И открыла мертвые глаза свои

Я пришел в пустоту твоего дома и расставил свечи. Ты смотришь на меня, не открывая глаз. Ветер носится под крышей и срывает паутину. Я сажусь в старое кресло и проваливаюсь в облако пыли. Скрип-скрип. Я знаю, что тебя здесь нет. Я знаю, что ты здесь. Скрип-скрип. Кто так неаккуратно ступает по половицам? Скрип-скрип. Тишина. Облако пыли оседает. Я сижу, серый и безмолвный. Внутри меня – пыль. Мои мысли свисают тонкими паутинками и колышутся на ветру. Это ветер? Это твое дыхание? Скрип-скрип, щелк. Я дотрагиваюсь до своей груди, чтобы проверить, бьется ли сердце. Чье-то сердце здесь не бьется. Мое, твое? Скрип-скрип, щелк. Хрусть! Топ-топ-топ. Что-то в нагрудном кармане. Что? Пыльные холодные пальцы вытаскивают и тут же роняют что-то на пол. Пол. Я обретаю себя в пространстве. Пыльный пол. Мои следы, ведущие к креслу. Я нагибаюсь. Вот он, мелок! Сердце начинает биться часто-часто. Теперь мне не нужно дотрагиваться до груди, чтобы понять, чье сердце колотится, как будто взбесилось. Кажется, что вместе с ним пульсирует весь дом. Я сжимаю мелок в руке, но не спешу снова выпрямиться в кресле. Боковым зрением оглядываю стены. Неужели опоздал? Подпустил слишком близко? Нет, это пляшущий огонь заставляет тени на стенах кривляться и извиваться. Скрип-скрип. Топ-топ. Но они близко. Свечи ли это играют с тенями, или я правда вижу на твоем лице ухмылку, когда окружаю себя белой линией? Кресло тоже осталось в моем островке. Одна свеча – на спинку, две – на подлокотники. Топ-топ. Топ-топ. Что же еще? Я ощупываю карманы плаща. Вот он! Мой револьвер с серебряными пулями. Говорят, не помогает, но… Во втором кармане – простая книга в потрепанном кожаном переплете. Хрусть! - Ну что, красавица, приступим? Я так бесцеремонно нарушаю тишину твоего мрачного храма. Вдох, выдох, вдох. Мое дыхание. Я открываю книгу. Хрусть – сухой переплет сгибается под пальцами. Хрусть – кричат ножки кресла, когда я снова опускаюсь в него. Хрусть – кто-то приближается. Свеча слева, свеча справа, свеча сверху. Револьвер на коленях. Многие скажут, не с моего языка слетать святым словам. Пускай те смельчаки займут мое место. Сколько вернулось из тех, кто уходил? На рассвете вы находили тело у ворот. Вы вытаскивали книгу из рук, вы сжигали тело. Вдох, выдох, вдох. Пропускаю через свои легкие пыль. Пускай осядет. Она больше не спутает мои мысли. Я начинаю читать. Ветер обретает голос. Тени на стенах обретают силуэты. Твое прекрасное белое лицо сводит судорога. Хрусть, хрусть, хрясть, топ-топ-топ. Я продолжаю читать. Ветер становится стоном. Тени выползают из стен. Они пришли. Их уродство так же притягательно, как и твоя красота. Быть может, твоя красота той же природы? Та же бледная кожа. Те же черные волосы. Твои – ровно лежат на подушке. Их – торчат гребешком, свисают вдоль изломанных непропорциональных туловищ, шевелятся от ветра. От ветра ли?.. Я читаю. Я с трудом выговариваю слова. Кто-то знает их наизусть. Нет времени смотреть по сторонам, но я не могу удержаться. Я поднимаю глаза. Ты смотришь в упор. Ты улыбаешься. Я замолкаю. Моя ошибка. Твари бросаются на меня, но налетают на невидимую стену. Они бьются и бьются об нее, но моя защита крепка. Они кричат и носятся по комнате, задувая свечи. Мои свечи в кругу защищены. Ты дышишь и не дышишь. Твое не-дыхание порождает ветер. Ветер гоняет сорванную паутину. Ветер поднимает осевшую пыль. Я открываю рот, но тут же захожусь в сухом, бесконечном кашле. Пыли