~~
— Сводки новостей, — говорит Тея, мягко кладя перед ним бумаги. — Спасибо, — машинально отзывается Барри, краем глаза поглядывая на экран своего телефона, разрываемого сообщениями от Фелисити. Она уходит; когда стук ее каблуков смягчается о ковер в коридоре, кто-то удерживает дверь прежде, чем она закроется; Барри ловит перемену звуков краем уха, будто охотничий пес, но не поднимает головы, хотя все его чувства устремляются в сторону вошедшего гостя. — Да? — напряженно спрашивает он; Фелисити спрашивает «ты получаешь мои сообщения?», и на пару секунд он не понимает, кому говорит «да». — Дело наркоторговца закрыто, — приближающиеся шаги; папка приземляется на его стол; Барри вздрагивает и переводит на нее взгляд, будто ему швырнули отрубленную голову. — Пожизненное. Барри блокирует телефон, не глядя, и открывает папку; наркоторговец, который толкал вертиго и едва не сломал ему позвоночник ударом о стену пару ночей назад, теперь должен был беспокоиться только о том, чтобы стены тюрьмы не сжались и не сдавили его собственные кости. Он поднимает взгляд на Чейза; Чейз стоит по ту сторону его стола, опираясь на него, и смотрит на Барри; солнце за спиной Барри светит в высокие окна и ползет золотым светом по столу, очерчивает чужие руки и золотые часы. У него голубые глаза; Барри задумчиво смотрит на него секунду или две, а потом опускает взгляд в папку. Ублюдок смотрит на него с фотографии: пустой взгляд, лицо похоже на череп, обтянутый кожей, сжатый подбородок; Барри захлопывает папку и кладет ее на край стола. — Отличная работа, — говорит он осторожно; Чейз выглядит так, будто за поимку этого наркоторговца мог потребовать продать душу. — Одним подонком меньше. Чейз усмехается одним уголком губ — хищно, резко; он моргает, но это не делает его пристальный взгляд мягче. — Расскажи мне об этом, — говорит он и саркастично добавляет. — Не могу спать, пока не переловлю всех. Барри улыбается. Чейз задерживает взгляд на его лице на пару секунд, как будто никогда не видел Барри улыбающимся и не мог привыкнуть, а потом разворачивается и уходит. Барри смотрит ему вслед.~~
Капельки пота выступают на его лбу; одна из них стекает по виску, и он стирает ее пальцами, когда сдавливает голову — она пульсирует. Он склоняется над раковиной и опирается на нее ладонью, восстанавливая дыхание и надеясь, что это поможет ему с тошнотой, а потом отнимает руку от лица и смотрит на свое отражение. Его зрачки расширены, кожа бледная и блестит; он умывается. «Сукин сын отравил меня чем-то», — пишет он. Ответ Фелисити приходит мгновенно, будто она смотрела в экран в ожидании его сообщения: «симптомы?» «Ерунда. Живой», — отвечает он. Она не отвечает; он представляет, как она цокает языком, раздраженная его отношением к себе. Барри достает из пояса капсулу с антидотом наркотиков, раскусывает и вдыхает порошок, тут же задерживая дыхание. Его легкие разрываются от кашля; он зажмуривается, считает до десяти и склоняется над раковиной, кашляя, прежде чем открывает кран и ополаскивает рот. Телефон вибрирует на краю раковины: «давай не как в прошлый раз». Барри не помнит прошлый раз и не понимает, что она имеет в виду. Он отправляет краткое «ок», чтобы дать понять, что он принял лекарство и возвращается в бункер, а потом убирает телефон и надевает маску и капюшон.~~
«Эта маска — это страх.» Барри моргает, глядя как потолок искажается от света фар проезжающей за окном машины; он не понимает, почему ведет этот мысленный диалог. «Ты боишься. Ты разделяешь себя и Зеленую Стрелу, потому что ты хочешь быть хорошим, но ты боишься методов, которые нужны тебе, чтобы принести мир через войну. Ты окружаешь себя людьми, которые напоминают тебе, что ты хороший, и носишь маску, которая отделяет напуганного и человечного тебя от вещей, которыми ты наслаждаешься, но делаешь вид, что это все ради высшей цели. Ты боишься.» Барри моргает: «я ничего не боюсь.» «Ты боишься меня. Я тебя отражаю.» Барри моргает: «кто — я?» Но голос не отвечает.~~
— Доброе утро, — говорит Чейз, проходя мимо него по коридору и улыбается ему дежурной вежливой улыбкой. Барри останавливается и разворачивается на каблуках, глядя, как он доходит до лифта и исчезает за раздвижными дверьми; Барри проводит языком по своим зубам и идет в свой кабинет; он не понимает, почему чувствует так, будто у него в голове выключатель, который кто-то безостановочно дергает. Его голова вспыхивает и гаснет, вспыхивает и гаснет. Он сваливает это на последствия наркотиков, запивает аспирин водой и откидывается на спинку своего кресла.~~
Кто-то хватает его за горло; пальцы, обтянутые тугой перчаткой, сжимаются на его шее, сдавливают сильно, резко, до темноты. Барри вздрагивает и подпрыгивает в своем кресле от испуга, распахивая глаза; его руки взлетают к горлу, чтобы оторвать чужие пальцы, пока его не задушили, и собственные ногти царапают его обнаженную кожу. Он пытается отдышаться через раскрытые губы и не понимает, что это только что было, но он один в кабинете, никого в комнате и это похоже на реалистичный сон, пусть даже он знает, что не спал. Его потряхивает; он смотрит на аспирин, но не решается выпить еще; вместо этого он закрывает лицо ладонями, опираясь на стол локтями, и тяжело выдыхает.~~
Черный силуэт наступает на него, поворачивая катану в руках, и свет скользит по лезвию; Барри отступает, будто напуганный ребенок, держа лук со стрелой наготове, но не решаясь выстрелить. — Ты боишься меня? — дразнит измененный модулятором голос; Прометей вычерчивает в воздухе знак бесконечности острием катаны, загоняя его в ловушку. Барри моргает, всматриваясь в глаза маски; его руки ощущаются одеревеневшими Он проводит языком по сухим губам и сжимает их. — Тебе хватило смелости сказать мне катиться к черту; почему тебя удивляет, что я вернулся и почему тебя это так пугает? Он делает выпад; зачарованный Барри едва успевает отпрыгнуть назад. Он вздергивает руку и выпускает стрелу, но из-за дерганного движения она уходит в сторону и едва задевает плечо Прометея. Он срывает со своей груди несколько сюрикенов и размашистым жестом отправляет их в Барри, а следом нападает; Барри, пытающийся увернуться от лезвий, не успевает сгруппироваться, когда лук Прометея бьет по спине. Он падает на живот, пытаясь сделать вдох, и чужой сапог опускается на его лопатки, прижимая его к земле. Острием катаны Прометей поддевает край его маски; Барри чувствует, как холодное лезвие касается его лица, и замирает в ужасе, задерживая дыхание. Секунду или две Прометей наслаждается его реакцией. А потом дергает; катана прорезает ткань и кожу Барри. Барри шипит от боли и дергается; Чейз сильнее прижимает его к земле, поддевает разрезанную маску острием катаны и отодвигает; и затем вдруг резким движением пронзает ее насквозь. — Твой маскарад патетичен, — произносит Прометей, чеканя слова, будто робот. — А ты жалок. — Стрела! — звучит крик Дикого Пса. Прометей убирает ногу. — Тренируйся, если ты хочешь меня заинтересовать, — бросает он. — Потому что если я еще раз уложу тебя на лопатки, как мальчишку, я убью тебя. Барри переворачивается на спину, но Прометей уже исчез. Дикий Пес подбегает к нему. — Ты в порядке? — спрашивает он взволнованно. — Ублюдок заглушил коммуникацию, мы все потеряли друг друга. Повезло, что он тебя не убил. Да, — думает Барри и хватается за руку Рене, чтобы подняться. — Повезло.~~
