Легкое чувство удушья

      Сокджин много думает, особенно по ночам: почему в солнечной системе только девять планет; почему воздух с моря влажный; почему солнце такое ослепительное; почему любовь объясняют химическими реакциями; почему его так тянет к Ким Дженни. Он размышляет без каких-то определенных эмоций, просто эму так хочется… просто эму это необходимо. В этом весь Ким Сокджин.       Сокджин задерживает дыхание, тянется рукой к случайно залетевшему светлячку, что парит над его лицом. Он максимально не дышит, терпит. Ему нравится тонкая грань, когда кислород исчезает из лёгких, как ускоряется сердцебиение, как появляется невесомое головокружение.       Сокджину нравится легкое чувство удушья.       Он медленно вдыхает ноздрями воздух, что насквозь пропитан только что свежескошенной травой, летней грозой, озоном. Ким Сокджину в принципе нравится, когда озона слишком много в кислороде, формулу которого он вырисовывает указательным пальцем в воздухе.       Сокджин на самом деле любит много сложных вещей, что редко поддаются здравой логике. Наверное, поэтому Ким Дженни такая интересная. Она словно его собственный «вектор магнитной индукции». Собственное определяющее и конкретизирующее физические понятия такого сильного влечения его магнитного поля. Ким Дженни сложная, неподдающаяся логическому объяснению, такие же и её поступки.       Случайное пересечение взглядов, короткая улыбка, небольшой кивок в знак приветствия. Сокджин прямолинейно до не приличия, не стесняясь, смотрит на Дженни, ловит каждый её вздох. Всё внутри переворачивается, взрывается тысячью бабочек, что разъедают его изнутри. Дженни нарочно отводит взгляд, ненадолго, оборачивается через секунду, словно убеждаясь, что до сих пор является объектом его взгляда. Играет. Превосходно играет.       Сокджин приравнивает Дженни к векторному потенциалу, величина, не имеющая непосредственного физического смысла, вводимая лишь для удобства и доступная непосредственному измерению. Он ничего не делает, чтобы хоть как-то показать свою заинтересованность. Не любит открываться, поэтому просто наблюдает за Дженни, измеряет всю её сложность.       Сокджин молча хранит свой бушующий океан, в котором тонет ежедневно, ежеминутно. Захлебывается, задыхается, но молчит. Он слишком много думает, впрочем, как всегда.       Ким Дженни непредсказуема с ног до кончиков ресниц. В его квартире, в его кровати, они вместе разделают тишину беседами о магнитной индукции под горящие свечи. Кто бы мог подумать, что Дженни обожает физику. Она сама вызвалась делать совместный доклад, сама напросилась поздно вечером в гости. Ким Сокджину нравится всё сложное, ему всё больше и больше нравится Ким Дженни.       Дженни ловит мерцающего светлячка, прямиком над губами Сокджина. Озноб накрывает его с головой, он чувствует её тепло, едва уловимое касание нежных пальчиков к его устам. Он не знает, нарочно она это сделала или случайно. — Я тебе нравлюсь? — …       Сокджин молчит, затаив дыхание. Он размышляет над её вопросом: «Очередная игра, или же ответ её действительно интересует?». Ким Дженни кубик Рубика, который никогда не сложить слишком много думающему Ким Сокджину. — Ты — словно противоположно заряженное мне магнитное поле, — Дженни наклоняется к лицу Сокджина, — меня тянет к тебе. Прекращай много думать и просто поцелуй меня наконец-то.       Дважды говорить Сокджину не нужно. Он накрывает рукой её затылок, притягивая к себе, жадно впиваясь в мягкие, словно вишня, губы Дженни. Ким Сокджин ощущает легкое чувство удушья. Ему нравится, что вина этого чувства — Ким Дженни.