Милый мальчик с талантом убивать всех направо и налево

Ветерок был воспитан старыми правилами: то, что мертво — мертво навеки. Он запомнил этот жизненный урок с самого детства, когда тела его холодных и непривычно тихих сестриц выносили из детской. — Так бывает, — мягко мурлыкал Корявый, — зато мальчик такой крепенький… Да уж, — подумал тогда Ветерок, — кажется, про них ты говорил то же самое, и вот где они теперь: зарыты глубоко под землей. Пропустим тот момент, когда к нему в сон буквально заявилось два вполне живых мертвеца. Это потрясение он пережил с завидным спокойствием, начнем с другого. /// В одну из их тет-а-тет тренировок, Снегоухий валит Ветерка на землю и кубарем катится с ним по поляне. — Попался! Тебе очень повезло, мелкий, что я — не Звездолом. Осталась бы от тебя одна шкура, — пыхтит Снегоухий. — Только и можешь, что языком молоть, — выдавливает из себя Ветерок, пока его голову с силой придавливают к земле. — Ну-ну, — Снегоухий давит чуть сильнее и Ветерок взвизгивает. — Будем считать, что победа за мной, — ухмыляется белоснежный кот. Ветерок, яростно вздыбив шерсть, метко бьет соперника лапами по животу. — То есть, — шипит он сквозь зубы, — ты меня жалеешь? — Не обольщайся. Ау! — Ветерок особо сильно пихает его под дых и, быстро перевернувшись, высвобождается из крепкой хватки. Снегоухий, наконец, отходит от ученика. Ветерок отворачивается на одно мгновение, чтобы вылизать рану — его сшибают с ног; зубы клацают, когда затылок ударяется о влажную землю, боль отдается в плечах. Снегоухий, обдав его теплым дыханием, кусает в шею. — Кто-то говорил, что тренировка окончена? Брызгает кровь. Снегоухий лениво отрывается от своей жертвы, широким мазком слизывает с лап мелкие капли и отстраняется. Ветерок считает белых мушек перед глазами; судя по вязкой, медленно стекающей крови, артерия не задета, ну и ладно. Он уже хочет выдавить из себя еще один язвительный комментарий, как вдруг мурашки табуном бегут по шее, заползая под кожу. (Мурашки?) — Ты…ты же мертв. Снегоухий раздраженно дергает кончиком хвоста. — Да неужели? Кроху Ветерка осенило, что его друзья, с которыми он играется на полянке, все мертвы! Иронично, не находишь? — Да я не об этом. Почему ты…теплый? Ты дохнул на меня теплым воздухом! — Идиот. Я тебе камень что ли? Чего это мне быть холодным? Я такой же как и ты, из плоти и крови. Считай, что живу подальше, а так… — короткий смешок. — Такой же как я, — задумчиво тянет Ветерок. — За что тебя сюда сослали? Едва поднятая голова вновь с глухим стуком встречается с землей. — Не твоего ума дело, — шипит прямо в морду. — Просто молчи и радуйся, что ты еще жив. Снегоухий сверкает бледно-голубыми глазами и резким скачком взлетает на дерево. — Завтра общая тренировка с Бесхвостым, — кидает вслед. Правильно выразился Снегоухий. Ветерок считал обитателей Беззвездного края не иначе как…камнями? Мертвыми, без чувств, эмоций и желаний. А оно вон как. (Хотя и мышь может назвать себя ястребом, но от этого она не перестанет быть мышью.) Ветерку ничего не остается, кроме как принять положение вещей. /// Бродя на следующей неделе по Сумрачному Лесу, он находит Искролапку, намертво вцепившуюся в берег реки, в которой ее топит Кленовница. И, ну, зная Кленовницу, она может ее убить. (Ебаные грозовые коты — вечно их надо спасать.) Искролапка явно, явно сдавала позиции — хватка когтей ослабевала, и она уже почти не пыталась вырваться из удушающих лап. (Где чертов Коршун, который вечно вокруг нее крутится?) Сегодня у нас Ветерок играет роль ангела на полставки — спасает маленькую (?) и беззащитную (?) девочку от лап злого серого волка. Кленовница, не ожидавшая удара со спины, с громким всплеском летит в воду. — Дрянной комок шерсти! Я доберусь до тебя, только ты останешься один!.. — вопит она, пока течение зловонной реки не уносит ее из виду. Искролапка выглядит неважно. Какого черта она делает в Сумрачном Лесу, когда тренировки у нее через день, а последняя была вчера? Ветерок убеждает себя, что это не его дело. — Хей? — только и говорит он. Искролапка бросает на него уставший взгляд и, откашляв воду, кивает. — Спасибо. Вот так, видимо, и заводят друзей. (Спасая их от призрачных полубезумных кошек.) /// Его конкретно так заебал Грач. 《Мы поможем тебе убить его. О, конечно, поможем — ты только делай, что мы говорим, будь нашей собачкой, и ты всем отомстишь, да-да, кроха Ветерок.》 