Диггл обрабатывает кровоточащий порез на его щеке; кровь запеклась и стянула кожу. Барри смотрит в одну точку, избегая взглядов своей команды. — Не сочти за грубость, конечно, — произносит Кертис; команда предупреждающе смотрит на него. — Но у него же был идеальный шанс убить тебя. Почему он этого не сделал? Барри кусает губу и морщится; Диггл бросает на него извиняющийся взгляд и продолжает обрабатывать порез спиртом. — Просто порезать тебе маску? Это представление. — Все, что делает этот псих, представление, — говорит Дина. — Ты пытаешься залезть в его голову? Кертис поднимает руки, сдаваясь: — Просто интересно. — Я найду похожую маску, чтобы Барри не расстроился, — шутливо произносит Фелисити, отворачиваясь к компьютеру. — Кто? — хрипло произносит Барри. Она бросает на него взгляд через плечо; во взгляде непонимание — реагировать как на шутку или забеспокоиться. Вся команда недоуменно смотрит на него. Барри проходится взглядом по их лицам и не может вспомнить лицо, которое бы он ассоциировал с этим именем. — Очень смешно, — в конце концов говорит Фелисити. Но Барри не смеется.~~
Чейз улыбается ему, когда Барри входит в комнату с журналистами, чтобы прокомментировать ситуацию с командой виджиланте и новым злодеем, который уже получил свое прозвище в прессе и начал наводнять страницы газет. Барри задерживает взгляд на его лице; он не может заставить себя отвернуться и позволяет чувству дежавю обгрызать его, и Тея вежливо и незаметно встает перед ним, чтобы отвлечь его. Чейз продолжает улыбаться.~~
— Ты в порядке? — спрашивает его голос. Барри моргает; его обостренные чувства выхватили походку за спиной, кого-то, кто приближался к нему; он следил за этими шагами неосознанно, но только сейчас, когда голос вырвал его из задумчивости, он понимает, как много полагается на свои инстинкты. — Работа, — расплывчато отвечает он. Квентин смотрит на него: — Которая? Барри оборачивается на здание мэрии, избегая его взгляда. — Слушай, — вздыхает Квентин, — я давно знаю тебя. Может, не знаю, через что ты прошел на острове, но я знаю тебя. Ты справишься и с этим тоже. Чейз выходит из мэрии и замечает их, он спускается и бросает вопросительный взгляд на Квентина, но тот вежливо кивает. — Дышим воздухом, джентельмены? — спрашивает Чейз и переводит взгляд на Барри. Барри рассматривает его лицо; оно кажется до боли знакомым, но Барри не понимает почему его преследует именно это ощущение, смесь дежавю с амнезией; чувство, что что-то было и у него это забрали. Чейз перехватывает его взгляд и даже не смущается тем, что он такой внимательный. Барри очерчивает его лицо, ресницы, скулы, тонкие губы; он скрещивает руки на груди и переводит взгляд на Квентина. Квентин не вызывает такого чувства. И это, думает Барри, странно.~~
«Барри!» Темнокожая девушка улыбается ему через стол и щелкает пальцами перед его лицом, привлекая его внимание, а потом склоняет голову набок и закатывает глаза. Барри моргает; воспоминание рассеивается — и тут же несколько других обрушиваются на него размытым потоком, будто кадры из фильма, который он смотрел давным-давно и почему-то вдруг вспомнил; он видит темноволосого парня с широкой улыбкой, который протягивает ему кулак; рыжую девушку, идущую к нему по коридору с планшетом, пока стук ее каблуков эхом разлетается от стен; он видит мужчину в инвалидной коляске в очках; мужчину в кожаной куртке, от которого он отстраняется после объятий; он видит лица людей, которых он не знает, — они проносятся перед его глазами за доли секунд, заставляя его задерживать дыхание; он пытается ухватиться хотя бы за одно и не дать ему исчезнуть, но они проносятся и оставляют после себя тишину и пустоту, как будто у него забрали что-то важное.~~
— Выглядишь неважно, — замечает Чейз, пересекаясь с ним в коридоре, когда выходит из своего кабинета. Барри, прислушивающийся к приближающемуся лифту, не отвечает; только устало моргает, вглядываясь в двери так, будто надеясь заставить их открыться своим взглядом. — Знаешь, как они говорят, — мурлычет Чейз, приближаясь вплотную и чуть склоняя к нему голову; его голос опускается — интонационно, тонально; его взгляд скользит с лица Барри на воротник рубашки и галстук, будто режет кожу. — Не дай работе убить тебя, оставь эту честь своим врагам. Он протягивает руку и поправляет галстук Барри, чуть двигает узел под его шеей, глядя на него; Барри перехватывает его взгляд, и подкожными мурашками высыпает острое осознание, что этот полунамек ложится глубже, чем он мог бы подумать. Чейз задерживает на нем взгляд и уходит; Барри провожает его глазами по коридору, не замечая раскрытые в ожидании двери лифта.~~
Он тренируется в пустом бункере; команда разъехалась по домам, и это самое идеальное время, чтобы побыть наедине со своими мыслями и понять, что происходит; и поэтому он бьет боксерскую грушу, едва дыша и уже не чувствуя рук, но боясь остановиться, как будто только так он может выбить все лица из своей памяти. Он бьет грушу, пинает ее ногой, по-кошачьи ловко отпрыгивает назад и ждет ударить снова, но груша раскачивается на цепи вперед-назад, а он не может заставить себя сдвинуться с места. Ему вдруг вспоминается, с какой легкостью Прометей опрокинул его на живот; с какой легкостью он проиграл этот бой, хотя вся команда говорит о нем так, словно они уже сталкивались раньше и не раз. Барри выпрямляется, его руки безвольно падают вдоль тела. Когда? Когда они уже сталкивались? Как можно забыть об этом? Но он не может вспомнить.~~
