Фейерверки

      Небо захватывает своими взрывными красками, чарует и завораживает, но Шома буквально не может отвести взгляда от Юзуру, который устроился у него сбоку, плененный видом темного небосклона, затянутого сверкающими точками звезд и блестящей пыли.       Он не может ничего с собой поделать: красота Юзуру затмевала даже фейерверки, танцующие на темно-синем полотне неба. И Шома чувствует себя виноватым за то, что он так долго, очень долго наблюдает, восхищаясь бликами звезд в его глазах, огненными пятнами на его щеках и облаками воздуха, выдыхаемых из его губ.       Фейерверки гремят, когда достигают далекой высоты, и освещают почти весь черный холст, рисуя на нем полосы света. Игра цветов отбрасывает золотой отблеск на лицо Юзуру, проливаясь нежными тенями и бликами вдоль линий скул и носа.       Почти больно смотреть на такое эфемерное очарование, и Шома отворачивается на секунду, вжимая пальцы в ладонь. Он на свидании… с самым красивым человеком, которого он когда-либо видел.       Он все еще не может поверить, что Юзуру согласился на его запинающееся предложение, нетерпеливо кивнув и при этом залившись краской. Его глаза загорелись. Шома был увлечен Юзуру в течении долгого времени, и, наконец, после нескольких лет осторожного флирта и прикосновений, которые уже нельзя было назвать платоническими, он набрался смелости и выпалил все то, о чем думал много лет.       Юзуру, к удивлению, был счастлив: его глаза наполнили слезы, скорее всего, слезы радости, и он подхватил Шому на руки, снова и снова повторяя ему свое согласие, прижавшись губами к его уху.       — Шома… — Юзуру, с ярким и жизнерадостным лицом, поворачивается, чтобы встретиться с ним взглядом, — спасибо.       Шома пожимает плечами и неловко улыбается.       — Нет, это тебе спасибо, — тихо возражает он, — это все — благодаря тебе.       И это правда. Шома не был бы тем фигуристом, каким он является сейчас, без Юзуру, и не был бы тем человеком, какой он есть, без Юзуру. И точно не был бы так безумно счастлив без него.       Юзуру открывает рот, на секунду, кажется, что он обижен, но ему удается выдавить из себя:       — Я… ты многое для меня значишь, — он колеблется и продолжает, внимательно следя за выражением лица Шомы, — я уверен, что ты уже знаешь, но… ты мне нравишься, сильно. Правда.       Шома чувствует, как у него перехватило дыхание, и ему трудно выдавить из себя хоть какое-то слово, не говоря уже о правильных словах. Вместо этого он придвигается ближе и берет ладони Юзуру в свои, пытаясь держать контакт глазами и не обращая внимания на то, какие у него самого липкие руки.       Только после нескольких секунд он снова обретает дар речи.       — …Ты тоже мне нравишься.       Когда их губы соприкасаются, кажется, что искры фейерверков ворвались в их рты: искры, которые не горят, а взрываются, сталкиваясь друг с другом. На вкус это как что-то сладкое, горячее, как пламень, и дымное — то, что вызывает зависимость не хуже наркотика; и Шома припадает к губам еще и еще, как к мороженому. Только губы Юзуру лучше, чем холодная сладость: они неизведанные и чарующие. Их губы легко сливаются в единое целое и разделяются на пару секунд, чтобы схватить ртом воздух.       Шома чувствует тепло на своей талии — рука Юзуру обхватила его бедро и спину — и он смело ловит зубами его нижнюю губу, заставляя того задыхаться и кусать чужие губы в ответ. Они играют друг с другом, извиваясь телами вперед и назад, поглядывают друг на друга сквозь полуопущенные ресницы, улыбаясь между поцелуями, которые настолько обжигающие, что Шома может поклясться — вокруг них витает облако горячего пара.       Их ноги сплетаются вместе, как и губы, которые не отходят друг от друга; они хрипло смеются, путая друг другу волосы. Раскосые глаза, видящие лишь друг друга, сверкают дерзостью. Все, что чувствует Шома — это губы, губы, губы, и руки, руки, руки, и… ох. Юзуру каким-то образом притянул Шому к себе на колени, и он чувствует, как жар распространяется по всему лицу, когда они прижимаются друг к другу пахом. Старший хихикает, откидываясь назад, а младший нетерпеливо наклоняется вперед к его сладким губам, которые на вкус так похожи на дым и огонь, пылающий между ними. Внезапно Юзуру оказывается на земле, ладони Шомы встречаются с травой, и он по инерции оказывается сверху. Шома снова опускается к его лицу, позволяя своим зубам царапать его губы и своим губам блуждать по линии его подбородка поцелуями.       Они оба улыбаются, как идиоты, полностью поглощенные друг другом. Шома не может не чувствовать удовольствия, когда Юзуру издает хриплый звук в ответ на легкое покусывание тонкой кожи на шее. Младший отодвигает воротник рубашки в сторону, чтобы оставить на его груди следы губами; губами, которые ласкал человек, которого он так давно любит и от которого, наконец, услышал слова, о которых мечтал так долго.       Небо снова темнеет, освещаясь лишь крошечными точками звезд — детьми далеких галактик.       Но фейерверк еще совсем не закончился.