Звездолом, кажется, появляется пчелой, засевшей в мозгу. 《Будь нашей пешкой и пробьешься в дамки.》 Червь, въевшийся в разум. 《Убей его. Убей его. Убей его.》 Ветерок огрызается на Грача и стонет сквозь стиснутые зубы. Звездолом на следующей тренировке ломает ему ребро. /// Искра подставляет плечо почти мгновенно; ее глаза — почти такие же, как у Снегоухого, голубые и льдистые — сверкают яростью. — Ты его чуть не убил! — шипит она глухо (или это ее настоящий голос?), — а я напомню, мы тебе еще нужны. — Не распускай сопли. Думаешь, раз стала воином там, то можешь командовать тут? Ветерок не хочет втягивать ее в это, и это желание полосует его живот. — Порядок, — говорит. — Не вмешивайся, — уже тише. Но Искра всегда была упрямицей. — С него достаточно на сегодня, — ее голос не дрожит, и Ветерок в тайне очень благодарен ей за это. Она сильная и стойкая, и не такое видела, с ней-то он точно будет в безопасности. — Я отведу его домой. — Еще одно слово — и клянусь, ты пожалеешь. Звездолом напрягает спину, и мышцы играют под истертой шкурой. Ветерок клыками одурело в лапу свою впивается — белая кость, торчащая из-под темно-серого бока, выглядит отвратительно. Искра невозмутимо взмахивает хвостом. — Пошли отсюда, Ветерок. Помогает встать, придерживая за загривок; почти не выдает своего страха и медленно пятится к выходу. Ветерок помнит только резкий прыжок на периферии зрения, огромную лапу, а после — Искра корчится на земле, с тревогой хватаясь за глаз, а ее тонкая серебристая морда, кажется, расчерчивается параллельными полосками крови. (Пиздец.) Снова мелькает какая-то фигура и Ветерок инстинктивно отшатывается — все начинает бледнеть и расплываться, краски теряют цвет. — О боже… Искра?! — повторяется эхом в его голове низкий рык Коршуна. — Ну вот опять, — уныло тянет Бесхвостый. Снегоухий в конце поляны равнодушно сощуривает взгляд. — Сам виноват, — говорит одними губами, но его хвост метается из стороны в сторону, а лапы напряжены и дрожат, словно он хочет бросится вперед, но… Камень, — думает Ветерок, — не иначе. А ещё. (За что он попал в Сумрачный Лес?) /// Ветерок просыпается в племени на своей подстилке, с сотрясением, сломанным ребром и расколотыми чувствами. Он визжит, еще не до конца проснувшись, и воины вокруг него вскакивают со своих мест. — Ветерок, — это Головешка, что спал на соседней подстилке, — Ветерок, что случилось? О, пресвятые предки! — кот переходит на крик и отворачивается, увидев торчащую кость. Боль закладывает уши. Вокруг мелькают шкуры взволнованных соплеменников и Верескоглазка почему-то плачет. Ветерок стонет и отключается. Еще целый месяц он доказывает матери, что просто вышел поохотиться и напоролся на собаку. /// Совет начинался вполне прилично, но вот Однозвезд опять обвинительно рычит на Огнезвезда, а тот шпарит холодным ядом, и, о боже, вы можете просто потрахаться уже, нет? Это выглядит убого. Огнезвезд смотрит на Однозвезда хищно, заинтересованно, говорит властно и отстраненно, в каждом движении подавленные чувства. И Однозвезд такой же, только злость свою не прячет, а выплескивает. Это больше похоже на просьбу о помощи, и во что вообще скатилось их племя? Ветерок был бы лучшим предводителем. Львиносвет с края поляны приобнимает Пеплогривку, Воробей непривычно тепло лыбится Остролистой (о боже, она жива, кто бы, блять, мог подумать), и становится совсем уж мерзко от Грача, треплющегося с Белкой. Искра, получившая рваный шрам через левый глаз, терпит болтовню Шмеля. Кот смущенно лижет ее в загривок, она вскидывает голову и смеется — какой-то вопрос костью встревает у Ветерка в горле, но, опять-таки, это не его дело. Покидая Совет, он, как никогда, чувствует себя одиноким. /// Когда Ветерок, уставший и измотанный до полуобморочного состояния после очередного испытания («Кто первый столкнет Ветерка с обрыва — победил! Игра началась, детишки!»), идет к выходу, он не сразу понимает, что видит. Звездоцап лениво вылизывает уши белоснежному коту, а тот спокойно покоится у него на лапах; от картины веет такой идиллией, что Ветерок на долю секунды забывает, где находится. Кот тихо мурлычет, а Звездоцап, кажется, улыбаясь, тихо говорит что-то в ответ. У Ветерка ком встает в горле, в мыслях — хаос. (Господи, нет. Снегоухий? Какого черта. Не он?) От шкуры белого кота идет едва заметный равномерный звездный блеск; Ветерок вздыхает с облегчением и укладывает