Зато он вспоминает — как чужие губы касались его собственных; едва ощутимо, горячо, легко; кто-то, кто целовал его несколько раз, чуть касаясь, а потом углублял один из таких поцелуев, напирая, проникая; заставляя горящие чувства прожигать затылок его головы, будто жар течет по стенкам его черепа, стекая ядом с чужого языка; кто-то, кто был нежен с ним как сытая пантера, играющаяся с жертвой до тех пор, пока не проголодается снова. Кто-то, кто заставлял его откидывать голову назад и ловить ртом воздух; кто-то, кто целовал его шею и сжимал на ней пальцы; кто-то, кто усмехался, когда он не мог дышать. Барри переворачивается на бок и отбрасывает одеяло; ему так жарко, что по телу струится пот, но по комнате гуляет сквозняк и его кожа быстро покрывается мурашками. Он отгоняет все мысли и чувства, но что-то внутри изнывает от желания вспомнить все это — и не столько лица, которые вспыхивают в его голове, но человека, который заставлял его так себя чувствовать.~~
Он смотрит фотографии в своем телефоне и компьютере, читает переписки, изучает список контактов и статьи о себе и о Зеленой Стреле — и не помнит ничего из этого. Странно; как будто в один день он просто проснулся тем, кто он есть, и он единственный, на кого это действует, раз другие помнят его прошлое. Как он познакомился с Дигглом? Фелисити? Как он набрал команду? Как он победил своих врагов — Дэмиена Дарка, например? Все статьи говорят, что Зеленая Стрела убил его на глазах у тысяч людей, но как это было? Как умер Томми? Что случилось с Лорел? Он не помнит ничего из этого, даже лиц своих родителей, хотя в его квартире стоит их фото. Кто он такой?~~
— Ты нашла маску, чтобы Барри не расстроился? — сухо спрашивает Барри, спотыкаясь на имени так, что его сердце подпрыгивает в грудной клетке, как если бы он поднимался по лестнице, оступился и покатился вниз. Фелисити даже не оборачивается, стуча по клавишам: — Уже заказала такую же, он даже не заметит. Но вообще я пошутила, я думаю, он поймет. Ему своих психопатов хватает. Барри косо смотрит на нее: — Своих психопатов? Фелисити отвечает ему непонимающим взглядом: — Ты считаешь, у Эобарда Тоуна все в голове было в порядке? Барри хмурится, но не отвечает. — Ты пугаешь меня, — говорит Фелисити и нервно улыбается, не сводя с него внимательного взгляда. — Казалось бы, я прошла через столько всего с тех пор, как мы познакомились, а ты все еще иногда удивляешь меня своими странностями. Она отворачивается к компьютеру; Барри смотрит на ее профиль и кусает губу.~~
Когда Прометей появляется на темной улице перед ним, будто из ниоткуда, из занавеса тишины, Барри сглатывает сухой ком в горле и берет лук в другую руку — не стрелять, но использовать для удара. Прометей молча рассматривает его, прежде чем выдает своим голосом из постапокалиптических и футуристических фильмов: — Удиви меня. Барри не может заставить себя сдвинуться с места. Прометей выжидает несколько секунд, а потом выбрасывает вперед руку резким жестом, и Барри вздрагивает, как если бы сюрикен уже пронзил кевлар и впился в его сердце. Но в руке Прометея ничего нет. Психопат усмехается. — Ты меня обижаешь, — произносит он. И нападает. Барри блокирует его удар; Прометей наносит их резко, мощно, избирательно; он заставляет Барри отступать, не дает ему ни секунды передышки и, в конечном счете, загоняет его в угол; в тот угол, в котором Барри упирается спиной в стену и Чейз заносит лук для удара, но вместо этого вдруг выхватывает катану и протыкает ею капюшон Барри. Барри дергается, но не может сдвинуться; холодное лезвие касается его шеи. — Это все, на что ты способен? — презрительно бросает Прометей. — Скука. Барри сжимает браслет на запястье — изобретение Кертиса; этот браслет вшит тонкими проводочками в его перчатку; он сжимает руку в кулак и бьет, и разряд тока срывается с его костяшек. Прометей отступает назад; Барри выдергивает катану, отбрасывает ее в сторону и начинает нападать. Прометей пятится, блокируя удары, пока не приходит в себя и не начинает отбивать их; он бьет Барри в плечо так, что оно болит, будто от вывиха; боль мешает Барри наносить удары, и Прометей получает преимущество, которое снова заставляет Барри защищаться. — Несколько детских трюков не делают тебя хорошим бойцом, — шипит он. — Покажи мне все, что у тебя есть, или уйди с моей дороги. Он наносит удары; его лук тяжелый и крепкий, и Барри точно знает, что, даже с тем, как кевлар смягчает удары, у него останется море синяков на коже. В конце концов, он не может заставить себя поднять одну руку и не может продолжать бой второй; он прихрамывает из-за боли в колене и едва дышит от усталости; и Прометей сбивает его с ног и опрокидывает на лопатки. Он поднимает свою катану. Барри ждет, что лезвие упрется ему в горло, но Прометей рассматривает его несколько секунд, прежде чем произносит: — Я сохраню тебе жизнь за это. Это мой последний подарок. — Почему не убьешь? — хрипло спрашивает Барри. — Ты знаешь кто я. — Это только добавляет остроты в наши отношения, веришь ты тому или нет, — Прометей склоняет голову. — Не заставляй меня привыкать видеть тебя у моих ног. Он разбивает световую гранату и исчезает во вспышке; Барри моргает, пытаясь восстановить зрение и отдышаться, и чувствует себя так, будто земля вот-вот поглотит его.~~
— Ты в порядке? — спрашивает Дина, пересекаясь с Барри в коридоре мэрии, и понижает голос. — На тебе лица нет. Чьего? — хочет спросить ее Барри, но кусает кончик языка и качает головой: он замечает Чейза и Квентина, которые приближаются к ним. Квентин смотрит на Дину, Чейз смотрит на него. Дина поднимает в воздух папку, которую держит в руках: — Улики по Прометею. — Спойлеры? — спрашивает Квентин и встает рядом с Чейзом, когда тот забирает и открывает папку. — Ноль. Зеро, — Дина пожимает плечами. — Он хорошо заметает следы, сукин сын, — она осекается и бросает взгляд на Барри, а потом на Чейза. — Разрешаю, — говорит Барри. — Я вообще согласен, — отвечает Чейз, читая. Дина сдержанно улыбается и чуть склоняет голову. — Вернусь к работе, — она бросает многозначительный взгляд на Барри. — Мистер мэр. Барри кивает ей и провожает ее взглядом; когда он оборачивается, Чейз смотрит на него, но по его лицу ничего нельзя понять.~~
