***
8:29. в аэропорту под кондиционерами свежо, почти что прохладно — мине пришлось накидывать на себя кофту, что предусмотрительно была не убрана в чемодан, который уже был украшен единственной за всю его (или всё же мины?) жизнь штрих-кодом и торжественно отправился в багажный отсек по ленте. мюи распирало от ощущений: где-то вдалеке взлетали и приземлялись величественные железные птицы, вывески кафе мелькали в глазах, будто гирлянда на рождественской ёлке. но это японку волновало меньше — она ловила лёгкие шлейфы одеколонов, запахи выпечки и свежесваренного кофе (наверняка любимого миной американо — она ощутила этот нежный вкус напитка, сглотнув). шероховатость паспорта немного жгла руку билетом «осака — сеул», как тогда казалось, в один конец, в новую жизнь. но мине не страшно — этим ощущениям сознание без сомнений даёт зелёный цвет. цвет умиротворения. сеул встречает мину жёлтым цветом. ей нравится абсолютно всё: вывески на корейском (которые, как она с радостью осознаёт, она может понимать — спасибо корейским дорамам и занятиям с самоучителем), ароматы, исходящие от ресторанчиков, свежесть воздуха, ибо в корее чуть прохладнее, чем в японии, мюи это сразу ощущает. она сжимает ручку чемодана и осматривается. — прости. ты мина, да? — обратилась к мине темноволосая угловатая девушка, немногим похожая на слендера из-за роста. мина кивает, и девушка вздыхает с облегчением, — отлично. меня зовут чонён, наён попросила заехать за тобой. — а, наён-онни, — сразу начинает быстро-быстро кивать мина, будто китайский болванчик, и чонён заливается смехом. так мина начинает жить в квартире наён и чонён. домашний самгёпсаль, который девушки традиционно готовят по субботам, отдаёт оранжевым — мине безумно вкусно. гладкость деревянного журнального столика — красна. балет по телевизору отдаёт белым в костях — мышечная память (мина любила балет, пока не ушла из-за травмы). мина звонит по видео сане и момо, делится впечатлениями, тихо вздыхает: хочет таких же тёплых отношений, какие у чонён и наён. сана пожимает плечами — всё возможно. сана оказывается права. в один из субботних вечеров квартира становится громче ещё на один голос: чонён представляет мюи чеён, и её мир взрывается радугой. ю и сон вместе шутят несмешные шутки, на что наён отмахивается, а мина тихо вздыхает — любуется тем, как жвачно-розовые волосы оказываются на лице чеён, хочет их убрать, хочет мягко коснуться родинки под нижней губой, возможно, своими губами. чеён ловит взгляд японки на себе, улыбаясь ещё шире, и та испытывает то, что сана, хитро улыбаясь, позже называет «гейским сердечным приступом» и просит мину не медлить. чеён была частым гостем в доме наён и чонён — как потом мина узнаёт у наён, так всегда и было, пока чеён не уехала на год в киото. мюи всё так же рассматривает сон в надежде на то, что это не так уж и заметно. (она ошибается.) они никогда не говорят — мина-интроверт сидит рядом с наён в роли домашнего кактуса и цепляется пальцами за фиолетовый бархат кожи им. та не против, знает об этой черте мюи. в один из вечеров чеён просто обнимает японку со спины, когда та сидела на диване, скрестив по-турецки ноги, над книгой. копне мягких волос чеён мина даёт нежный, жвачно-розовый цвет — под цвет этой же нежной мягкости. мюи проводит пальцами по бархатистой коже сон, отдаёт насыщенным ягодным привкусом, в голове мелькает то ли малина, то ли клубника. они всё так же не говорят, чеён лишь прижимается сильнее и опаляет горячим дыханием макушку. мине становится теплее.***
волна поднимается, почти что достигает резины кед. мина задирает голову, замечая, как солнце медленно высвобождается из-под облаков. становится теплее и ярче. на плечи опускается ткань, мина готова поклясться, что это хлопок. поворачивает голову — чеён задумчиво смотрит вдаль, будто пытается увидеть берег у бескрайней водной глади. мина отключает уже надоевшую музыку и рассматривает свои колени. — спасибо, чеён-а, — решается разрушить тишину. чеён улыбается, повернув голову. — я подумала, что тебе может быть холодно, — мягко касается руки мины, сплетает их пальцы, мюи задыхается от ощущений, накрывших её с головой. так они и сидят. чеён поглаживает ладонь японки, улыбаясь и смотря на море, мина в ответ поворачивается и касается губами виска сон. за этот год, что они вместе, они научились понимать друг друга почти что без слов. мина была рада этому. — чеён-а? — почти что шёпотом. — да, минари? — девочки не проснулись ещё? — я не обратила внимания, — тихо смеётся сон. — пойти разбудить? мина кивает, сжав руку чеён, и та встаёт, разминая затёкшие ноги и тихо ворча, что на гальке невозможно сидеть. она почти что уходит к их летнему домику, когда мина повышает голос: — погоди! чеён оборачивается: мюи быстрым шагом, хватаясь за полотенце, идёт к ней, а после смыкает в объятиях, и сон утыкается носом в грудь. — утренний поцелуйчик? — бурчит в белоснежную футболку чеён, отстраняется. вместо ответа мина обнажает ровные зубы, начиная улыбаться, мягко втягивает сон в поцелуй, и той приходится встать на носочки. японка целует медленно, осторожно — наслаждается поцелуем, смакует его. чеён же ненасытна: сминает губы быстро, требовательно, будто это последние крупицы воздуха перед смертью. мина отстраняется, напоследок мягко проводя губами по щеке. — захвати полароид, пожалуйста, — и чеён кивает, готовая на всё ради этой ослепительной улыбки и мягких касаний мины вдоль позвонков, излучающих клубнично-красный под подушечками её пальцев.