вздыбившуюся шерсть. Звездоцап поднимает мощную голову и резким движением хвоста приказывает ему убираться. Белый кот поворачивается. Один глаз у него синий, а другой — янтарный. — Ох. (Сын той самой Синей Звезды? Или…племянник. Точно. В Сумрачном Лесу? Нежится со Звездоцапом? Что-то точно не так в этом ебаном мире. Да уж. Не хватает только цветочков и романтичного пения пташек.) — Да-да, Ветерок. А теперь съеби, — закатывает глаза Звездоцап. Белый кот успокаивающе лижет того в плечо и подмигивает Ветерку. Ветерок благодарно кивает и убегает прочь. К хуям. Кажется, где-то на этом моменте его стойкое убеждение о камнях дает сбой. И сначала ничего не меняется. Старый паттерн — тренировки, рявканья со Снегоухим, адские гонки с Искрой через весь Сумрачный Лес, в попытке выжить еще хотя бы пару минут. Вот сейчас Звездолом объявил кошки-мышки, и, к их огромному несчастью, Искра и Ветерок — мышки. И если их найдут — разорвут в клочья. Ветерок бежит за своей подругой по пятам, время от времени задевая носом ее изломанный хвост. Колючие ветки кустарников то и дело срывают с них клоки шкуры, но в сравнении со всем остальным, это — пустяк. Они петляют по бесконечным тропинкам, словно кролики, меняя направление, стараясь запутать своих преследователей. Наконец, возле большого, расщепленного надвое дерева, находится нора, прикрытая почти голым кустом. Убежище откровенно говоря никакущее — но они бежали без остановки с самой тренировочной поляны, и Ветерок уверен, что сделай он хотя бы шаг — упадет замертво. — Сюда, — коротко бросает Искра и едва ли не заталкивает Ветерка в углубление. Они тяжело дышат, с носов капает пот. Проходит минута, две, а топот лап, что не прекращал преследовать их, стихает. — Они потеряли наш след? — едва слышно, словно боясь спугнуть удачу, спрашивает Ветерок. Искра неуверенно качает головой и приоткрывает пасть, втягивая воздух. — Я чувствую их запахи, но не могу понять, где. — Лишь бы нам повезло. И они сидят, напряженные словно струны, готовые к своему приговору. Молчание затягивается. — Так…почему ты сюда попала? Когда ты сюда пришла, итак была очень сильной и побеждала воинов, крупнее тебя в разы. Искра сначала не отвечает. Потом внимательно окидывает взглядом Ветерка, словно вчитываясь в его мысли, и произносит: — В моем племени…у меня, в общем, есть сестра. Думаю, ты ее знаешь — Голубка, — Ветерок сосредоточенно кивает. — И она, — Искра делает паузу и кривится, — особенная. И меня всегда видели как ее тень. А здесь моей сестры нет. И все видят меня, понимаешь? Ветерок удивленно моргает. — Я и до этого знал какая ты, — вкрадчиво говорит Ветерок, — умная, смелая и хладнокровная, отличный боец и подруга. Да, тут ты становишься лучше, но ведь и сдохнуть на раз-два можно! — За все приходится платить определенную цену. — И ты готова заплатить своей жизнью? — Если это потребуется, — бесстрастно отвечает она. — Лучше умереть, чем жить жалким эхом своей сестры. Вдруг ее уши становятся торчком, а зрачки расширяются — она смотрит на что-то за спиной Ветерка. Кого-то. Сквозь тонкие черные ветки кустарника отчетливо видны сверкающие торжеством глаза Муравьятника. — Они здесь! Сюда! — Блять, — Ветерок дрожит. У него не осталось сил на драку. — Беги. Я их задержу. — Их семеро. Ты не справишься одна. — Тогда атакуем первыми. На счет три выпрыгивай. Ветерок кивает. Это был их единственный шанс на спасение. — Три! Искра резким толчком кидается на Муравьятника, впиваясь тому в ухо и расцарапывая глаза, Ветерок нападает на Жуконоса. Ветерок не успевает даже толком прицелиться — его сбрасывают на землю. Яблочница и Тонкокрылый нависают над ним с нескрываемой злобой во взглядах. Кот обмякает, как его учили, а когда хватка ослабевает — вырывается и поднимается на задние лапы, полосуя передними спины своих соперников. Искоса он видит распластанное тело Муравьятника (хорошая работа, Искра!), но их все равно осталось шестеро. Против двоих. Жуконос, куда больше его в размерах, прыгает сбоку, подминая под себя. Кровь застилает Ветерку глаза, пока Жуконос рвет ему живот, а Яблочница впивается клыками в лапы, не давая сопротивляться. Искра оттаскивает ее за загривок и швыряет прочь, как кучку листьев. Ветерок не успевает предупредить подругу — на нее со спины кидается мелкий костлявый ученик, впиваясь в горло, и кошка, стараясь его скинуть, падает. Ветерок понимает, что умереть вот так — разорванным этими котами, жалкими падальщиками, — хреновая участь. За спиной Жуконосого вырастает высокая белая фигура, оттаскивает кота, как пушинку, за шкирку и усмехается. — Хороший у вас тут праздник, котятки, ничего не скажешь, — Снегоухий вгрызается в плечо Яблочнице и резким рывком опрокидывает ее назад. — Хватит, убьете наших лучших учеников — с вас потом станется. Идите лучше по домам. — Убить их — приказ Звездолома, Снегоухий, — хрипло рычит Яблочница, слизывая кровь с лап, — это была наша тренировка. — О, так до тебя не дошло? Он хотел насладиться зрелищем, как я и Коршун после этого будем медленно раздирать вас на части, — тихо, с отчетливой угрозой шипит он, склонившись над бурой кошкой. — Уж поверьте, ему бы это доставило огромное удовольствие. Марш по своим племенам! — рычит он. /// Ветерок спит без кошмаров почти шесть дней; на седьмой — лапы сами ведут его в Сумрачный Лес, по дороге, устланной трупами. Тени кричат ему что-то вслед из-за деревьев, и злость застилает глаза. Остролап приказывает ему вскрыть глотку Пестроцветик, и обычно он бы этого не сделал, но лапы так чешутся, и, к тому же… (Всем плевать.) Ее дух, прекрасный и сияющий, легко поднимается в воздух и растворяется в небесах, направляясь в Млечный Путь. Тьфу, — сплевывает Скопа, — не наша. — Нда, — Звездолом поворачивает голову к Ветерку, — хорошая работа. В следующий раз проворнее подрезай задние лапы. Искра, прорывается через ряды воинов, вмазывает ему оплеуху и кричит, срывая напрочь голос: — Какого хуя? Что ты, блять, наделал?! Ветерок не знает, что она имеет в виду, но шкурой чувствует мощнейшую волну ненависти и невольно пятится назад. Он пытается что-то сказать в свое оправдание, но кошка замахивается и с силой бьет его по морде. — Ты убил мою лучшую подругу! — Прости! Я-я… Новый замах, — но — Коршун хватает ее за загривок и мягко, как котенка, оттаскивает назад. — Я прикончу тебя, — в ярости шипит Искра напоследок. — Тебе не жить, паршивая лисья душонка. Вдалеке Кленовница заходится адским хохотом. /// Через пару недель Снегоухий чуть ли не силком затаскивает его в кусты у гнилой реки Сумрачного Леса. Ветерок уже хочет похабно пошутить, но у Снегоухого тревога плещется по краям зрачков, и он решает помолчать. — Слушай сюда. Грядет война между живыми и мертвыми. Вас заставят сражаться против своих, за отказ — убьют. Тебе нужно бежать отсюда, пока не поздно. Ветерок спешно округляет глаза: — Что? Нет…мы же тренируемся здесь, чтобы стать сильнее! Снегоухий уши к голове прижимает и голос его звучит непривычно бегло и резко: — Ты не настолько идиот, чтобы в это верить. — Но ведь… — Ты сам знаешь, кто и за что в этом лесу. Кленовница… — Плевать на Кленовницу, эту чертову психопатку. С ней все ясно. Я ничего не знаю о тебе, — с нажимом произносит Ветерок. — Я не хочу, чтобы ты знал. Ветерок почти чувствует, как Снегоухому хочется выплюнуть язвительное «придурок» в конце фразы, но он этого не делает. Снегоухий в последнее время вообще много чего не делает, но еще больше он делает — особенно то, что ему вообще не свойственно. Вот как сейчас — давно у них милые посиделки у речки организовались? Ветерок что-то не припоминает, как вступил в кружок «пикничок с убийцей», хотя это было бы забавно. — Я не хочу чтобы ты знал, за что я тут, — повторяет Снегоухий. — Почему?.. — Я…беспокоюсь о том, что ты обо мне думаешь. И о тебе тоже, — шумный выдох, — беспокоюсь. — И поэтому позволил Звездолому рвать меня на части? — намекает Ветерок на тот случай. — Ты и твоя подруга тогда нехило разозлили его, — Снегоухий замолкает и опускает голову, — не важно. Извини. Он молчит еще пару секунд, а потом тихо признается: — Я струсил дать ему отпор. Хотя должен был защитить тебя, чувствовал, что должен. Оба замолкают. Снегоухий, очевидно, понял кое-то важное: ему не наплевать. И это больно, потому что он так не привык. В этот момент, как никогда прежде, Ветерок понимает — Снегоухий жив. — Тебе лучше уйти. Ветерок облизывается. (После такого-то и уйти? Даже по моим меркам это было бы весьма невежливо.) (Хотя, Верескоглазка явно хочет стать моей парой. После такого грандиозного предательства она меня не простит. Все могло бы быть иначе: проще, лучше…но я так не хочу. Да что уж там. Попросту не смогу.) — Я остаюсь. Помирать — так с музыкой. Снегоухий едва заметно улыбается (пресвятые предки), делает шаг вперед и утыкается головой