«Вот так...» Барри чувствует, как чужая рука поглаживает его шею; он запрокидывает голову назад, дыша через приоткрытые губы и поражаясь тому, как что-то глубоко внутри заставляет его поддаваться на чужую ласку и хотеть ее, даже когда он знает, что наслаждение никогда не приходит без боли — не с этим человеком. Голос звучит шепотом, слишком тихо и размыто, чтобы он мог опознать его, как ни пытался. Боясь, что воспоминание ускользнет, Барри пытается контролировать свои эмоции и следить за дыханием по старой медитативной технике, которую он не знает, откуда помнит. У него нет воспоминаний о тренировках и боевых искусствах, он не знает медитаций и не владеет оружием, но то, что он использует — наедине с собой или в костюме Стрелы — похоже на механическую память. Он глубоко дышит, надеясь добраться до воспоминаний и стараясь не признаваться себе, что ему интересно, сможет ли он углубить это воспоминание и понять, кто этот человек. Чужая рука опускается по его груди и животу, вниз, под одеяло. «Не привыкай к этому, — смеется голос, поглаживая его; Барри чувствует сквозь воспоминание, как капелька пота стекает по его виску; ему жарко и он задыхается. — Иначе ты вынудишь меня это забрать, а я буду только рад посмотреть, как ты мучаешься. Понимаешь, о чем я?» И неожиданно для себя Барри понимает чувство, о котором он говорит.~~
Он опять тренируется в пустом зале до изнеможения, пока руки не начнут пульсировать от ударов; он бьет грушу, и бьет, и бьет, и бьет; и почему-то вспоминает полицейский участок и светловолосого парня, который тренировался, пока Барри держал для него грушу. Он вспоминает его улыбку и четкие, сильные удары, которые проходили вибрацией по груше и ощущались даже в его грудной клетке. Он бьет, и бьет, и бьет; и шарахается в сторону, когда Фелисити дотрагивается до его плеча; она остается стоять на месте со своей поднятой рукой и изумленным взглядом, и Барри настороженно смотрит, будто ждет, что она убьет его прямо здесь и сейчас. — Я звала тебя, — говорит она. — Я не слышал, — сухо отвечает Барри, снимая перчатки. Она скрещивает руки на груди: — Да что с тобой не так? Что происходит? Барри не отвечает, отворачивается; он стаскивает перчатки и швыряет их в угол, а потом разворачивается, чтобы уйти. — Оливер! — восклицает она. Барри останавливается. Имя звучит незнакомо для него, ничем в нем не отзывается; это чужое имя, он не знает, как его зовут, но знает, что это не оно. — Оливер, пожалуйста... — добавляет Фелисити, подходя поближе. Барри резко оборачивается: — Это не мое имя! И видит, как ее лицо искажается испугом и удивлением. Но ему плевать.~~
Он не знает, чего ожидает, когда звонит в чужую дверь; не знает, что сказать и как объяснить свой полуночный визит; когда он слышит по ту сторону щелчок замка, все его слова проваливаются из глотки в желудок и сворачиваются там в тугой узел. Чейз не выглядит удивленным, когда видит его. Барри устало трет лицо руками, а потом отнимает их, выдыхает и складывает в почти умоляющем жесте, глядя на Чейза, будто надеется, что это поможет, когда он спрашивает: — Откуда я тебя знаю? Он не сможет объяснить чувство дежавю. Не сможет рассказать о воспоминаниях. Не сможет упомянуть, как вся его жизнь просто испарилась, будто по щелчку пальцев. Он не знает, на какой ответ рассчитывает. Но Чейз скрещивает руки на груди и опирается плечом на косяк, и в его глазах загорается что-то, когда он окидывает взглядом лицо Барри — внимательно, будто видит его впервые, — и вдруг тихо произносит: — Ты не Оливер Куин. Барри со слезами кусает губу и качает головой. И Чейз отступает от порога, пропуская его внутрь.~~
Задумчиво Чейз раскачивает виски в стакане; алкоголь омывает стеклянные стенки, и в этом есть что-то успокаивающе-гипнотизирующее. Настолько, что Барри забывает про свой стакан, пока следит за ним. Он выслушал историю Барри молча, без единого комментария; Барри рассказал путано, спотыкаясь через слово и пугаясь того, как все это звучит со стороны, но чем больше он говорил — тем сильнее он чувствовал, что ему нужно продолжать говорить. Странно, — думал он, глядя на лицо Чейза, — странное чувство дежавю и странно, что это коллега по работе, которому объяснить почему-то намного легче, чем команде и людям, которые были с ним рядом весь путь становления Стрелой. — Я заподозрил по тому, как ты дерешься, — произносит Чейз наконец, глядя в одну точку. — У Оливера свой стиль боя, он равен мне. Ты не смог продержаться даже пары минут против меня. Барри пронзает холодным осознанием насквозь: — Ты Прометей! Чейз усмехается. — Сюрприз, — отвечает он вкрадчиво и одним глотком осушает свой стакан, а потом наливает себе еще. — Не волнуйся, Оливер тоже не сразу свыкся. — Почему тогда он тебя не поймал? — спрашивает Барри, будто ступает на тонкий лед; глаза Чейза сверкают прямо как лезвия — он отсекает этот лед, отпускает Барри дрейфовать в холодной воде, пока его несет одному черту известно куда; одному черту, работающему прокурором и виртуозно обращающемуся с оружием. — Магия, — отвечает он и прохладно улыбается одним уголком губ. — Ловкость рук и пальцев. Барри чувствует, как его бросает в жар; Чейз изучает его лицо внимательным взглядом, прежде чем залпом допивает свой виски, щурится и подается вперед, будто собака, взявшая след. — Значит, что-то ты все-таки помнишь, — произносит он.~~
Барри знает, что это неправильно; что он злодей, которому нельзя доверять, психопат, серийный убийца; что он опасен и каждая минута рядом с ним подвергает Барри опасности — особенно, если Чейз открыто сказал ему, что в схватке один на один он не продержится; и одному черту известно, как настоящий Оливер удерживал его на поводу. Но у черта и вправду ловкие руки, которые обвивают тело Барри раньше, чем он даже успевает осознать, что совершает ошибку — пусть даже ее осознание ровным счетом ничего не меняет; он оказывается в его постели и даже не может свалить это на выпитый виски, потому что его нетронутый стакан остался стоять на столе. Он лжет себе: это хороший способ оживить свою память; как ударом электрошока. Провести параллель, разбудить воспоминания и по цепочке вытащить их все; и наконец расставить все по местам и получить ответы. Он убеждает себя: это ничего не значит; если бы Чейз хотел убить его, он бы сделал это давно. Он чувствует: все его ощущения обострены; когда Чейз кладет руку на его горло и чуть сжимает, Барри чувствует, как напряжение льдинками течет по его позвоночнику к пояснице и заставляет его чуть выгнуться; он касается горячей кожи Чейза своей едва теплой и вздрагивает от этого контраста; и Чейз целует его приоткрытые губы, улыбаясь в поцелуй. Он придушивает; Барри импульсивно хватает его запястье своими пальцами, но не пытается вырваться; Чейз целует его медленно, будто мысленно считает каждый поцелуй; он доходит до четырех и углубляет пятый; и Барри раскрывает губы. Его уносит; он чувствует себя так, будто лед, на котором он дрейфовал, начал таять и он очутился в воде, выбившись из сил и едва борясь с течением, и теперь шел ко дну; он чувствует себя тонущим. Чейз опускается поцелуями по его телу, поглаживая его горло. Барри тяжело дышит и не может восстановить дыхание.~~
