Ради него он согласен дважды

— Стреляю в тебя своей любовью, — весело хохочет Данте, по-мальчишески складывает пальцы пистолетиком и имитирует выстрелы: — Пиу-пиу-пиу!       Ранен, — изгибая губы в улыбке думает Ви, и склоняет голову к плечу. Смех Данте обрывается.       Данте застывает посреди движения, смотрит на его губы — красивые, изогнутые, чувственные. Глаза у Данте серые. То светлые, то темные, то будто совсем без радужки, то голубые. Глаза, как небо — то беззаботно голубое, то белое, то серое от подступающих облаков.       Рассматривать Данте — одно удовольствие, заниматься которым можно практически бесконечно.       Ви думает, что Данте пора бросить налегать на железо и что-то сделать с питанием — Данте массивный, плечи не проходят в дверной проем. А еще диета из пиццы потихоньку делает его волевое лицо круглее.       Ви думает, что, конечно, если придется голодать сутками из-за работы — круглота успеет пропасть и даже окажется, что все делалось ради резервов. Однако Ви, поджарый, даже худой, но сильный, похожий на шелти рядом с хаски, отлично видит, что и Данте потихоньку изнашивается.       Чисто для сравнения у Ви есть фотки физиономии Вергилия. Близнеца Данте вырезали по камню и функцию нарастания чего-то, что не мышцы, не встроили. Зато Вергилий не подставляется под собственный меч по делу и без. А Данте… Его протыкали, душили, швыряли и пытались убить столько раз, что даром это уже пройти не может.       Ви думает, сколько же это будет продолжаться.       Тело Данте — сплошные шрамы и история. Иногда истории больше, но этот мудак закономерно лезет на всех, кто крупнее его, и люлей получает соответственно.       Однако второстепенные враги Данте — его собственное раздолбайство и дурные наклонности. Помереть в пятьдесят от инфаркта или с перепоя — это будет очень незавидная кончина, смехотворная, и то, что охотник — наполовину демон, едва ли его спасет.       Конечно, Ви хочется верить, что Данте не умрет слишком рано по глупости.       Но где Данте, а где благоразумие?       Между ним и Данте — призрачная завеса, пробиться за которую Ви не решается уже довольно долго, но — он работает над этим. Прямо сейчас.       Жизнь коротка, а Данте нравится ему до стеснения в груди и сбитого дыхания. Такой, какой он есть. Мудак, не дурак выпить, драчун, каких мало. Пожиратель клубничного мороженого, лишенный вкуса начисто. Одетый вечно, как порнозвезда, бомж и пафосный диверсант разом — словом, фэшн катастрофа, хотя в моде Ви тоже не разбирается. Однако это не мешает привычным вещам Данте насиловать его глаза.       Конечно, любовь зла. А может, не любовь. По крайней мере, Данте знает, что заслужил порцию здоровой критики. К счастью для них обоих, у Ви достаточно разума, чтобы в некоторые вещи все-таки тыкать его лицом, но о чем-то только многозначительно молчать.       Возможно, за это Данте любит Ви.       Возможно, Ви просто ему нравится, но даже и так — почему бы и не да, если на этом можно немножко беззлобно играть?       Поэтому сегодня Данте одет с иголочки, а не как обычно для работы — в рубаху-жилет без рукавов; его искусственно линялая черная ткань хрустит от новизны и чистоты. Под брюки и зубочистку с трудом засунешь, а верные сапоги сменились туфлями. Данте вооружен до зубов, опасен, — и пахнет маскулинностью в степени.       Ви успел увидеть, как на Данте смотрят за его спиной, и он доволен. Харизма охотника сшибает девушек с ног и заставляет щуриться охрану.       Мысль, что на самом деле, все это шоу с переодениванием ради него, Ви — приятно греет душу, и монстр в его груди довольно урчит, алчно блестя глазами.       Ради этого стоило настоять на своем. Ради этого стоило проверить, действительно ли Данте-       Ви улыбается капельку шире, чувствуя удовлетворение, когда Данте бросает на него долгий взгляд.       У него в жизни было мало чего-то «ради него», и это отныне одно из самых… Важных. Памятных. Весомых.       Ви знает все минусы и двоякие шероховатости характера Данте, знает о мутных перспективах, уже предвидит возможные проблемы, может предсказать возможные катастрофы, но-       Шнуровка на брюках давит на тупо ноющий член, когда Ви смотрит, как широкие ладони в перчатках без пальцев деликатно перемещают поданные барменом шоты. Данте весь — широкие плечи, широкая улыбка, белые зубы и колкая щетина. У Ви при виде него сладко дрожит в животе, и плотоядные бабочки жрут нутро.       Ви ни разу не пассив, но под Данте он согласен дважды, и что-то при виде мозолистых шероховатостей на его ладонях заставляет сердце екнуть и захотеть прогнуться, испытать на себе давление тяжелой руки.       