Ветерку в плечо. Где-то в глубине души сразу становится теплее. /// — Вы готовы, мои воины? — Да! — взревела толпа призраков. Коршун, наблюдающий за отцом, раздраженно фыркает. — Ты помнишь, чему я тебя учил? — оборачивается он к Искре. — Да. — Примени свои лучшие навыки. Искра решительно кивает. В ней силы духа на весь Сумрачный Лес, и Ветерок очень надеется, что она притворяется. Он бы со стыда сгорел, если бы озвучил это, но Искра — хорошая. (Лучшая кошка, из всех, с кем я дружу… дружил. Прошу, Звездное племя, образумьте ее! Она ведь не кинется на своих же, правда? Не кинется ведь…) По Сумрачному Лесу тут и там бегают коты, тени шелестят за безлистыми деревьями, словно сам Лес, такой же мертвый, как и его обитатели, отсчитывает секунды до предстоящей бойни. — Выстраиваемся в ряды! Атака с минуты на минуту! Ветерок отыскивает глазами Снегоухого и кивает ему. (Мы не умрем сегодня.) — Первый отряд возглавляет Скопа. Вперед! Второй отряд — приготовиться! Ветерок срывается с места. Отсюда, где они собрались, до лагеря Грозового племени совсем чуть-чуть. Через считанные секунды прольется первая кровь. /// Коршуну вскрыли глотку. Ну, как вскрыли — сам виноват, вообще-то; полез на Остролистую, внучку того самого Огнезвезда. Он ее холил и лелеял, во снах, небось, видел, как племя ей передает. Конечно, предводителю не понравилось, как его принцессе и надежде всея Грозы отрывают голову от шеи, блин. Грач тащит ее к Воробью — наверное, правда думает, что его дочь-полукровку еще можно спасти. Ветерку мерзко и тошно. Изломанное тонкое тело Остролистой до ряби в глазах похоже на его, — Ветерка — тело. — Сестра, — он не знает, почему в горле стоит ком и откуда в его гребаном сердце взялось сожаление. Ветерок провожает ее глазами и замирает, забившись в угол — раны болят нестерпимо. Нет сил на то, чтобы подойти к Коршуну, нет сил даже на еще один вздох. Но он знает, что кое-что сделать необходимо. У Коршуна в глазах слезы и последняя, немая просьба — Ветерок понимает все слишком хорошо. Кот, ковыляя, выбирается из-за какой-то палатки в Грозовом лагере и из последних сил кидается в лес. Искру он находит сражающейся с Бесхвостым: она впилась ему в горло, а тот скручивается в предсмертной болезненной судороге. Ветерок впечатленно вздыхает. (Вау, Искра, я бы определенно назвал это твоими лучшими навыками.) И Ветерок чертовски рад. Искра, чудесная Искра на стороне племен, слава всем предкам. Он убил ее лучшую подругу, но, черт, честно? У него не было выбора. Ветерок встречается с ней глазами и медленно моргает, показывая, что не намерен сражаться. Она скалится, желая напасть и добить ослабевшего бывшего друга, но Ветерок опережает: — Коршун умирает. Искра равнодушно дергает хвостом, делая шаг с выпущенными когтями. — Искра, ты не понимаешь! Он умрет навсегда, черт возьми! Он же призрак, забыла? И он тебя любит, святые предки, хотя бы попрощайся с ним! — кричит Ветерок, внутренне сжимаясь от отчаяния. Она тут же меняется в лице. — Где он? Ветерок ведет ее за собой. Когда они приходят, там уже стоит Снегоухий, который делает шаг назад, увидев Искру. Коршун улыбается так сильно, что вот-вот засветится, и Ветерку от чего-то колет под ребрами. Коршун лижет ей щеки и хочет накрыть своим хвостом — но он очень, очень плох. Рана выглядит зияющей пропастью, он едва дышит. — Трагичное прощание, хах? — хрипло, едва дыша выдыхает он. Искра кладет лапу ему на щеку и замирает. — Никакого трагизма, — заверяет она. А потом: — ты же не умрешь, правда? — спрашивает с тающей уверенностью. — Не велика потеря, — пожимает плечами Коршун. И Искра, словно вдруг прозрев, как шелуху теряет всю ядовитость и холодность. Впервые после смерти Пестроцветик, Ветерок видит у нее хоть какую-то эмоцию кроме слепой ярости. Искра сожалеет. И черт знает, о чем именно, — но ее голубые глаза затуманиваются пеленой и она отворачивается. — Воинский закон говорит мне добить тебя, — она едва шепчет, — и это будет правильно. Коршун, как побитая собака, трется о ее лапы носом, зарываясь в серебристо-белую шерсть, а кровь с его шеи стекает Искре на щиколотки. В его глазах мелькает решимость, последняя надежда. И Ветерок знает, что сейчас произойдет, но тихий, сорванный голос Коршуна все равно разбивает ему сердце. Он ощущает себя лишним в этой мизансцене, словно подкинутый к чужой матери котенок. — Искра, я люблю тебя. Клянусь всем своим