Чейз целует его спину, пока Барри одевается, сидя на кровати; он натягивает брюки и поднимается, и Чейз рывком — почти как когтистой лапой — возвращает его назад в постель, опрокидывает на спину и склоняется, чтобы поцеловать; Барри смеется с тревожным звоночком внутри: он понимает, что для Чейза это не шутка, просто он привык добиваться своего. — Мне нужно вернуться, пока команда меня не хватилась, — говорит он. Чейз целует уголок его губ: — Это любимая отмазка Оливера. Ты вспоминаешь, что он говорил? Барри хмурится. Чейз запрокидывает его голову за подбородок и целует его шею; это мешает ему думать. — Нет, — отвечает Барри осторожно; то ли ожидая, что Чейз вцепится ему в глотку, то ли боясь, что в тот момент, как слова сорвутся с его языка, они станут реальными, даже если он сомневается в них. — Я не знаю, как это объяснить, но я делаю некоторые вещи как он. Что-то вроде механической памяти, но... не физическое. Я говорю как он, теми же словами, или... не знаю, — ему тяжело сконцентрироваться; он даже не знает, слушает ли его Чейз. — Это все слишком запутанно. — Ты не Оливер, — говорит Чейз. — Ты хорошо повторяешь его, но ты не он. В нем ощущалась ярость, в тебе ее нет. Если бы я спровоцировал его, он бы обеспечил мне хороший бой и, возможно, я бы даже дал ему победить... тебя я могу разорвать за секунды. Это даже не доставит мне удовольствия. Сердце Барри пропускает удар; он сглатывает — и его кадык движется под губами Чейза, когда тот целует его. Чейз усмехается. — Он меня не боялся, — вкрадчиво добавляет он. — Как ты и сказал, — хрипло произносит Барри, позволяя его руке расстегнуть его брюки и скользнуть в них; Чейз не собирался отпускать его с самого начала, лишь создавал иллюзию, что Барри может уйти, если захочет. — Я не он.~~
Они сталкиваются в мэрии; Чейз замечает его раньше Квентина и сдержанно кивает ему; Барри поправляет галстук, нервничая, что если он неудачно повернет голову, следы горячей ночи на его белой коже откроются для обозрения всем — и самое главное, что это может попасть в прессу. Замечая его жест и точно зная, что он означает, Чейз усмехается и тут же прячет улыбку. Барри спрашивает себя, беспокоился ли об этом настоящий Оливер; почему-то вдруг он ловит себя на мысли, что пытается повторять его лучше, чем раньше.~~
Теперь, когда он знает правду, силуэт Прометея, вырисовывающийся на фоне аварийного красного света на электростанции, кажется ему еще сильнее похожим на образ из ночных кошмаров. Барри замирает, парализованный ужасом, когда видит его; он не знает, что делать — атаковать? Дать ему уйти? Убежать? Раньше, чем он соображает, Чейз нападает. И Барри оказывается неготовым. Растерянный, он отбивается и блокирует атаку; лук против лука, и Чейз замахивается катаной, заставляя Барри отскочить в сторону в последнюю секунду. Барри пятится, испуганно всматриваясь в черные прорези маски, будто надеясь увидеть его глаза и понять, чего ему ожидать. Он припадает к земле, уклоняясь от рассекающего воздух лезвия, а потом бросается на Чейза, обхватывая его талию, и опрокидывает его на пол. Катана со звоном падает на пол. Чейз переворачивается и подминает его под себя; руки в черных перчатках ложатся на горло Барри. Барри сжимает его запястья, пытаясь оторвать их от себя. — Это хороший трюк, — шепчет Чейз; искаженный голос звучит так неестественно, что заставляет кожу Барри покрыться мурашками. — На секунду ты меня даже увлек... Он сдавливает его горло сильнее; Барри сжимает зубы. — Не обманывайся на мой счет, — продолжает Чейз тихо; из-за нехватки кислорода у Барри в висках стучит, и он едва слышит его. — Не думай, что если мы переспали, то ты получаешь неприкосновенность. В первую очередь я утоляю голод. Борись или я убью тебя. Чейз выдерживает паузу и усмехается. — Мне не пришлось долго учить этому Оливера. Как быстро ты поймешь? Барри отнимает руки от его запястий и два раза сжимает руки в кулак, чтобы активировать скрытое лезвие в тыльной стороне перчаток. Оно маленькое, около пары сантиметров, но этого достаточно, чтобы он замахнулся и всадил лезвие в плечо Чейза, заставляя его отдернуть руки. Не отдышавшись, Барри толкает его в грудь и отползает назад на несколько шагов, держась рукой за горло и кашляя. Чейз замирает, рассматривая его; маска мешает Барри прочесть его лицо. — Хорошо, — шепчет он. — Хороший мальчик. Он тянется за катаной, Барри едва поднимается на подкашивающиеся ноги и отступает. Чейз приближается к нему медленно, плавно рассекая воздух лезвием. — Удиви меня, — бормочет он в экзальтации. — Порази меня. Ты занял место человека, которым я был одержим годами; не подводи его наследие. Покажи, что ты достоин носить его костюм, его имя. Знаешь, как я люблю его имя? Барри останавливается; Чейз наступает на него. Когда он замахивается, катана почти касается кевлара на груди Барри. Барри блокирует движение его руки и бьет его лезвием в плечо, но оно как будто бы сталкивается с преградой и не ранит Чейза; Барри не дает себе времени удивиться: вместо этого он просчитывает другие слабые точки в костюме. И выбирает стык маски и капюшона. Он делает ложный выпад; Чейз блокирует его ведущую, правую, руку, и в этот же момент Барри бьет его локтем в грудь, а затем левой рукой в темноту капюшона. Прометей отшатывается; Чейз зажимает шею рукой, а когда отнимает, рассматривает черную перчатку. Барри растерянно смотрит на лезвие на своей перчатке. Оно покрыто кровью. — Уже лучше, — удовлетворенно произносит Чейз; Барри слышит улыбку в его голосе. Он срывает гранату со своего пояса; Барри кидается к нему, чтобы остановить, но он разбивает ее и исчезает во вспышке света. Когда его глаза снова привыкают к полутьме, Барри оглядывается вокруг и не может поверить в то, что все это на самом деле произошло.~~