На Ви тонкая майка и длиннополая кофта, которую перевяжи поясом — не то халат, не то мантия. Данте то и дело проваливается взглядом под край майки, когда Ви наклоняется к нему, пялится на ключицы, облизывая губы, а Ви уже видит, как он ставит засосы рядом с его торчащими костями и водит пальцами по рисункам на груди. У него поджимается все, что может, и ноет сладко-сладко, от чего дыхание становится чаще.       Ви кусает губы, сдерживая себя, и каждую минуту послушно следует программе — сначала выпить и немного расслабиться, а потом… Потом будет что-нибудь хорошее. Поездка на байке Данте, когда можно будет прижиматься грудью к широченной спине, втягивать носом терпкий запах мужского тела, может быть, тереться, дразня их обоих.       Ви полон тьмы и сладких грез, и глядя на него, Данте вдруг улыбается и коротко смеется, так, что понятно — он тоже знает, о чем думает Ви, и это высветляет его невозможные глаза еще больше. От этого становится вдруг такой неуместной музыка, одежда, люди, бармен, который терпеливо пялится на них, две нимфетки за спиной Данте, хихикающие при взгляде на них, весь мир.       Они с Данте не сговариваясь подхватывают шоты и залпом опрокидывают в себя. Стаканчики со стуком встают на барную стойку, а Данте, пока Ви мешкает, чтобы не смотреть в блестящие глаза напротив, соскакивает со стула, небрежно кидает мятую банкноту на стойку, и, пока Ви не успел сообразить — закидывает его себе на плечо. Ви трепыхается рефлекторно, а потом повисает, вспыхивая скулами, когда устроивший его у себя на плече Данте гладит его по «тощему заду». В ответ Ви мстительно опускает ладони на чужой, сминая с намеком. Задница Данте упругая, твердая — становится понятно, почему столькие пытались охотника за нее укусить. Он делится этой мыслью с непосредственным хозяином зада, и тот хмыкает.       А потом перед ними открывают двери, выпуская прочь из бара, и Ви старается не пересекаться взглядом с оставшимися в заведении. Потом дверь закрывается, и проблема прекращает существовать.       Они слишком мало выпили, чтобы Ви успел потерять всякий стыд.       Поездка на байке прошла точно по плану — дрожь мотора, горячий Данте перед Ви, холодный воздух за пределами их маленького конца света на колесах, разведенные пошире колени. Ночь, звезды, душная нега внутри. Тепло томное, щекочущее под кожей. Ви дрожит и жмется к широкой спине, а в штанах невыносимо горячо, тесно и даже мокро.       Ви хочет Данте целиком и безраздельно, побыстрее, даже если для этого придется перегородить дорогу железным конем его спутника.       Но приходится терпеть. Ви только любуется тем, как Данте прибавляет скорость, когда он неторопливо гладит его по руке, чувствуя мелкую дрожь.       Он знает, что изнывает не в одиночестве, и это заставляет его улыбаться от чувства обоюдной власти друг над другом.       Под его ухом, в груди Данте, грохочет его низкий хриплый смех.       Наверное, Данте тоже отлично осознает риски и видит минусы Ви. И ему тоже плевать. А может, и нет. Ви малодушно надеется, что связь с ним заставит Данте чуть меньше нарываться.       Ему ведь будет, к кому возвращаться.       Они начинают целоваться еще не открыв двери, вваливаясь внутрь темного коридора, игнорируя правила безопасности, осторожность и чувство самосохранения. Ви рядом с Данте становится самонадеянным, но сегодня нет никого, кто попытался бы воспользоваться их увлеченностью. Кроме того, Данте тоже плывет, хотя Ви толком не умеет целоваться и вообще со своими телом и его желаниями частенько на «вы».       Данте плевать — его поцелуи сухие и мокрые, глубокие, затяжные, короткие, просто чмоки, с языком и без него, громкие и беззвучные, едва ощутимые, жадные, нежные. Губы Ви не успевают за бешеной активностью охотника.       Данте привык брать, привык действовать быстро. Ви считает, это не дело. Ви прижимается к горячему телу, боясь потерять равновесие и ориентацию в пространстве, трогает горячую грудь через рубашку, выдыхает, прикрывая глаза, когда Данте лижет за ухом и прикусывает тонкую кожу шеи.       Ви трется тело о тело, неспешно, чувственно — приватный танец на коленях от змеи да и только. Они оба удручающе сильно одеты. Впрочем, пока что — то, что нужно.       Ладонь Данте вползает ему под майку, оглаживая спину с мостом позвонков, переползает на подтянутый живот и поднимается к груди. Подушечка большого пальца кружит по ареоле соска. Ви прерывисто дышит и коротко стонет, а потом его рот снова терзают поцелуем, и он уже лучше понимает, что к чему.       А Данте лучше понимает, насколько противопоказана спешка, если он хочет смотреть на то, как красивый любовник медленно теряет разум от ласки.       