сгнившим сердцем — я люблю тебя. На последнем «люблю» Искру пробирает дрожь и она выпускает когти. (Она сделает то, что должна сделать.) — До этого я даже не знал, что можно любить кого-то так сильно. Искра не отвечает. — Давай, — хрипит Коршун. — Но смотри мне в глаза. И Искра выполняет его последнюю просьбу — не отрывает пристального ледяного взгляда. Одна секунда — когти завораживающе сверкают на полуденном солнце, — Искра добивает Коршуна. Мысль ясной стрелой пронзает сознание Ветерка. (Она ведь тоже его любила.) (Платонически или романтически, но они были связаны. Убив его, Искра убила и частицу себя.) — Говорил я тебе, что бегать за живыми — плохая идея, — цокает языком Снегоухий. Ветерка удивляет, что он даже не пытается помешать Искре, только язвит очередные глупости. Коршун делает судорожный вдох, с противным влажным свистом втягивает воздух и вдруг как-то совсем нелепо опадает; взор его меркнет, шерсть рассыпается, словно листья на осеннем ветру. Слой за слоем, грозный Сумрачный кот превращается в жалкую горку песка. — Так и будешь стоять и смотреть, как я одного за другим убиваю ваших воинов? — низким голосом интересуется Искра у Снегоухого. Тот смеется, облизывает лапу и проводит за ухом. — Искра, дитя. Сумрачному лесу не победить — и это было понятно с самого начала. Искра хмыкает. — Искра убила Коршуна! — рычит Ежевика. — Молодец! — доносится крик Огнезвезда с другого конца поляны, — я знал, что она настоящая воительница Грозового племени! (И все же — Искра была права. «За все приходится платить определенную цену». Интересно, смерть ее любви достаточная цена для признания в племени?) Некомфортная тишина повисает между двумя котами, одним призраком и останками их общего друга. — На помощь! — Верескоглазка врывается в Грозовой лагерь, — племя Ветра оттеснили к лесу и зажали в кольцо! Нам срочно нужны еще воины! Искра с Ветерком переглядываются. Кошка, не раздумывая, бросается за Верескоглазкой, а Ветерок еще секунду медлит, не сводя янтарных глаз со Снегоухого. — Что такое, мелочь? — раздраженно фыркает он. — Ждешь моего одобрения? Ты нужен племенам, Ветерок. И ты всегда был на стороне мнимого добра. Снегоухий неловко ведет плечом, а потом добавляет: — Только…будь осторожнее. Не то чтобы я волнуюсь, ты отличный боец. Просто… — он замолкает и вместо слов коротко лижет Ветерка в щеку, — беги. И Ветерок, преисполненный силы, как никогда прежде, бросается в свое племя. /// Дела Ветра плохи — Ветерок едва переставляет лапы, стараясь не наступить на трупы своих соплеменников. Однозвезд жалко жмется у корней сосны. Его располосованное кровью тело дрожит. Ветерок ежится от этой картины, но перебарывает себя и подходит к предводителю. — Вставай, нам нужно уйти, — шепчет он, стараясь не привлекать внимание. — Быстрее, давай. Однозвезд стонет, не открывая глаз, и оседает на землю. Ветерок паникующе дергает хвостом — у их предводителя осталась последняя жизнь, и он не должен умереть, не в этой битве, когда ему столько предстоит сделать! — Прошу-у. Звездные предки, умоляю вас, пусть он не умрет, — едва слышно шепчет Ветерок. — Ветеро-ок, — раздается хищный оклик, — трусливая падаль! Предатель! Ветерок оборачивается. Звездолом бросается на него и обваливает своим весом, придавливая к земле. Он удерживает Ветерка в таком положении, а потом медленно поднимает голову на Однозвезда. — Хочется жить, правда? — шипит он. — Ну, у тебя есть шанс. Убей Однозвезда и я пощажу тебя. Однозвезд распахивает глаза и в ужасе смотрит на Ветерка. Повисает тишина. Однозвезд сглатывает, не в силах сказать и слова. Зловонное дыхание Звездолома опаляет Ветерку морду. — Нет, — говорит он четко и со всей силы бьет Звездолома в живот задними лапами. Звездолома отбрасывает назад, но он смеется и прыгает на Ветерка вновь. Одной лапой он прижимает горло Ветерка к земле, а когтями второй впивается в живот, медленно оставляя огромную рану. Боль, такая сильная, что Ветерок даже не может проскулить, скручивает все его тело. Темнота застилает взор. Он бьет всеми лапами, уже не целясь, а просто пытаясь выжить. В конце-концов воин обмякает и Звездолом довольно отворачивается. — Ну что же, — скалится он в лицо Однозвезду, — твоя очередь. Однозвезд поднимается, готовый защищаться из последних сил. Он вздыбил окровавленную шерсть и зашипел, вжимаясь в дерево. Загнанная в ловушку добыча всегда сражается как сумасшедшая. Но