На рассвете он добирается до квартиры Чейза; его трясет. Он несколько раз нетерпеливо жмет на кнопку дверного звонка, барабанит пальцами по стене, разворачивается на сто восемьдесят градусов и проходится по коридору; и, услышав щелчок замка, резко кидается обратно. — Ты почти убил меня! — кричит он, со всей силы толкая Чейза к стене и припирая его за грудки футболки. — Сукин сын, ты почти задушил меня! У Чейза на шее белая повязка, закрывающая порез от его лезвия. Барри смотрит в его глаза; они сияют. У него на лице странное выражение удовлетворения и спокойствия, как будто он под наркотиками; он рассматривает лицо Барри медленно, словно видит его впервые, а потом, насколько позволяет хватка Барри, прижимающая его к стене, подается вперед, тянется к его губам. Барри не двигается. Барри знает, что должен отстраниться и удержать дистанцию, но он остается на месте, задерживая дыхание, и чувствует, как все его органы сжимаются, когда Чейз целует его. Он раскрывает губы Барри своим языком, перехватывает его руки за запястья и сжимает, отрывая от своей футболки, а потом разворачивает его так, что это Барри оказывается припертым к стене. Из коридора открытой двери в темную прихожую льется неяркий желтый свет; Чейз целует его челюсть и шею, прижимая его руки к стене; коленом он раздвигает его бедра и прислоняется к нему всем телом; и во всем этом есть что-то извращенно-нежное, словно Чейз бросает ему кость за хорошее поведение. Он знал, когда ехал сюда, что все закончится в его постели, но когда Чейз запускает горячие ладони под его одежду и кладет их на его лопатки, Барри делает вид, что заставляет себя остаться, пусть даже это единственное, чего он на самом деле хотел.~~
— Я думаю, меня зовут Барри, — произносит он. Лицо рыжеволосой девушки мелькает перед его глазами; у нее серьезные глаза и добрая, кроткая улыбка, но отчего-то Барри знает, как она бывает сурова. Он хотел бы помнить ее имя. Голова Чейза лежит на его груди; он как тигр, который наигрался с жертвой и лег на нее, чтобы не дать ей сбежать раньше, чем он проголодается; когда Барри заговаривает, вибрации голоса идут по его груди. Чейз чуть двигает головой; будь бы он настоящим тигром — он бы дернул ухом. — Мне все равно, — отвечает он. — Потому что я не Оливер, а ты одержим им, — произносит Барри. Чейз поднимает голову; его подбородок лежит на груди Барри. Он смотрит на него с прищуром, будто изучает. — Потому что это твоя жизнь, — говорит он. — Твои приключения со школьными приятелями, пикники с соседями и церковь по воскресеньям. Когда ты со мной, меня не волнует твоя жизнь. Только ты. Таков уговор; таков он был и с Оливером. И вообще, — он прищуривается сильнее, — ты хотя бы школу закончил? — Я не помню, — без тени юмора отвечает Барри. — По документам мне чуть больше тридцати, но это возраст Оливера. Мои воспоминания нестабильны. Чейз снова кладет голову на его грудь. Барри гладит его по волосам, будто кота, и касается пальцами шершавой поверхности повязки. — Я бы убил тебя, — произносит Чейз лениво. — Я знаю, — отвечает Барри, глядя в потолок. — Не доверяй мне. Никогда, — Чейз целует его кожу. — Я либо получаю что хочу, либо устраняю все, что мне не нравится. — И что нужно, чтобы тебе понравиться? Чейз, не ожидавший от него этого вопроса, с интересом поднимает голову и смотрит на него. Барри хочется надеяться, что если он будет постоянно удивлять его, то, в конце концов, заманит его в ловушку, где Чейз будет слишком увлечен им, чтобы ранить его серьезно. Предсказуемость убьет его, но, чтобы мыслить как Чейз, ему нужно сойти с ума. Он не знает, сколько шагов ему осталось сделать; его голова кипит. — В тебе что-то есть, — признает Чейз после молчания. — Это мне уже нравится. Его рука касается обнаженного бедра Барри. Барри не сводит с него взгляд; он пытается прочесть его лицо, но как будто бы смотрит в пустую страницу. — Возможно, — добавляет Чейз, забрасывая его ногу на себя, — мне нравится в тебе еще несколько вещей.~~
На третий раз Квентину удается привлечь его внимание — Барри отзывается на свое-не свое имя и делает вид, что он просто задумался, но Дина и Квентин задерживают на нем долгие взгляды, и Барри понимает, что Фелисити говорила с ними о его странном поведении. Но ему плевать. Странно — ему плевать; его шею чуть сводит болью от укусов, но в комплекте с усталостью во всем теле после хорошей и бурной ночи, эта боль наполняет его безразличием ко всему остальному. Он жалеет, что Чейза нет рядом, чтобы они могли обменяться долгими многозначительными взглядами, зная истинную причину по которой Барри не отзывается на свое имя, и потом вместе посмеяться об этом, втайне целуясь и урывая моменты, когда их никто не видит. Ему нравится секретность. Не нравятся взгляды Квентина и Дины — подозрительные, будто он изменился и они больше не могут ему доверять.~~
Воспоминания становятся объемнее и четче в его голове; он вспоминает, как Оливер пил с ним виски в его квартире посреди ночи, забросив обнаженные ноги на второй стул, пока Чейз ходил по кухне без одежды, дразня и завлекая. Он держался свободнее и легче, чем ведет себя с Барри; у Оливера и в самом деле есть что-то такое, что позволяет инстинктам Чейза расслабляться рядом с ним; у Оливера есть что-то, что позволяет им устраивать перемирие у водопоя, не драться и не держаться в напряжении хотя бы какое-то время. Он вспоминает и на контрастах еще острее понимает, что он не Оливер. И он жалеет об этом.~~
Рука Чейза сжимает его горло резко; Барри хватает его запястье и вцепляется в него пальцами, и пальцы Чейза ослабляют хватку, но руку он не отнимает. — Ты не учишься, — спокойно произносит он и наклоняется, чтобы поцеловать выступающую ключицу Барри. — Ты не держишься настороже. — Я думал, в твоей квартире у нас что-то вроде перемирия. Чейз усмехается; волосы падают на его лоб, делают его похожим на сумасшедшего и одержимого, как в кино показывают негодяев, помешавшихся на своей любви — притягательными и опасными. Барри засматривается. — В моей квартире тебе угрожает еще больше опасностей, — отвечает он. — Здесь мне намного проще убить тебя и спрятать тело. Барри жмется к нему, будто котенок; он знает, что Чейза, который ищет опасности, не трогает такое беззащитное поведение, но он не может удержаться от этого, будто от заезженной пластинки, модели, которую он привык использовать и не понимает, что она не работает. Чейз поднимает руку выше по его шее и сжимает его подбородок, чтобы поцеловать. — Лучше не дразни меня, — шепотом произносит он. Барри не отвечает; Барри слишком занят поцелуем и попытками притвориться перед самим собой, что его маневр не шит белыми нитками.~~
