается пальцами в волосы на затылке, тянет голову парня к шее. Приподнимает бедра в последний раз и с громким криком кончает, чувствуя как чужое семя влажными дорожками стекает по ягодицам и ногам. Все тело обмякает, походит на глину — лепи что хочешь. Чонгук обессиленно падает на кровать рядом с Тэхёном и с небывалой нежностью обнимает его за плечи. Тот тихо сопит ему в шею, не в силах восстановить сбитое дыхание, и блаженно прикрывает глаза. В теле чувствуется необыкновенная легкость, кажется вот-вот — и взлетишь в небо. Но Тэхён не хочет никуда улетать, поэтому сильнее льнет к Чонгуку, хотя ближе уже, кажется, некуда. И его совершенно не волнует то, что ему теперь придется искать нового девственника для обряда.— The end —