тут Звездолом издает удивленный хрип и падает прямо у лап Однозвезда. Это Ветерок — сбив кота, он целится в шею гиганта, впиваясь клыками в пульсирующую жилку. Звездолом неповоротливо изворачивается, но Ветерок куда меньше и ловче его, поэтому он быстро отскакивает и снова нападает со спины. Кот запрыгивает ему на плечи, находит когтями свой же укус и раздирает его еще сильнее. Звездолом издает пронзительный визг и рассыпается. /// Ветерок тяжело переводит дыхание и недоверчиво моргает, не в силах поверить, что действительно смог убить одного из главарей Сумрачного Леса. Кот пошатывается и едва не падает: лапы подгибаются от усталости, а все тело захлестывают волны боли. Снегоухий возникает тут как тут. — Я отведу тебя к медику. — Пустельга, — подает голос Однозвезд, — в Речном племени. — Значит придется идти к Воробью, — отрезает Снегоухий. — К Воробью? С-с ума сошел? Я же…да он ведь мой брат. И-и… — Это был не вопрос, — полыхает он глазами. — Мне плевать на ваши детсадовские разборки. Ветерок упрямо не двигается с места и кидает взгляд на Однозвезда. — Я справлюсь, — говорит предводитель, — спасибо. — Ну же, — Снегоухий заметно смягчает голос, — они и без нас выиграют. (И без нас выиграют? Ты вообще за кого воюешь?) И глядя на то, как Метеор прижимает Звездоцапа к земле, а Пятнистая Звезда добивает его, Ветерок понимает, что Снегоухий прав. — Ладно. Снегоухий, осторожно придерживая Ветерка хвостом, довел его до целительской пещеры. Ветерок заглядывает во внутрь, и желудок словно скручивается в тугой узел: Воробей плачет, склонившись над Остролистой. На шее той такая рана, что пол медицинской палатки пропитан алой кровью, бинты не сдерживают края. (Да Коршун, по сравнению с ней, был живее всех живых.) — Воробей… — тихо зовет он, и в горле пересыхает. Целитель принюхивается, и его слепые глаза вспыхивают безудержной яростью. — Вы…вы убили ее! Я знаю, что ты, кусок падали, сражаешься за Сумрачный Лес. Это вы убили мою сестру! — Нашу сестру, — ошеломленно тянет Ветерок. — Она тебе не сестра и никогда ей не была! Так же, как и я тебе не брат, — цедит он сквозь зубы. — Если ты пришел за помощью, то знай: я не стану помогать тебе. Когда ты сдохнешь, мне это будет только в радость. Ветерок сжимает челюсти и впивается когтями в траву. Глаза медленно, но верно застилает черная пелена. Ветерок чувствует как в горле начинает першить и сплевывает. А потом сам же отшатывается — на жухлую траву приземлился алый сгусток крови. У Снегоухого от этого зрелища ломано дергается хвост, но он упорно делает вид, словно не видит состояния Ветерка и прижимает его сильнее к себе. — Воробей, пожалуйста, — говорит он, — Ветерок сражался со Звездоломом и убил его. Прошу, сделай что-нибудь. — Ты еще кто такой? — надменно поднимает бровь. — Выметайтесь отсюда оба. — Его друг. Скорее всего любовник — в будущем. Семья. Слышал что-нибудь об этом? — голос Снегоухого не дрогнул. Ветерок поднимает на него замыленный взгляд. (Друг, любовник, семья.) (Ох.) — Слышал. Но тебе не верю. Потому что Ветерок любить не умеет. — Воробей…я любил Остролистую. Еще один алый сгусток приземляется перед лапами, зрение сужается в узкий тоннель; Ветерку, как никогда, плевать на собственные раны. (Если это будут мои последние слова — пусть. Мне действительно не о чем жалеть.) — Я любил Сумеречницу, своих умерших сестер, бабушку и дедушку…я любил Корявого и Пустельгу… Искру, Когтегрива… Ресницы захлопываются сами собой, и на последнем вздохе он произносит: — И я люблю тебя, Снегоухий. /// Ветерок приходит в сознание гораздо, гораздо позже. Его веки налиты свинцом, и он едва их открывает. (Раз мне так херово, значит, я жив.) Над его головой — светлое голубое небо, словно не было войны, словно вообще ничего еще не было. Солнце сияет из-за облаков, создавая приятную тень. Его первое воспоминание было под таким же небом — он и две его сестренки резвились недалеко от детской. Грач сидел рядом, присматривая за ними, а Однозвезд гордо называл их будущим племени. Сумеречница, кажется, тогда ушла на охоту, а когда вернулась — дала им огромную полевку, чтобы играть. Неожиданно для самого себя Ветерок расплакался. Сестры умерли, Грач с тех пор отдалился от семьи, а Однозвезд наверняка считает его предателем. Вот как оно бывает. Сглотнув ком в горле, Ветерок попытался подняться. — Ветерок! Ты очнулся, святые предки. Как ты себя чувствуешь? — заботливый