Команда холодно замолкает, когда он входит в логово; они в своих костюмах, а значит, что они выходили на улицы без него. Барри испытывает неприязненный укол внутри; никто из них не встречает его взгляд. — У нас есть новости по Прометею? — спрашивает он. Фелисити не оборачивается, но ее плечи напрягаются, как если бы у его вопроса был реальный вес. — Ничего, — сухо отвечает она. — Сразу же дай мне знать, — жестко добавляет Барри; эта жесткость ощущается знакомой, будто он уже привык отдавать приказы. Он думает о том, как на самом деле в нем много от Оливера Куина, которого он даже не знает, просто все это спит глубоко внутри; и, наверное, при сильном желании он смог бы разбудить это и стать им. При очень сильном желании.~~
В мэрии, в пустом коридоре, Чейз, идущий ему навстречу, резко хватает его, притягивает к себе за галстук и целует; Барри ошеломленно замирает, прежде чем отвечает на поцелуй, и его сердце колотится в груди, будто от опасности. Услышав хлопок двери, Чейз отпускает его и уходит, не обернувшись; Барри стоит и смотрит ему вслед, ощущая себя одномерным: он видит переменчивость Чейза, его непостоянство и электрические перепады от психопатии до подобия нежности; и Барри кажется самому себе одномерным, состоящим только из неумения приспосабливаться и наивности; и он чувствует себя ребенком.~~
Он вспоминает так резко, что это практически сгибает его пополам в собственной ванной; он вспоминает удар в солнечное сплетение — такой сильный и реальный, что он даже чувствует боль от него, он вспоминает. Он видит свои сапоги Зеленой Стрелы и штаны, но его куртка расстегнута; он вспоминает, как смотрит, будто в замедленной съемке, на свой костюм и даже вспоминает, как думал о том, что допустил это все и подвел то, кем должен был стать на том острове. Выжил после стольких ядов, чтобы в конечном счете добровольно пустить один из них себе под кожу. Он вспоминает голос Чейза, звучащий будто из-под воды, над его головой: «ты никогда не научишься». Ты прав, думает Барри со слезами от боли — от удара и от осознания, я никогда не научусь.~~
— Он пытался меня бросить, — мурлычет Чейз, — много раз. Он улыбается, но что-то не так; что-то выглядит безжизненным и неестественным во всем том, как он говорит об этом; сколько бы попыток ни сделал Оливер Куин, Барри не сомневается, что эта выглядела как последняя. — Он думает, что может продержаться без меня, — продолжает Чейз. — Поэтому он говорит мне, что все кончено, уходит и возвращается позже. Я ему нужен. Барри качает головой, будто во сне. Чейз останавливает его за подбородок; делает вид, что просто хотел поцеловать и заглянуть в глаза, но на самом деле — Барри учится понимать его — просто злился на его немой ответ. — Кого это теперь волнует? — спрашивает он тихо. — Меня, — отвечает Барри. — Я не Оливер. Чейз применяет свое любимое убеждение — подается вперед и целует его; Барри несколько секунд держит на уме фразу «но я могу им стать» и позволяет ей исчезнуть; и больше он не думает ни о чем.~~
Он теряет границы; они расплываются. — Я сказал оставаться на местах и ждать меня, — жестко произносит он, повышая голос, когда ночью преследует Прометея и знает, что если кто-то из команды пойдет с ним, то для сохранения образа Чейз может серьезно ранить любого из них. Рене раскидывает руки. — Не хочу напрашиваться на благодарность, но в прошлый раз я спас тебе жизнь, спугнув его, — говорит он. Барри наслаждается крепким вкусом командования, когда поворачивает к нему голову и чеканит: — Если ты ставишь под вопрос мой авторитет и не умеешь следовать приказам, тебе не место в этой команде. Дина и Кертис смотрят на него пораженно, но ему плевать; он спрашивает себя, как бы поступил Оливер в его ситуации, и думает, что так же. А то, что команда не узнает его поведение, его не волнует.~~
— Сводки новостей и комментарии репортеров, — говорит Тея, кладя бумаги перед ним. Барри, не поднимая головы, берет папку и выбрасывает ее в стоящее рядом мусорное ведро. Тея изумленно смотрит на него; видя, что она все еще стоит перед его столом, Барри поднимает взгляд: — Больше не трать мое время этим. Она не знает, что ответить.~~
— Есть минутка? — спрашивает Квентин в ланч, заглядывая в его кабинет. — Ты видел Чейза? — спрашивает Барри сухо. Квентин выглядит сбитым с толку: — Да, он у себя. — Пригласи его, — отвечает Барри и разворачивается в своем крутящемся кресле так, что спинка закрывает его от Квентина. — И закрой дверь, когда будешь уходить.~~
— Я думаю, ты прав, — говорит Барри, глядя на него; он все просчитал и знает, что теперь ему делать, чтобы заставить Чейза заинтересоваться им. — Никого не волнует, что Оливер на самом деле думал о ваших отношениях. Потому что я не он и я справлюсь без тебя. Чейз склоняет голову. Барри изучает его лицо взглядом; он испытывает садистское удовольствие от своей жестокости; наконец он ведет себя так, как вел бы настоящий лидер, настоящий мэр и настоящий Зеленая Стрела; как вел бы себя настоящий Оливер. — Больше ничего не будет, — добавляет он. — Я ставлю точку. Свободен. Он отворачивается, показывая, что разговор окончен, но краем глаза следит за тем, как Чейз поднимается с краешка его стола и чопорно одергивает свой пиджак. — Жаль, — произносит он и уходит. Сердце Барри переполнено радостью, которую он даже не может в полной мере осознать; он лишь понимает, что сделал что-то правильное.~~
Пинком Чейз переворачивает его на спину и поднимает, сжимая лацканы куртки в своей руке; в момент, когда он бьет его кулаком в лицо, Барри видит вспышку искр перед глазами; он даже не думал, что можно бить с такой силой. — Твои попытки быть похожим на него смехотворны и жалки, — произносит Чейз с ядовитым спокойствием. Он чуть задыхается после боя, но, несмотря на это, бьет снова. Голова Барри мотается, будто у тряпичной куклы. — У него внутри была ярость, которую ты никогда не постигнешь и никогда не повторишь, — продолжает Чейз и бьет снова. Барри хрипит; кровь мешает ему дышать, заливает рот и нос; он пытается повернуть голову, чтобы сплюнуть ее, но не чувствует движения своих мышц — все его тело в агонии из-за боли. — Ты ребенок и никогда не повзрослеешь, — Чейз бьет его снова и бросает на землю. — Из тебя это не выбить, — он зло пинает Барри по бедру и отступает на шаг назад. — Ты недостоин этого костюма и его наследия. Ты не понимаешь философию, которую олицетворяешь. Барри отключается и возвращается в сознание снова; он не знает, как и когда Чейз исчез и почему оставил его в живых. В какой-то момент команда находит его, но он даже не слышит, что они говорят.~~
