horns are not a hindrance for nimbus

***

      закат — не кино, его надо смотреть с кем-то близким. нельзя сидеть рядом с человеком абсолютно чужим и любоваться яркими полосами, словно кровью размазанными.       хотя нет, все в этом мире можно, но только чувства будут совсем не те.       ведь если плечо к плечу с тем, в чьи волосы хочет зарыться носом и держаться мизинцем за мизинец, — одно, а если с тем, с кем просто «по приколу», — это другое.       в первом случае тебя будет выворачивать от счастья, которое ключом бьет изнутри, потому что ты смотришь на самое красивое явление в этом гадком мире с тем, кто тебя в нем не топит, наоборот, вытаскивает на поверхность.       а во втором тебя будет выворачивать от отвращения и к закату, который в мгновение из такого ласкающего взор своим пламенем ясным превратится в самую грязную, блевотного оттенка кровь, вылившуюся из трупа.       Илье не привыкать к одиночеству, ведь его рука в ладони Кутепова уже что-то такое привычное, будто одно уже вросло в другое. звучит страшно, но по мнению Ильи это чудо, самое настоящее.       наверное, если бы можно было из какого-то слова создать себе человека, отражением слова чтоб он стал, то Кутепов стопроцентно выбрал бы холодное одиночество, напоминающее его самого.       но Илья уже олицетворение всего дьявольского.       Кутепов совсем перестал стесняться своей обольстительно демонической улыбки, на которую невозможно смотреть, — окаменеешь. и прятать ее тоже больше нет смысла, а зачем скрывать то, что рвется наружу?       Илья вообще не желал никогда что-то скрывать. он ненавидел ложь, что вроде как-то и не по-дьявольски совсем. Кутепов плевался истиной, словно захлебнувшийся водой., а еще у него чутье на предателей, нюх получше чем у Жана-Батиста Гренуя.       у него вообще еще много всего нечеловеческого и прекрасного.       например, Рома Зобнин.       что-то воздушное и не имеющее границ доброты на фоне самого Ильи, да?       если бы каждый человек на этой планете являлся олицетворением какого-то слова, то у Ромы было бы что-то похожее на плесень.       почему?       а потому что-то кто-то плесень деликатесом считает, а кто-то паразитом.       вот и Зобнин такой же, неоднозначный.       если Илье дать в руки нож, то он пойдет и перережет горло небу, а если Роману, то — Кутепову.       плесень мягкая и пушистая, она похожа на эти белогривые лошадки, прислужников солнца.       так что вот и облачко станет убийцей, зальет все небо несчастным алым.       Гренуя никогда не подводило его обоняние, а вот Кутепова чутье подвело и предателя в Зобнине он не разглядел.       это было на закате.       близилась ещё одна бессонная ночь, но перед ней Илья должен был вонзить катану в горло небу.       небосвод пал, кровью размазанный, а красная жидкость, вытекающая розовыми перистыми струйками, заполняла собой старые коммуналки. трахея была катаной раскрыта как двери, и фонтанчик бил неустанно.       Илья выполнил свою часть сделки непонятно с кем, и с демонически чистой душой отправился любоваться догорающим вдали кровавым клочком неба, из которого струйками выливалась жидкость, отдающая железом.       Кутепову хотелось разделить этот закат, такой интимный отчего-то со своим самым близким одиночеством, а не с Ромой Зобниным, появившимся буквально из ниоткуда.       он опустился на колени рядом с Ильей, и закатное солнце лучами светило в его спину. на мгновение Кутепов даже спутал отражение с нимбом, но потом вспомнил, что это лишь блики от рожек.       окровавленный кинжал мирно лежал рядом с по-дьявольски спокойным Ильей, наблюдающим за своим погибающим детищем., а Рома сидел смирно рядом, но это не с ним Кутепову закат похоронить хотелось, а со своим печальным одиночеством.       небо видело все, проживало дни каждую минуту в ускоренном режиме, а теперь на глазах Ромы и Ильи отправилось к архангелам.       Зобнин Илье не нравился, вот совсем. его ангельский вид заставлял засовывать два пальца в рот, ведь это нормальная реакция для олицетворяющего все дьявольское Кутепова?       но что-то к Роме тянуло сильно, будто связь небесная между ними существовала.       а она и впрямь существовала.       демоны знают больше, чем нужно.       вот и Кутепов сразу заметил рога, а потом только нимб в взъерошенных волосах Ромы, но все равно ему хотелось погладить и рожки, и полукруг светящийся на пальце покрутить отчего-то.       — ты зарезал его, — ласковым шепотом произнес Рома и не по-ангельски восхищенно взглянул на Илью, — убил.       — я делаю это каждый вечер.       — ты сделал это на моих глазах, — Роман положил руку на плечо Илье.       — я хотел тебе показать, что красота — дьявольская. это не божественное виденье, посланное Богом, а действо, которое приходится совершать нам, — Илья помедлил, облизнул губы и поднял глаза на Рому, — таким как ты и я.       — но я же… — Рома потянулся к голове, чтобы коснуться нимба, но рука уперлась в два блестящих рога, которые больше не освещались блеском кольца, — это невозможно.       — рога нимбу не помеха, — Илья привстал с насиженного места и холодным прикосновением коснулся пальцев Зобнина, направляя его руку к светящемуся кольцу, которое чуть сжалось, но никуда не исчезло.