Пустельга укрывает его хвостом и кладет обратно на подстилку. Ветерок замирает, прислушиваясь к своим ощущениям. Старый шрам на боку зудит, раны на спине и лапах немного ноют. В середине живота пульсирует острая боль, скорее всего было задето что-то важное. (Однако вот он я — паршивейший кот из всех, жив и стою на этой земле.) — В целом — порядок, — заключает он. — Только вот…не помню ничего. Племена ведь победили? — Конечно, — кивает Пустельга. — Мы много кого потеряли, но выиграли эту войну. Тебя дотащил какой-то Сумрачный кот, белый, с шрамом через все тело — жуть. Честно, даже не думал, что мертвый станет помогать живому. Как бы то ни было, тебе очень повезло — он успел как раз к тому моменту, как ты упал в обморок от потери крови. (Снегоухий!) — Он дотащил меня и ушел? — Передал указания Воробья, убедился, что тебе стало лучше и растворился. Думаю, вернулся в Сумрачный Лес. (Значит, он жив. Жив!) — Странно, — Ветерок честно пытается изобразить удивление, — мама тут? — Сумеречница в воинской палатке. Но… Хмуролика. Она погибла, Ветерок. Мне очень жаль. Ветерок заскулил и уткнулся носом в лапы. Его чудесная, милая бабушка. Битва изменила все. Даже если не все еще это поняли — племена никогда не будут прежними, никто больше не будет прежним. — А еще… Воробей сказал мне, что у тебя паренхиматозное кровотечение и повреждена печень. Без него, когда было столько раненых, я бы не справился. У вас наверняка сложные отношения, но он хотел тебя спасти. Даже если в процессе не переставал материться. — Чудненько, — только и выдавливает из себя Ветерок, не зная, как реагировать на полученную информацию. Воробей не считает его за брата и готов был оставить умирать, но в итоге спас. Должны ли из этого следовать какие-то выводы? Ветерок не знает. — Пойду позову Сумеречницу, — неловко мнется Пустельга. — Ты пролежал без сознания в горячке четыре дня. Честно, я и не надеялся, что ты переживешь эти ранения. То есть…и-извини. Я не это имел в виду. В общем, я за твоей мамой. Едва Пустельга выбирается из углубления, в котором он хранит лечебные травы и заботится о раненых, ехидный голос над ухом Ветерка смеется: — Надо же, мелкий. Твои признания не были бредом умирающего, если ты, конечно, понимаешь, о чем я. — А ты тут как тут. Тебе повторить, или из-за этого, — Ветерок лапой показывает на рваный шрам, идущий сквозь ухо и глаз, — плохо расслышал? Снегоухий довольно мурлычет. — О, малыш. Повтори, конечно. Только, — шепчет обволакивающе, — потом. Желательно стоном, в личной обстановке один на один. Ветерок, наконец, оборачивается на своего спасителя. — Как пожелаешь. Только на вопрос один ответь: как ты оказался в Сумрачном Лесу? — Я сам туда пошел, когда мне сказали, что я там склею одного очень милого мальчика с талантом убивать всех направо и налево. Ветерок ничего не отвечает, просто смотрит на него тем-самым-взглядом и Снегоухий тяжело вздыхает. — Я был учеником целителя и подс`ыпал смерть-ягоды тем, кто меня задирал. — И они умерли? — Смерть-ягоды. Догадайся, малыш. — Ох. Снегоухий понуро склоняет голову набок. — Я…это ничего не меняет, — Ветерок быстрее пытается подобрать слова, пока Снегоухий не ушел, — в смысле, это, конечно, преступление; и определенно против Воинского закона, но я понимаю тебя. И принимаю. Таким. Снегоухий вдруг весь напрягается и взгляд его серьезнеет. — Нет, Ветерок. Ты не такой как я. И…тебе лучше ко мне ничего не испытывать. — В каком это смысле «не такой»? Ты вчера сражался за племена, я это отлично помню. И ты спас меня. Снегоухий, — его уши алеют, и он повторяет: — я люблю тебя. Снегоухий замирает. В его глазах — неподдельное удивление. Он наклоняется и касается носа Ветерка своим. — Я всегда был мягкотелым, — шепчет Снегоухий, — или из-за тебя стал таким? Я тоже тебя люблю. И не хочу ранить. Очень не хочу. — Ты и не ранишь. Ветерок мурчит и трется о Снегоухого щекой. — До встречи на той стороне. Теперь там куда просторнее. Меньше народа — больше кислорода, я там почти один, представляешь! — Снегоухий повеселел и не переставал болтать, пока полностью не растворился в воздухе. — Сынок! — на него почти налетела Сумеречница, — очнулся! Позади нее нелепо мнется Грач. Однозвезд, весь в рваных ранах, но с гордым сияющим взглядом стоит рядом с ним. Вновь подняв голову на невинно-голубое небо, Ветерок подумал, что, может быть, это его шанс начать все сначала.