Через три дня Чейз появляется на пороге его квартиры посреди ночи; это первая ночь, которую Барри проводит в своей квартире: одну ночь он провел в госпитале, потом Фелисити забрала его, чтобы якобы продолжить лечение дома, но на самом деле убрать его подальше от любопытных глаз и спрятать в логове. Чейз рассматривает его лицо; Барри ищет в его взгляде хотя бы намек на сожаление. Чейз делает шаг к нему, переступая порог, кладет руки на его затылок, опасаясь дотрагиваться до лица, и бережно целует его в лоб, замирая губами на его коже. Барри не двигается; он чувствует себя будто в лихорадке.~~
Без слов Чейз остается с ним. Он не оправдывается, не извиняется, ничего не спрашивает и не говорит; он избегает дотрагиваться до его лица, словно не хочет причинять лишнюю боль, но почти не сводит с него взгляд. Барри мерещится нежность в каждом его жесте; он не знает, так ли это или он убеждает себя, потому что хочет; но Чейз касается губами его плеча, когда они лежат в постели, и Барри принимает это за ответ, пусть даже не знает, за который.~~
— Я больше не знаю, кто я, — шепотом говорит он с закрытыми глазами. Рука Чейза лежит на его груди; Чейз поглаживает его кожу кончиками пальцев. И это, уверяет себя Барри, нежность. Он перемещает руку чуть выше, дотрагиваясь пальцами до линии его челюсти; двигается дальше и касается пальцами уха Барри; он гладит его по волосам над ухом, будто чешет кота. Барри чувствует себя уставшим, выгоревшим и запутавшимся; как если бы воспоминания Барри и воспоминания Оливера обмотались канатами вокруг него и тянули концы в разные стороны, сдавливая его в коконе. — Есть только один способ выяснить, — отвечает ему Чейз тихо.~~
Барри щурится от солнца, сидя на своем мотоцикле на подъездной дорожке Старлабс; в Централ-Сити удивительно приятная погода — не сравнится с хмурым Стар-Сити. И странно, но солнце заставляет его ощущать себя как под микроскопом, под прожектором, открытым для удара; он неуютно передергивает плечами и поднимается, когда из дверей выходит мужчина в толстовке и вопросительно смотрит на него. Барри не может заставить себя заговорить; он смотрит в голубые глаза незнакомца и ищет в них что-то знакомое. И не находит. И спрашивает себя, что видит незнакомец в его глазах. И не знает. — Привет, — хрипло произносит он наконец, не двигаясь с места. — Не сочти за сумасшедшего, но, мне кажется, я живу твоей жизнью. Незнакомец поджимает губы и смотрит куда-то поверх его головы; у него такой взгляд, словно его худшие подозрения подтвердились. — Я знаю, — отвечает он наконец и смотрит Барри в глаза. — Меня зовут Оливер, да? Барри не чувствует движение своей головы, когда кивает; она мотается, будто у игрушки на приборной панели автомобиля. Но он понимает, что не сошел с ума, и это осознание снимает гору с его плеч.~~
— Почему ты никогда не рассказывал мне о Чейзе? — спрашивает Барри, когда они сидят в кафе после сумасшедших дней разборок, тестов и новостей о приближающемся конце мира от божества из космоса; и Оливер наконец Оливер, одетый в свою куртку, спокойный, уверенный в себе и немножко — самую малость — жестокий; и Чейз был прав, его ярость ощущается даже когда он разрывает пакетик с сахаром над чашкой кофе. Оливер опускает глаза. — Как бы я объяснил? — спрашивает он; его голос звучит так, будто он защищается. — Я никогда не должен был поддаваться. Барри кусает губу. Оливер смотрит на него. — Ты тоже поддался, — произносит он. Барри молча кивает: — Я не смог уйти. Оливер помешивает сахар, не глядя на него. Барри видит у него следы их нездоровых с Чейзом отношений; глубоко прорезанных, будто удары плетью. Может, это и объединило их — Оливер искал способ наказать себя, а Чейзу нравится играть роль меча в руке Фемиды. — Он это умеет, — добавляет Оливер после короткого молчания. Барри понимает, о чем он говорит.~~
Ночью Барри стоит в знакомом пустом коридоре и божится себе, что это последний раз и больше не повторится — особенно теперь, когда они вернули все на свои места и эти отношения больше не его проблема. Он настойчиво звонит в дверь два, три, четыре раза; он слышит шаги по ту сторону, щелчок замка и лязг дверной ручки; Чейз смотрит на него так, будто видит впервые. — Все на своих местах, — говорит Барри; Чейз моргает. — Теперь я знаю, кто я. Оливер снова Оливер. Все как и должно быть. Чейз ничего не отвечает. Барри разворачивается на месте, чтобы уйти, но делает всего один шаг. — И это все? — хрипло останавливает его Чейз. — Больше ничего не скажешь? — Барри оборачивается. — Ну же. Скажи, что ты ненавидишь меня, что я сломал тебя на части, что ты бы хотел стереть меня из памяти и никогда не встречать; что я психопат и ублюдок, больной и помешанный, а ты можешь легко заменить меня кем угодно. Скажи мне все то же, что говорил Оливер. Барри облизывает сухие губы: — Я не он. Чейз смотрит на него. Чейз делает два шага ему навстречу, обхватывает его лицо ладонями и притягивает к себе для поцелуя; Барри тянется к нему — не только физически; он осознает, но слишком поздно, чтобы это что-то изменило; и в худшем сценарии это обмотает его точно такими же канатами, как от воспоминаний, и будет тянуть в разные стороны: ему нельзя любить кого-то, вроде Чейза, это несовместимо с жизнью. Он отвечает на поцелуй; Чейз целует его так, будто разрывается между агрессией и чем-то, что Барри зовет нежностью про себя, как бы он ни боялся этого слова; Чейз целует его так, будто Барри уже начал исчезать из его памяти. Чейз целует его так, будто наконец начал проводить разделительную черту между ним и Оливером. — Если что, ты знаешь, где меня найти, — произносит он, отстраняясь; и это Чейз, которого Барри привык видеть. Без нежности. Игрок. Охотник. — Но если я в тебе не ошибаюсь, ты никогда не станешь меня искать. — Не буду лгать, — отвечает Барри и отворачивается, вызывая лифт. — Не умеешь, — улыбается Чейз одним уголком, прислоняясь к косяку двери. Лифт приезжает. Он дотрагивается до своей шеи, потирает ее ладонью, будто ожидает ощутить на ней знакомую крепкую хватку цепких пальцев; и тогда у него была бы резонная причина остаться — иллюзия, что он может уйти, которая на самом деле стоила бы ему жизни, сделай он неверный шаг. И к этому невозможно привыкнуть. И он знает, что у Оливера тоже не получилось. — Не умею, — тихо соглашается Барри и позволяет дверям лифта закрыться перед его носом.