все равно. Мел не спасает от пыли. Мел и сам – белая пыль. - Вон! – шепчу я, сжимая книгу. - Вон! Я заставляю себя опустить голову и сфокусировать слезящиеся глаза на буквах. Я читаю. Пыль бушует за пределами круга и лежит бездвижно внутри. Ты кричишь. Ты воздеваешь руки к потолку. Ты пляшешь вместе со стонущим ветром. Ты пляшешь вместе с белесыми тварями. Ты бьешься о невидимую стену. Ты царапаешь ее… ногтями? Когтями? Ты заходишь мне за спину. Настает мертвая тишина. Ты хочешь, чтобы я обернулся. Нет, красавица. Нет. Я читаю. Тишина затягивается. Нет. Твой вопль разрывает воздух. Твари валятся на пол, зажимая костлявыми руками уши. Мне кажется, я оглох. Я не слышу своего голоса. Я прикасаюсь к губам – они шевелятся, произнося слова. Постепенно я вновь обретаю слух. Стоны, крики. Шорохи, шепоты. Скрежет и топот. Тишина. Я читаю. Ты стоишь передо мной молча. Ты смотришь. Ты думаешь. Что ты задумала? Твари распластались по стенам, слившись с тенями. Мне осталось так немного. Мои пальцы раньше никогда не дрожали. Последние строки! Ты произносишь слово. Одно слово. Одно имя. Книга выпадает у меня из рук, потому что мои руки крепко сжаты. Свечи падают с кресла и захлебываются в воске. Я окружен гнилым воздухом, который бьется о стены моего убежища. Это больше не кресло. Кого ты вызвала, ведьма?! Нечто обвивает меня, нечто холодное и гнилое, оно душит меня, оно шепчет мне на ухо: «Смерть». Оно шепчет: «Страх». Я покрываюсь холодным потом. Ведьма хохочет, как она хохочет! Твари пляшут вокруг меня. Я хочу обернуться, чтобы заглянуть главной твари в глаза. Я поворачиваю голову. Мои ребра хрустят. Тварь тоже поворачивается, и вот я лицом к лицу с ней. Тварь, о нет, бог всех тварей, создатель всех чудищ, отец всех ведьм! В мои ноздри ударяет отвратительный запах. Гниль, тлен, смерть! Я вижу острые черные зубы в два ряда. Боль, страх, кровь! Под его зеленоватой кожей я вижу лица, искаженные ужасом. Я наполняюсь ужасом. Я забываю лицо своего отца. Нет! Нет! Нет… Я вижу, что у твари нет глаз. Я вижу, что на моем колене до сих пор балансирует револьвер. Твари и ведьма пляшут и хохочут, радуясь моему концу и восхваляя свое божество. Смейтесь! Смейтесь! Пляшите! Я выворачиваю руку и, кажется, ломаю ее. Я кричу. Я кричу! Я хватаю револьвер рукой, в которой поселился весь жар ада, и стреляю твари прямо в безглазую голову. Хватка ее слабеет, пока я выпускаю одну пулю за другой. Всего шесть серебряных пуль. За своими воплями и хохотом твари не слышат звуков выстрела и продолжают плясать. Смейтесь! Пляшите! Бог всех тварей слабее держит меня, но это не конец. Они были правы – пули не помогают. Они могут только оттянуть конец. Я разозлил тварь, скоро она придет в себя. Но это не важно. Во мне больше нет страха. Я помню лицо своего отца. Я закрываю глаза. Он улыбается мне. Он держит в руках маленькую книгу в черной обложке. Я из тех, кто помнит слова, ведьма. Последние строки слетают с моих губ так естественно, как будто я никогда не отказывался от них. Как будто я не жил все эти годы, забыв о своем прошлом. Я открываю глаза. Первые лучи солнца освещают разбросанные свечи и пепел, покрывающий пол. Я лежу в огромной куче черного пепла, смешанного с белой пылью. От нее все еще несет гнилью. Я встаю, кашляю, провожу рукой по полу. Пуля, вторая, третья. Всего шесть. Оплавились и почернели. Маленькая книга в кожаной обложке. Тот, кем я был, тоже остался пеплом на полу. Я зажимаю книгу здоровой рукой и покидаю это место.