Kiss me

Филипп обожал весну. Обожал конные прогулки. Обожал эти моменты, когда снег начинал таять, обнажая голую землю и редкую траву. Обожал теплые лучи солнца в середине весны, которые согревали сердце и душу, заставляя избавляться от плаща и перчаток. Гоня коня галопом, он ощущал прохладные порывы ветра в своих волосах и на открытой шее. Он обожал это чувство. Оно позволяло ему чувствовать себя по-настоящему живым. Словно бы он тоже ожил после этой зимней спячки. Еще он обожал лежать в высокой траве, когда земля еще не слишком теплая, но солнце хорошо греет и тебе не холодно. Он обожал лежать среди полевых цветов, наблюдать за бесконечными и воздушными облаками, слушать шум деревьев, на которых распускались листья. Это все было волшебством. И герцог всегда радовался этому как ребенок. - Мсье! Встаньте с травы, прошу вас! Из задумчивости Филиппа вывел голос его ненаглядного фаворита. Парень нехотя открывает глаза, но вместо голубого неба над головой видит скрестившего на груди руки шевалье. Блондин выглядел недовольным, а его кудри растрепались из-за быстрой езды на лошади. Вот ведь зануда, он все же догнал его. Герцога не отпускали одного на прогулки, так как тот был слишком молод и за его здоровье, разумеется, беспокоились. Так что между стражей и шевалье он всегда выбирал второго. Тот, правда, был редкостным занудой, беспокоящимся о нем еще хлеще, чем матушка, но это была мелочь. Возможно все взрослые такие зануды, хотя Лоррен старше его всего на пару лет, но, видимо, это было существенно. - Ваше высочество, если вы простудитесь, то ваша матушка оторвет мою чудесную голову, - шевалье вздохнул, садясь на корточки, но с такой брезгливостью на лице, словно бы это была грязь, а не колючая трава. Он был самовлюбленным дураком, но, несмотря на это, Филипп уже давно заметил, что блондин очень сильно привязан к нему и готов бежать с ним хоть на край света как преданный пес. И это было забавно. Особенно, если учесть то, что Орлеанский не всегда был дружелюбен с ним. И что-то подсказывало принцу, что он так привязан к нему не из-за того, что он из королевской семьи, а из-за чего-то другого. - Лоррен, тут тепло. Я не простужусь. Давай хотя бы ты не будешь заботиться обо мне? Я устал от этой опеки, - принц слегка приподнимается и одним резким и ловким движением валит шевалье рядом с собой на траву. Тот недовольно шипит, разражаясь проклятьями, но это вызывает у голубоглазого лишь задорный смех. Вдали от дворца он мог позволить себе забыть о правилах и предписаниях. Он мог позволить себе вести себя беззаботно и глупо, зная, что его фаворит никогда и никому об этом не расскажет. И именно поэтому он мог позволить себе лежать в своей дорогой одежде на траве, хотя шевалье уже много раз ругался по этому поводу и отчитывал своего принца за его поведение. Но Филипп был упрям, так что блондину пришлось мириться с таким раскладом вещей. - Мсье, я не могу не переживать, - и снова вздох великомученика слетает с этих красивых губ. Лоррен осторожно садится, пытливо глядя на Орлеанского, который устремил свой взгляд в облака, о чем-то усердно думая, хмурясь. - Что мне сделать, чтобы вы поднялись с травы, ваше высочество? - Поцелуй меня. Такие странные мысли порой взбредают в голову. И одна из таких мыслей секунду назад только что сорвалась с языка принца. Но тот не сожалел об этом. Ему было интересно попробовать. Хотелось узнать, какого это. Хотелось понять, на сколько сладкие губы у шевалье. Хотелось попробовать запретный плод. Лоррен удивленно вскидывает брови, не зная, как реагировать на эту просьбу? Приказ? Он был влюблен в своего принца. Давно, окончательно и бесповоротно. И ему было тяжело порой осознавать, что ему ничего не светит. Кто он и кто Орлеанский? Небо и земля. Он позволял себе только мечтать о том, какие мягкие губы у Филиппа и как тот целуется. Да и умеет ли тот вообще это делать. Герцог рассказывал ему почти обо всем, но чего-то такого, как личная жизнь, он никогда ему не говорил. Наклонившись и накрыв лицо принца своими волосами, шевалье прикоснулся своими губами к его, неуверенно, словно боясь спугнуть, сминая их и ощущая всю ту нежность, которую он себе представлял. Филипп отвечал ему неуверенно, пытаясь то ли укусить за губу, то ли облизать ее, но зато пальцами крепко вцепившись в его затылок и не позволяя блондину отстраниться, заставляя целовать себя. Это было также интимно, как и держать чье-то сердце в руках. Но Лоррен не позволял перехватить инициативу этими непонятными укусами, продолжая уверенно, но все также нежно сминать чужие губы, чувствуя себя неправильным, но таким счастливым, что об этом захотелось закричать всему миру. Филипп обожал весну. Обожал этот период цветения и волшебства. Обожал прилет птиц и звуки проснувшихся насекомых после зимы. А еще он стал обожать поцелуи своего шевалье. Его потрескавшиеся, но такие нежные губы. От этого его сердце начинало трепыхать, а голова ходить кругом. Он и не думал, что это будет так приятно. - О, мон ами, ты великолепно целуешься, - с придыханием проговорил принц, нехотя отрываясь от этих волшебных губ, видя на них усмешку, а в глазах аристократа веселые искорки. Чувствуя, как щеки начинают предательски алеть, он хотел отстраниться, но ему не дали, вновь вовлекая в нежный и крышесносный поцелуй.