Они оба вкладываются в близость на все сто, но Данте — пробивная сила, а Ви — ее корректировщик. Тут главное научиться управлять, выверить правильный баланс.       И они успешно работают в этом направлении.       Ви точно знает, что тощий — Данте успел ласково обозвать его томным анорексиком, что не помешало ему тут же облапать подтянутую задницу и остаться довольным. Рука Данте держит его под спину, что-то в голове Ви отмечает это с внутренним удовлетворением: если бы кроме задницы тело Ви было не привлекательным для Данте — это было бы огромным разочарованием для заклинателя.       Но Данте водит пальцем по его губам, горячо дышит на скулы, и пальцы другой его руки касаются худого живота Ви едва-едва. А потом смыкаются уже между ног, и Ви низко коротко стонет. Страстный горловой звук — он и не думал, что так умеет. Его любовник блестит глазами и продолжает начатое. Ви кусает губы и прикрывает глаза тяжелыми веками.       Данте нравится Ви, как никто и никогда, и низменная пошлость — не то, чего он хочет. Кажется, Данте понимает это все лучше, поэтому он сбавляет обороты, и их взаимный жар превращается в патоку. Во взаимную пытку.       Пытку чувственностью и удовольствием.       Ви разбирается в пытках, и эта на его памяти претендовала на звание самой необычной. ***       Данте нравятся татуировки Ви, его большие темные глаза, мягкие вьющиеся волосы, крупный рот. Красота на любителя, но Данте покорен с первого взгляда. Высокие скулы, в которые он тычется губами, волевой подбородок.       Ви красив дьявольски, а еще его тело — храм, который он торопится разорить. Белые бедра дрожат, когда он входит, Ви выгибается и едва слышно шепчет что-то. Данте не прислушивается — ему просто очень хорошо и он наслаждается близостью.       Вдоль хребта течет пот, Данте сам чувствует, что после последней разборки сдал, и сейчас торопится наверстать хоть что-то. Хотя бы любовника. Постоянных у него обычно не было, но Ви кажется ему тем, кто войдет в его жизнь и в ней осядет. Шестому чувству он привык доверять.       Ви тонко дышит и умеет стонать высоко и тонко, как мальчик, а потом вдруг резко издает низкий дрожащий звук и у Данте разом встает крепче.       Лопатки дрожат, и весь он дрожит, когда Данте начинает движение, впиваясь ртом в длинную шею. Сильные руки заклинателя прижаты к постели, длинные ноги сцеплены у него за спиной в лодыжках. Он бы с радостью взял Ви прямо внизу, на рабочем столе, швырнув на пол телефон, на который уже давно никто не звонит. Но Ви гнулся в его руках, краснел от поцелуев, как нимфа, и на острых скулах это выглядело, как будто кто-то опорочил совершенство.       Данте просто не мог устоять.       Первый раз должен быть на кровати, решает Данте, и это решение окупается тысячекратно.       Ви мечется под ним, когда оргазм нарастает, Данте вбивается до шлепков. На белой коже под его пальцами — красные следы.       Ви силен, как мужчина, и абсолютно пассивен, а еще горяч, как плазма солнца. Данте целует его за ухом, в висок, и ускоряется, слушая рваные стоны, ощущая, как Ви трясется и стискивает его в себе.       Чувствительный мальчик, — и в глазах у Данте темнеет, когда он торопится излиться. Его семя — не клеймо, но Данте торопится кончить в жаркое тело, как будто от этого зависит судьба мира. А потому, будучи на пределе, прижимает его к себе, мокрого. Гладит влажную кожу, дробя толчки на быстрые, короткие, мелкие, как волны на берегу озера.       А потом рывком выходит, от чего у Ви дыхание перехватывает — и загоняет себя целиком, вырывая вопль, впиваясь поцелуем в распухшие губы.       Ви кончает — бурно, много, сильно. Он часто дышит, хватая воздух ртом, на висках блестит выступивший пот. Данте улыбается, в два движения кончая глубоко в чужом теле, нависая на руках, как будто не он только что втрахивал Ви в матрац, как будто не у него на груди и животе блестит пот. Данте физически силен и в хорошей форме.       И все-таки ему приятно, когда Ви проводит ладонью по влажному лицу и тянет его лечь рядом, вздрагивая всем телом и закусывая губу, когда любовник с неохотой выскальзывает. Данте на прощание гладит его ягодицы и бедра, слегка разминая пальцами напряженные мышцы. После чего находит на тумбе упаковку салфеток — вытереть живот. И с радостью принимает заслуженный поцелуй.       Ви хочет в душ — летняя ночь необычайно жаркая.       Данте не возражает и идет следом, целуя острые плечи и поглаживая змеящиеся на боках рисунки. Ви улыбается и тянется за очередным поцелуем. Данте как никогда близок к полноценному счастью.       В конце концов — ему в этой жизни было не до роли кого угодно в постели, да и переводить отношения в разряд постоянных было не с кем.       Но ради Ви, он согласен дважды.